Пока ангелы спят - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 18
- Предыдущая
- 18/80
- Следующая
И очень даже в живых. Об этом свидетельствовали и холодное пиво, и таранки, и анекдоты, и хохот, и новости о друзьях-товарищах, и обсуждение шансов наших футболистов в отборочных играх чемпионата мира и наших хоккеистов на первенстве в Питере.
Потом мы разбудили бармена, взяли еще по пиву с двойной порцией рыбы и обсчетом уже рублей на сорок. И от низменных материй перешли к возвышенному. Димка рассказывал о своей новой роли: «Я Гамлета – прикинь! – играю, Гамлета, едреныть! Хоть и в Орле – а прынца Датского! – И проникновенно прочитал на весь кабак: – Позорно ли смиряться под ударами судьбы – иль надо оказать сопротивленье? И, ополчась на море смут, сразить их – противоборством?!» Я в ответ рассказал ему про роман. В два ночи Димон взглянул на часы. Помахал рукой: «Поезд Москва – Воркутю давно в путю! Блин, надо новый билет брать!».
Я триумфально вытащил из кармана билет: «Ты едешь в пять утра!» – «Выпьем за это?» – «Выпьем!»
Потом в бар забрела компания утомленных, ярко крашенных особ. «Валькирии явились!» – провозгласил Димка. Я подозревал, что явились вовсе не валькирии, а ночные бабочки, отработавшие смену. Но спорить с другом не стал. Мы купили дамам бутылку сухого «Абрау-Дюрсо».
– На сегодня прием окончен, – сообщила мне одна из девиц. Я ее успокоил, сказав, что в их услугах мы не нуждаемся. Мне показалось, что крошка расстроилась…
Потом мы выползли из кабака. В животах и головах что-то плескалось. Мы долго блуждали по кривым переулкам и приставали к редким прохожим с дурацким вопросом, где вокзал. Нам отвечали, что где-то рядом, но вот где именно – никто не знал. Пришлось ловить такси. Шофер услышал пункт назначения и подло ухмыльнулся: «Полтинник!» – «Шеф, тр-рогай!»
До вокзала мы доехали за две минуты. Еще осталось время выпить пива на перроне.
Состав подали в пять утра. Пассажиры, зевая, доставали билеты и ныряли в вагон.
Сонная проводница куталась в тулупчик.
– Что ли, оба едете? – Она с неодобрением покосилась на наши бутылки с пивом – «на посошок».
– Один, один держу свой путь! – трагически ответствовал Дмитрий.
– Ну так давай полезай в вагон. А то сейчас закрою.
Мы не стали с ней спорить. Обнялись на прощанье. Димка запрыгнул в вагон. Потом мы чокались через пыльное стекло бутылками с пивом.
На Москву надвигалось утро.
Рассвет принес с собой запах лета. Под бодрый пересвист воробьев я чувствовал себя сильным и всемогущим. Хотелось улыбнуться усталой торговке пирожками, похлопать по плечу усача-носильщика и приласкать румяную стрелочницу. Я не спеша шел по перрону и улыбался. В ответ улыбок, правда, не получал. Вокзальная публика косилась на мою довольную физию весьма неодобрительно.
Метро еще не открылось. Я произвел ревизию бумажника. Вздохнул – покутили мы хорошо. Принялся шарить по карманам и едва набрал рублей тридцать. Вчера до вокзала меня довезли за восемьдесят. А сейчас, тем более по утрянке, мне уж точно ничего не светило. Ждать, пока начнут пускать в метро, не хотелось. Я решил пройтись пешком. Дойду до Таганки – а там и шесть часов, можно ехать.
Я вышел на Садовое. Шагалось легко. Робкий рассвет плавно превращался в день. Он обещал быть опять не по-весеннему жарким. Мимо промчалась поливалка. Забрызгала мне кроссовки. Я хотел было разозлиться, показать ей кое-что вслед, но передумал. Слишком безоблачно на душе.
У поливалки зажглись тормозные огни. Машина остановилась. Из кабины выглянул толстячок в униформе:
– Эй, парень, я чего, облил тебя?
– Да ладно, подумаешь, фигня, – великодушно простил его я.
– А ехать куда?
– В Новогиреево.
– Денег нет?
Я честно признался:
– Есть. Тридцать рублей семьдесят копеек.
– В Новогиреево, говоришь… Ладно, запрыгивай. Шоссе Энтузиастов по дороге польем. Давай сюда свой тридцатник.
