Быль о сказочном звере - Логинов Святослав Владимирович - Страница 4

• Предыдущая
• 4/6
• Следующая

Христиане умилялись и жертвовали на построение общины и грядущий золотой век. Но чаще просто откровенно глазели, изумляясь величине чудовища, непомерной его силе, волнам грязной шерсти, таранящему рогу и удивительным копытам – не лошадиным и не двойным, как у коровы, а построенным из окостеневших пальцев, плотно прижатых друг к другу.

На ристалище перед графской цитаделью под медный звон горна бились на турнирах рыцари, воинской доблестью прославляя сошедший вечный мир. Мессир Раон налетал молнией, с протяжным треском расщеплялись копья, и соперник громко падал на утоптанный круг. Барон Людвиг дважды выезжал преломить копьё со знатными из дома Брюшей, но с самим графом не встретился, опасаясь за лета свои и сказав, что мирная клятва не допускает поднять хотя бы и лёгкое копьё против друга.

Вырвав на состязании рыцарский приз, граф де Брюш, как и полагается, поднёс его даме, но не графине и не иссохшей супруге барона, а грозной наезднице, покорительнице божьего знамения. Впервые потомок де Брюшей подъехал к единорогу без шлема и прямо взглянул в лицо Марии. Удивлённо пожевал породистыми губами и не выдержал, сказал:

– Как странно, издали ты гораздо красивее. Подумать только, у тебя обветренное лицо и цыпки на руках. Ты ничем не отличаешься от обычной деревенской девки…

– Я и есть деревенская, – сказала Мария.

– Так не должно быть! – твёрдо произнёс граф и, не добавив более ничего, ускакал.

В тот же вечер Марии было поднесено белое шёлковое платье, в котором она отныне показывалась перед народом, парчовые туфли с изогнутыми длинными носками и золотой, сияющий камнями драконьей крови гребень, чтобы девушка скрепляла им волосы и не носила крестьянского чепца, повергающего простолюдинов во вредный соблазн. Издали Мария стала походить на знатную даму.

Единорог же нимало не изменился. В присутствии Марии он был кроток и смирён, оставленный один, послушно ожидал её, но никого более не признавал. Он не нападал, но в его ворчании слышалось нечто такое, что отбивало даже у самых отчаянных охоту приближаться к зверю вплотную.

В замке барона и в городе намечались те же празднества, что и у графа. Де Брюш, собираясь в дорогу, брал с собой лучших лошадей и полную повозку хрупких турнирных копий. Предстояли охоты, балы, пиры. Готовились молебны. Отец Антоний собирался даже ехать вперёд, готовить торжественную встречу, но потом передумал и остался подле Марии.

В среду во второй половине дня государи со свитами, сопровождая святую девственницу, прибыли в замок Оттенбург.

– Так что же ты можешь сказать нового?

– Новостей немало, ваша светлость. Мы славно потрудились у де Брюша. Армия полностью развалена и воевать не сможет. Народ говорит только о мире, так что графа можно брать голыми руками. К несчастью теперь девственница прибыла к нам и, значит, уже начала свою разрушительную работу.

– А ты спокойно смотришь на это?

– Ваша светлость, девица на редкость строптива, она вбила себе в голову, что ей поручена божественная миссия. Она отказала своему жениху и теперь собирается в мирный крестовый поход по всем королевствам империи. Она соглашается со мной во всём, кроме самого главного. Да, говорит она, было бы замечательно, если бы обе области управлялись одним владыкой, в том был бы лучший залог благополучия и процветания, но стоит мне заикнуться, что объединения можно добиться и силой, как девица становится похожей на своё чудище, упирается и ничего больше не желает слушать. Здесь-то и скрыта главная трудность, потому что никто кроме девственницы, не сможет повернуть единорога в угодную нам сторону…

– Чёрт побери, кто бы мог предполагать, что в навозном Эльбахе хотя бы одна девка умудрится сохранить невинность до пятнадцати лет! И кстати, любезный, если всё упирается только в строптивость Марии, то неужели её нельзя заменить? Или во всей стране невозможно больше сыскать ни одной девственницы?

– Ваша светлость, это уже предусмотрено мной. Ещё прежде вашего прибытия, в замок доставлена некая благонравная девица, юная и привлекательная, хорошего рода. Вчера она была допрошена матронами из знатных семейств и осмотрена в их присутствии повивальными бабками. Невинность и добропорядочное поведение девицы твёрдо установлены, и следует полагать, что единорог будет её слушать. Сама же она выказала полную покорность и согласие следовать по указанному вашей светлостью пути.

– Тогда, за чем же дело?

– Всё не так просто, ваша светлость. Марию знают в народе, внезапная замена святой вызовет нежелательные толки. Следовало бы сделать так, чтобы само знамение господне – единорог указал верующим истинный путь. И мне кажется, я знаю, как этого добиться…

После ужина двое пажей привели Марию в отведённые ей покои, поставили подсвечники на стол, пожелали спокойной ночи, поклонились и исчезли.

Мария вздохнула с облегчением. Она никак не могла привыкнуть к суматошной сверкающей жизни, обрушившейся на неё. Хотелось домой, к матери, к маленьким братьям и сёстрам, посмотреть на новый дом, заложенный на пепелище. Жаль было родных полей, речки, на несчастье своё оказавшейся пограничной. Жаль и Генриха, с покорной обречённостью принявшего её отказ. Генрих ничего не сказал, только чаще обычного шмыгал носом. Мария боялась разговора с бывшим женихом и потому испытала двойное облегчение – от того, что Генрих ни в чём не упрекнул её, и от того, что не придётся осенью выходить замуж за этого человека. И всё-таки Генриха было тоже жаль.

Но так было надо. Поняв тяжесть ответственности перед измученным войной народом, Мария со всей серьёзностью старшей дочери взвалила на себя этот крест и собиралась нести его до конца. Только вечерами, оставшись одна, она позволяла себе расслабиться.

Мария вытащила из волос гребень, поднесла его к свету и ещё раз с детской радостью полюбовалась игрой самоцветов, отражающих дрожащее пламя свечей. Потом, фукнув несколько раз, одну за другой погасила все свечи. Раздеваться в такой большой комнате при свете было стыдно. Мария на ощупь откинула полог, сунула золотой гребень под подушку. И в этот миг её крепко схватили сзади, плотно зажав рот и не давая вырваться.

• Предыдущая
• 4/6
• Следующая