SPA-чистилище - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 48
- Предыдущая
- 48/61
- Следующая
Первый, постарше, стоял у стола посреди комнаты и дрызгался в тазу с грязной водой – мыл посуду, что ли.
Второй, помладше, торчал у окна, выходящего в сторону улицы Советской, и что-то раскладывал на подоконнике. Он даже головы не повернул в сторону вошедшего.
– Что вам надо? – глухо спросил нежданного визитера старший бродяга. В его голосе не прозвучало угрозы – только тоскливая безнадега.
– Я ваш сосед, – радушно и оптимистично откликнулся Валерий Петрович. – Из дома напротив. Зашел к вам в гости. Познакомиться.
Он демонстративно выключил фонарик и сунул его в карман куртки. Развел пустыми руками – извечный знак, что гость пришел с миром и не питает недобрых намерений.
– Чего там с нами знакомиться… – пробурчал старший с оттенком самоуничижения.
Второй, молодой, никакого участия в беседе не принимал. Он, не оглядываясь и что-то шепча, раскладывал по подоконнику какие-то предметы. Валерий Петрович пригляделся: то были пустые банки – из-под пива, колы, спрайта и коктейлей.
В комнате оказалось значительно теплее, чем внизу, и Ходасевич увидел почему : у дальней стены помещалась небольшая буржуйка. Труба ее была выведена прямо в окно.
В буржуйке потрескивали дрова. Сверху на ней стояли две железные кружки, над ними поднимался парок.
Кроме живого огня, видимого сквозь дверцу печки, помещение освещалось двумя крохотными светодиодными лампочками – видимо, где-то найденными или купленными на базаре у станции за десять рублей.
Несмотря на отопление, в комнате все равно пахло сыростью, затхлостью и еще – давно не стиранной одеждой. В углу у печки валялись два тюфяка с грудой драных одеял. В другом углу выстроилась шеренга пустых пластиковых бутылок.
– Можно присесть? – спросил Ходасевич. – Одышка мучит. Лестница у вас крутенькая.
Ему сразу показалось, что бомжи – люди совсем неагрессивные, а даже, возможно, чрезмерно добрые (потому, верно, и очутились в столь плачевной ситуации) – и он решил сыграть на сочувствии и жалости.
– Садись, коли не шутишь, – кивнул старший бомж на венский стул с обломанной спинкой.
– Меня Валерой зовут, – сообщил полковник, присаживаясь.
– Евгений я, – кивнул собеседник. – А это – сынишка мой, Пашенька.
Пашенька не обратил никакого внимания на процедуру представления. Он был поглощен расставлением на подоконнике использованных банок. При этом он все время бормотал себе что-то под нос.
– Тут женщина пропала, из дома напротив, – молвил полковник. – А я – брат ее. Пытаюсь ее найти.
– Мы ничего не видели, – даже не дослушав до конца, бросил старший бомж.
– Есть у меня версия, – продолжал Ходасевич, не обращая внимания на реплику, – что ее похитили… Может, вы какие-то подозрительные машины видели? Или людей?
Евгений закончил мытье посуды, подошел к окну, выходящему в сторону улицы Чапаева, отпер неразбитую половинку и выплеснул грязную воду наружу.
Младшенький между тем продолжал шептать, позвякивая банками. Полковник напряг слух. В монологе бомжика слышалась некая логика – но странная, не человеческая, а какая-то иная, от которой холодок пробегал по коже:
– Сорок один – ем один… Сорок четыре – стульчики… Сорок пять – баба ягодка опять… Сорок восемь – половинку просим… Сорок девять – семью семь… Пятьдесят – полтинник…
– Не видели мы ничего, – угрюмо повторил Евгений, возвращаясь с пустым тазиком к столу.
И тут его сын радостно выкрикнул:
– Папа, смотри! Опять получилось! Я построил!
Юноша оглянулся от окна, Валерий Петрович сумел наконец разглядеть его лицо и понял, что тот уже совсем не мальчик – ему, пожалуй, лет даже двадцать пять, но при том на лице его – явная печать отрешенности.
– Ох, ты молодец! – искренне обрадовался старший бомж и подошел к подоконнику.
– Смотри, – ликующе пояснил отцу больной юноша. – Первый ряд – четные. Второй – нечетные. В первом ряду справа налево повышается. Во втором – справа налево понижается.
Пользуясь случаем, к окну, что оккупировал Павлуша, подошел и Ходасевич.
