Эксклюзивный грех - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 38

• Предыдущая
• 38/76
• Следующая

– А правда, что в тот день она не сдала экзамен ?

– Правда. Тензорное исчисление. Этот профессор… Как его фамилия-то, господи… Романишин!.. Зверь!.. С похмелья, что ли, тогда был… Восемь двоек поставил. Восемь!.. И Леночке в том числе. А она – отличница, ленинский стипендиат. В зачетке не то что тройки – ни одной четверочки не было… Ну, она и психанула…

В диктофоне – вздох, шипенье пленки. Потом – Димин голос:

– Но остальные-то живы…

– Почему живы? Профессор Романишин умер. От инфаркта. Через три года. Очень он этот случай переживал. Из университета ушел…

– Но другие-то студенты тоже двойки получали, но никто из окон не бросался… Так, может, все же любовь?

– Точно не знаю. Болтали про нее разное. И про любовь тоже… Но, по-моему, это чушь собачья. Я ее и с парнем-то ни разу не видел. Ни в университете, ни в Доме культуры, ни на катке… Нет, она совсем не синий чулок была. И в компаниях бывала. И танцевала на дискотеках.. Но, знаете, я ни разу не видел, чтобы она с кем-нибудь там целовалась, или шла в обнимку, или, простите, обжималась на лестнице… Чистая она была, светлая… Впрочем, извините, никогда не любил сплетни собирать. Так какой у вас ко мне вопрос?

– Говорят, у вас курс был замечательный. А были у вас на курсе, что называется, хранители традиций ? Те, кто организовывал, например, встречи выпускников…

– Да, есть такие… Вот Юлечка, например, Снегуркина… Она, кстати, недавно встречу выпускников проводила. Я, к сожалению, на ней не присутствовал – болел.

– Снегуркина, вы говорите? А по батюшке как?

– Юлия Павловна, в учебной части нашей работает. Так какой у вас ко мне все-таки вопрос?

– Я об этом, собственно, и говорю. Чем, на ваш взгляд, современные студенты отличаются от студентов вашего поколения ?

– Ленивые. Циничные. Ничего святого… Дима остановил запись:

– Там дальше еще немного бла-бла-бла – про век нынешний и век минувший… – Щелкнул ногтем по циферблату наручных часов:

– Учись, пока я жив, Надька. На все про все – тринадцать минут. А не два часа, как у некоторых.

– Чего мне учиться? – буркнула Надя. – У меня своя работа есть. – И добавила с ехидцей:

– А где ж твой вопрос про эпидемию?

– Дальше, – не моргнув глазом ответил Дима. – В самом конце. Согласно законам жанра интервью: о самом главном спрашивай, когда прощаешься.

– Зато я про диссертацию Резина тебе могу рассказать. В подробностях, – возразила, улыбаясь, она.

– О'кейчик, Надя, ты умница. Но давай, миленькая, собираться к Снегуркиной. Будем надеяться, что хранительница традиций расскажет нам чего-нибудь интересненькое.

Наде сразу понравилась Юлия Павловна Снегуркина. Улыбчивая, милая, она встретила их с Димой с непоказным радушием.

– Проходите, молодые люди, располагайтесь. Хотите чайку?

– А кофейку не найдется? – спросил нахал Дима.

– Найдется и кофеек. Сейчас чайничек поставим. Выглядела госпожа Снегуркина в соответствии со своими сорока с чем-то годами: “гусиные лапки” у глаз, крашеные белые волосы, шею предусмотрительно прикрывает белый шарфик. Однако была она худенькой, легконогой, изящной, и Надя представила себе, что в молодости, когда женщина училась на мехмате, студенты называли ее, верно, Снегуркой или Снегурочкой. Пожалуй, это прозвище как нельзя лучше отражало ее светлую внешность и добродушный характер.

Чайник вскипел, Снегуркина налила всем кофе, с улыбкой поставила чашки перед Надей с Димой. А тут и солнце вдруг появилось из-под низких питерских туч, проникло сквозь чисто вымытые окна, легло прямоугольным пятном на стену – совсем ласково стало в кабинете.

– С чем пожаловали к нам, москвичи? – проговорила Снегуркина. В ее обращении “москвичи” не прозвучало сарказма, какой обычно вкладывают жители Северной столицы в это слово, – одно только радушие.

– Мы готовим для нашей газеты, “Молодежных вестей”, – начал Дима, – материал под условным названием “Двадцать лет спустя”: как сложились судьбы тех студентов, что закончили вуз двадцать лет назад? Как прожили они эти непростые годы, изменившие страну? Чем занимаются сейчас?

