Заговор небес - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 20
- Предыдущая
- 20/80
- Следующая
Маша одной из первых на аэродроме купила свой собственный парашют – новенький ПО-17, сделанный на Щелковской парашютной фабрике. Новейшая разработка отечественной промышленности, «купол два в одном»: и основной, и запаска находятся на спине, в одном ранце. Это не то что казенные «мешки» с запаской на пузе. Маша придумала называть запаску старой модели «беременной», и словечко на аэродроме мгновенно прижилось.
Свою собственность, парашют, получивший слегка двусмысленное имя Пострел, Мэри берегла, как золотой слиток. Даже в изрядном подпитии и растрепэ она держала ненаглядный Пострел под рукой и нежно поглаживала прочную ткань ранца.
Машины недруги осуждающе говорили: «Она парашют больше сына любит».
Сама же Маша говорила, что она любит их – одинаково.
И еще Мария любит выпить.
…Машин тайный поклонник Гоша восхищенно наблюдает за тем, как лихо, без всяких тостов, она опрокидывает очередной стопарь, и замечает:
– К прыжкам завтра не встанешь…
На Гошу не цыкнешь – он далеко не перворазник, двести прыжков за плечами. Мэри только передергивает плечами:
– Ну и не встану. Что с того. Больше денег останется…
Маша очень переживает из-за того, что прыжки теперь платные. Даже не оттого, что денег жалко, – «капуста» у нее водится, хотя никто не знает, откуда. Ей просто грустно, что разрушена парашютная тусовка. Что они теперь – не одна большая семья, живущая под строгим оком инструктора. А каждый, как и принято при наступающем капитализме, сам по себе. Накопил денег – прыгаешь. Не накопил – смотришь с земли. И спорт как таковой теперь никому не нужен. Вон она, Маша, – кандидат в мастера спорта. Ну и что с того? Платит за прыжки, как все. А замаячили соревнования в Румынии – пожалуйста, можно поехать. Только за свой счет. Глупость какая-то… Черти бы взяли эту перестройку!
Гоша внимательно наблюдает за Марией. Он понимает ее. И жалеет – сам застал кусочек старых времен. А еще ему не нравится то, что она стала много пить. Он осторожно вынимает из Машиных рук пустой стакан:
– Машутик, пошли пройдемся!
Она вяло возражает:
– Сдурел? Холодина на улице.
– Зато красиво. Звезды. Я тебе свою куртку дам.
Гоша – счастливый обладатель настоящей летной куртки – теплой и стильной.
– А сам в чем пойдешь? – не забывает о хорошем тоне Маша.
– Ватник вон у Макса возьму.
Гоша незаметно подмигивает Максу. Тот с готовностью жертвует одежкой. Для Машки – не жалко.
– Только до утра не шляйтесь! – предупреждает Макс. – А то мы спать ложимся.
– Да уж, вы ляжете. Водки еще полно, – фыркает Мария.
Она забирается в Гошину летную куртку и решительным – без всяких покачиваний! – шагом направляется к выходу.
– Опять кочегар бастует, – вздохнула Катя, безуспешно пытаясь поплотней закутаться в тонкое казенное одеяло. – Вообще не топит, паразит…
В комнате холодно, в незаклеенное окно бьется холодный февральский ветер, стекла изрисованы морозным узором. Из угла комнаты подглядывает красный глаз обогревателя, включенного на полную мощность.
Валя, которая выпросилась спать на нижней кровати, поближе к спасительному камину, замечает:
– Тут тоже дубак. Все тепло на второй этаж ушло.
– Так давай махнемся! – Катя с радостью бы спустилась со своей верхней кровати.
Но Валя не отвечает: лезть на второй этаж ей не хочется. Она долго возится с одеялом, укрывается так, чтобы не осталось ни одной щелки, – но толку мало.
– Хоть вставай и иди водку пить!
– Думаешь, еще пьют? Время – полпервого.
– В казарме – до утра пьют, а то сама не знаешь.
Катя минуту раздумывает:
– Не. Не хочу. Вставать лень.
– И я не хочу, – соглашается Валя. И добавляет: – Но кочегар – скотина. Совсем не работает… Дегенерат… Кстати, говорят, он Бурана зажарил и съел.
Бурана, пса, прикормленного на аэродромной кухне, любили все.
– Да брось ты, – ужасается Катя.
– А ты его видела? Нет Бурана. Я в прошлые выходные его искала, хотела колбасу порченую отдать.