Из него была прекрасно видна улица Советская – правда, небольшая ее часть: как раз «лежачий полицейский», ярко освещенный ночным фонарем.
– Ах, ты, мой умничка, – умилился отец. – Это ж по какому ты их параметру сгруппировал? По числам?
Слова «параметр» и «сгруппировал», прозвучавшие в устах старшего бомжа, свидетельствовали о том, что некогда этот человек был если не ученым, то инженером.
– Не-ет! – Лицо сына осветила гордость. – По сумме цифр. Можешь проверить.
– Я горжусь тобой! – возрадовался бомж-старший. – Только мне тебя три часа придется проверять, с калькулятором. А калькулятора – нет. Я верю, верю…
– А хочешь, я теперь по произведениям цифр отсортирую?
– Ну, давай.
Тут Валерий Петрович вмешался в разговор. Спросил, адресуясь к сыну – хотя предполагал ответ:
– А где ж ты в банках числа нашел?
– Да вот же они, – улыбнулся младший и указал на штрих-коды.
– И ты все цифры, что на каждую банку нанесены, просуммировал? В уме?
– Ага.
– А потом суммы запоминал? И банки сортировал в соответствии с возрастанием цифр?
– Или убыванием.
Лицо паренька светилось гордостью.
– А теперь перемножать цифры будешь?
– Да.
– И все запомнишь?
– Запомню.
– Он у меня математик выдающийся, – зашептал тут папаша. – Память на числа необыкновенная, лучше любого компьютера. Ему бы на мехмат поступить – да куда там, он ведь только четыре класса нормально окончил, а потом все это началось…
«Аутизм, – подумал Валерий Петрович. – Типичный случай. Органическое или врожденное повреждение определенных отделов головного мозга порой раскрывает в человеке удивительные способности к запоминанию и устному счету. Человек дождя. Меркурий в опасности[7]».
– Сколько будет восемьсот сорок пять умножить на двести тридцать три? – быстро спросил он у Павлуши.
– Сто девяносто шесть тысяч восемьсот восемьдесят пять, – немедленно, без запинки ответил юноша.
Ходасевич даже проверять – с помощью телефонного калькулятора – не стал, кивнул:
– Правильно.
Потом спросил у довольного собой юноши:
– А вот скажи: ты, к примеру, номера машин запомнить можешь?
Павлуша разулыбался:
– Все запоминаю!
– Да? А скажи тогда: какие номера вчера на улицу Чапаева заезжали?
Павлик ответил немедленно:
– «Вэ —восемьсот девяносто семь – а – эр – сто семьдесят семь» и «тэ —двести двадцать два – эр – эр – сто семьдесят семь».
– Молодец! – искренне восхитился Валерий Петрович. Эти номера помнил и он. Первый принадлежал машине, на которой ездили Лена и Стас; а второй – «Рейнджроверу», на коем передвигался сосед Василий.
Да, черт возьми: рядом с ним неоценимый свидетель.
Надо только не спугнуть его, суметь допросить, выудить из его гениального и больного мозга нужную информацию.
– Скажи, пожалуйста, Павел, – поинтересовался Ходасевич, – а вот сегодня – какие номера на Чапаева заезжали?
– Не знаю, – с искренним огорчением ответил молодой человек. – Нас дома не было, мы с папкой в город ходили, бутылки собирать.
– Может, ты те машины, которые вон там, по Советской улице проезжают, – Валерий Петрович показал для верности за окно, – тоже запоминаешь?
– Если вижу, да.
– Ну, а за сегодняшний вечер, пока ты банки сортировал, какие проехали, сказать можешь?
Юноша набрал в легкие воздуха побольше и затараторил:
– «Эл тридцать шесть – шестьдесят три эм-о», «О – один – один – один – «эр» – «тэ»…
– Хорошо-хорошо, – прервал его полковник. – Я вижу, ты все помнишь. Все цифры на свете.
От похвалы лицо бомжика расплылось в улыбке. А с лица его отца гордость и не сходила.
Ходасевич ласково спросил:
– А те номера, что были здесь, на Советской, в прошлую среду, вспомнишь?
– В среду? Это сколько дней назад?
Ходасевич стал тщательно перечислять, загибая пальцы:
7
Имеются в виду два американских фильма – «Человек дождя» и «Меркурий в опасности». Обе ленты рассказывают о больных аутизмом, проявляющих недюжинные математические способности.
- Предыдущая
- 48/61
- Следующая