"Вот ведь – врет и не покраснеет, – подумалось Наде. – Все они, журналисты, такие. Ректору Дима лепит одно, главврачу – другое, этой Снегурке – третье… А если Снегуркина с тем же Резиным встретится? Сличит наши, так сказать, показания?.. Впрочем, мы с Полуяновым тогда уже будем далеко… На это Дима и рассчитывает”.

– Ваш ректор говорил мне, – продолжал Полуянов, – что у вас, мехматовцев, выпускников восемьдесят первого года, курс был необыкновенный. Это правда?

– Ректору, конечно, видней… – улыбнулась женщина. – Но я наш курс очень люблю.

– Говорят, именно вы, Юлия Павловна, встречи выпускников обычно устраиваете?

– Есть такое дело.

– А в этом году вы двадцатилетие окончания праздновали?

– Праздновали.

– Много народу съехалось?

– Около ста человек…

– О-о!..

– ..Правда, весь выпуск у нас составлял двести пятнадцать человек. Многие не смогли приехать. Кто-то живет и работает у вас, в Москве, кто-то – в других городах. Занесло наших и в Америку, и в Израиль, и в Канаду. Трое работают в Австралии, один человек даже в Чили… Ну, кто-то не приехал по болезни или по материальным соображениям – есть, к сожалению, и такие. Кто-то сильно загружен. Трое, увы, уже скончались…

– А кто среди ваших однокурсников особенных успехов добился?

– Все, по-моему, неплохо устроились, – лучезарно улыбнулась Снегуркина. – Резин, например, – профессор, доктор, завкафедрой…

– Мы с ним уже встречались, – вклинилась Надя.

– Прекрасный ученый и человек необыкновенный, правда?.. – восхищенно проговорила женщина.

Надя согласно покивала и подумала: “Зануда он необыкновенный” – А есть те, кто изменил своей профессии? – продолжал плести свою паутину Дима.

– Вовочка Коростылев, – улыбнулась Снегуркина. – Он стал астрологом.

– Астрологом?

– Да. Вы его, наверно, по телевизору видели. Бородатый такой. Он часто на телевидении выступает.

– “Тот самый К.”, – вслух произнесла Надя. Дима метнул на нее взгляд, в котором читалось:

"Молчи, сам догадался!” – и продолжил допрос:

– У этого Коростылева, наверное, много друзей было…

– Нет, почему вы решили? Он, наоборот, все время наособицу был.

– А в СТЭМе Коростылев выступал?

– Да нет, что вы. Он все больше с книжками. Фантастику читал. Правда, никто и подумать не мог, что он астрологом станет. Тогда и профессии-то такой не было. Лженаука!..

Дима глянул на Надю. Еле заметно покачал отрицательно головой. Она ответила ему понимающим взглядом: “Я тоже думаю, что Коростылев не тот самый К, из дневника Евгении Станиславовны”.

– А других знаменитостей с вашего курса не вышло? – продолжал наседать на Снегуркину журналист. – Актеров, писателей, телеведущих?

– Депутат Госдумы – такого человека можно считать знаменитостью? – лукаво произнесла женщина.

– Депутат? – округлил глаза Дима. – Думы? Государственной?

– Государственной, – засмеялась женщина. – Самой что ни на есть Государственной.

– И кто это? – подался вперед Полуянов.

– Костя Котов. Точнее – Константин Семенович Котов.

Надя с Димой опять переглянулись. “Вот он, тот самый “К.”?"

– Что-то я не слышал о таком депутате… – тщательно маскируя азарт, произнес Полуянов.

– Ну что вы… Он в Москве уже давно. С самого Первого съезда народных депутатов, с восемьдесят девятого года. И все это время – в парламенте. В девяносто первом году вместе с Ельциным Белый дом оборонял. В девяносто третьем – наоборот, в отличие от многих коллег, Ельцину сдался. Потом его снова выбрали, уже в Думу… Но, – спохватилась Снегуркина, – Костя парень хороший. Я, правда, сама к нему никогда не обращалась – но некоторые наши ребята к нему за помощью ездили. И он всегда принимал. И помогал, чем мог. А то, что вы о нем ничего не слышали, неудивительно. Он не мельтешит, на трибуну не лезет. Работает спокойно в своем комитете или там подкомитете. Костя всегда таким был. Спокойный, умный, обстоятельный. Отличник, спортсмен – но держаться предпочитал в тени…

• Предыдущая
• 38/76
• Следующая