– Фу, Валька, прекрати!
– Мне в столовке сказали! Одна шкура, говорят, осталась.
Катя вздыхает. От Валентины – чего только не услышишь.
– Слушай, может, в парашют замотаться? – меняет тему Катя. – Он воздух не пропускает, сразу согреемся.
– Ну да, а завтра – укладывать.
– Подумаешь, десять минут!
– Нет, тогда на первый взлет не успеем. Давай лучше чайку горячего… Все равно не спится.
Обстоятельная Валя всегда привозит с собой хозяйственные причиндалы. Кипятильник в кожаном чехольчике, чай в банке. Даже ложечки с собой таскает, чтобы не клянчить в столовке. А воду она запасла еще с вечера.
– Катрин, ты про сахар не забыла?
Катя не забыла и про банку дефицитных шпрот, и про хлеб. А сахару дома не оказалось. Думала купить по дороге, но тогда бы она опоздала на электричку…
– С вами все ясно, – вздыхает Валюха. – Придется с вареньем.
– А откуда варенье?
– Из банки, вестимо. Помнишь, я осенью в малинник ходила?
– Мы ж всю малину тогда в электричке слопали!
– Что дала – то и слопали, – высокомерно замечает Валя. – А три кэгэ я до Москвы довезла. И варила весь вечер.
– А результат – тот же. Все равно я все съем! – Катя радостно спрыгивает с верхней кровати.
– Да тише ты! Пыль подымаешь! – Валя всем телом наклоняется над стаканами с водой.
– Фу, зануда. Откуда тут пыль?
– С одеял. В них, небось, еще и блохи живут. За что только деньги платим… Гостиница называется…
Катя сомневается в том, что в одеялах живут блохи. Но в спор не вступает. Пусть Валентина поворчит, ей не жалко.
Над стаканами с чаем поднимаются клубы аппетитного пара. Катя вдыхает запах – Валя всегда добавляет в заварку какие-то травы, отчего чай получается особенно вкусным – и вкрадчиво предлагает:
– Ну что, где варенье? Давай я банку открою!
– Уж Герман бли-изится, а по-олночи все нет! – распевает во весь голос Настя.
Ей скучно. Она за рулем уже больше часа. Дорога отвратная, гололед да ямы, особо не разгонишься. Радио уже не ловится, а останавливаться и доставать кассеты ей не хочется. Несколько раз она пыталась залезть в бардачок на ходу – но машина тут же начинала вилять по скользкой дороге, и Настя прекращала попытки.
Она получила права всего неделю назад. Ее личный пробег составлял триста километров. Зато у машины – тысяч четыреста, не меньше, судя по тому, как вяло автомобиль бежит по ночному шоссе. Канареечного «жигуленка» тринадцатой модели Настя приобрела за астрономическую сумму в двести американских долларов. Баксы покупала у барыги в подворотне, дрожа от страха, что налетит какой-нибудь КГБ. Но что поделаешь, хозяин этого горе-Росинанта уезжал на ПМЖ в Штаты и требовал именно доллары. Зато – что сейчас будет на аэродроме! Народ прибалдеет! Побыстрей бы доехать. Настя поджала газу – Росинант взревел и боком заскользил по мерзлому шоссе. Она в сердцах стукнула по рулевой колонке:
– Прямо езжай, говорю.
Крутанула, как учили в автошколе, рулем в сторону заноса. Машина послушно выровнялась – то ли от грозных слов, то ли в самом деле от ее рулежки. Вот наконец поворот к аэродрому. Издалека сияет огнями гаишный пост. На дороге – пустота, значит, от ментов не отвертеться. Обязательно остановят. Настя быстро прокрутила в уме: моргалка, ручник, потом отстегнуть ремень… О черт, она же не пристегнута! Забыла, совсем забыла… Успею? Нет, уже нет. Вот он, гаишничек, бежит к ней с полосатой палкой наперевес.
Гаишник начинает общение неформально:
– Куда едем так поздно?
Настя пожимает плечами:
– На аэродром, вестимо. Куда же еще.
– В Колосово?
– А что, здесь еще аэродромы есть?
Гаишник внимательно изучает ее новехонькие права. Замечает между делом:
– Семь дней за рулем, а уже не пристегиваемся…
Настя уверенно отвечает:
– Привычка – в самолете ремней нет.
- Предыдущая
- 20/80
- Следующая