…Поливалка доставила меня почти до дому, до поворота на Металлозаводскую. Пока мы ехали, рассвет перешел в сочное весеннее утро. Я не спеша двигался к дому, а навстречу, в сторону метро, уже спешили хмурые и сонные москвичи. Видок у них был – будто вот-вот дадут в морду. Понять их можно. Более того: я их очень даже хорошо понимал. Еще бы: ты, невыспатый, чухаешь к станку, а тут тебе навстречу идет веселый хлыщ (то есть я), явно прокутивший ночь напролет, готовый забыться в сладком алкогольном сне.
Пока поливалка мчала меня к дому, в голове уже сложился преподробнейший план третьей главы. Может, и спать не ложиться? Сразу взяться за перо – за ноутбук, то бишь? Тем более – я чертыхнулся про себя – что я обещал соседу посмотреть его ручник. На десять утра, кажется, мы стрелку забивали? Рановато будет.
На входе во двор я чудом увернулся от пожарной машины, выезжавшей на полной скорости. Отпрыгнул, подвернул ногу, показал пожарным средний палец правой руки. В ответ машина нахально гуднула и умчалась. «Пожар, что ли, был?» Я ускорил шаг и принюхался. Но пахло только молодой травой и свежим бельем (безбалконные соседи сушили его прямо во дворе). Следов разрушений не наблюдалось. Я поднялся на свой третий этаж и обомлел. Из-за двери в мою квартиру неслась громовая музыка. «Гибралтар! Лабрадор!» – кричал Бутусов. И мерный стук барабанов. Боже правый, квартира ожила.
Что за черт! Гости? Но ключ я вроде никому не давал. Хозяйка заявилась? И слушает в шесть утра Бутусова?
Я отпер квартиру. Судя по всему, никого. Прошлепал прямо в кроссовках в гостиную. Пусто. Только музыкальный центр разрывается. Гоняет «Радио Максимум». Я выключил музыку. Странная у меня все-таки техника. Включаешь – не включается. Уходишь – орет.
В комнате было душно. Душно не по-апрельски. Странно – обычно в моей квартире прохладно даже в самую страшную жару. Или это со мной пиво злые шутки играет? Я решил открыть балкон, а заодно и посмотреть, как там моя «Феррари».
Подошел к двери – и мне стало нехорошо.
Нет, «копеечка» оказалась на месте. Только вся покрыта хлопьями отвратительной, грязно-белой пены. А вот береза, под чей шелест я всегда так сладко засыпал, отсутствовала. Не было ни завязывающихся листьев, развесистых ветвей, ни сучьев. Ничего не было. Один только ствол.
Обугленный, страшный остов.
Я сначала отпрянул от балкона. Неужели-таки допился до чертиков? Смешно, какие чертики. Что такое три, ну, четыре литра пива для молодого, здорового мужика?
Березу действительно сожгли. Вот почему и пожарная машина со двора выезжала. А я с улицы ничего не заметил – окна моей квартиры выходят на другую сторону… Но кому это понадобилось? Кому помешало роскошное, раскидистое дерево? Господи, зачем сожгли березу-то?
На обгорелый ствол было тяжело смотреть. Я оставил балкон открытым, но шторы задернул. Противно пахло гарью. И мертвым деревом.
Работать расхотелось совершенно. Ставить будильник на десять утра, чтобы бежать чинить ручной тормоз Армену, – тоже. Если надо – поднимется ко мне и разбудит. Мы с ним без церемониев. А может, он уже все сам сделал?
Внезапно я почувствовал, что чертовски устал. Прелесть раннего московского утра исчезла. Дурацкий все-таки город. Хулиганский и грязный. Деревья зачем-то жгут.
Я разделся, одежду бросил на пол. И мгновенно провалился в тяжелый, душный сон.
…Орали, казалось, прямо над моим ухом: «Скотина! Выродок! Убью!..» Кричали столь истошно, что я аж подскочил на своем диване. Машинально взглянул на часы – начало девятого. Я проспал всего час. И чего так вопить-то? Поджигателя, что ли, поймали?
Крики на лестнице продолжались. Я подошел к двери, взглянул в «глазок» – орут не у нас, ниже. И стучат в чью-то дверь. Кажется, на втором этаже. Стучат ногой, судя по звуку. И орет, надрывается разъяренный мужской голос: «Засажу, ублюдок! Под вышак подведу!»
Да в чем там все-таки дело?! Голова разламывалась. Ор и удары продолжались. Нет, поспать они мне не дадут. Надо встать и утихомирить мерзавцев. Кажется, кто-то еще, как и я, провел веселую ночку.
Я вернулся в комнату, подобрал с полу и натянул джинсы. Выглянул на лестницу. Дверь по соседству тоже открылась. На пороге стояла моя сонная соседка и коллега по работе Танечка Садовникова.
- Предыдущая
- 18/80
- Следующая