Осколки великой мечты - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 49

• Предыдущая
• 49/74
• Следующая

К тому же девушка оказалась отменно хороша. Что за типичное дитя юного поколения! Что за великолепная смесь наива, цинизма, капризов и неуверенности в себе!

Открывая перед Инной дверь подъезда, Полонский еще раз оглядел сзади ее фигурку: высоченная, длинноногая, в коротюсеньком пальто и высоких сапогах. Он уже чувствовал к ней вожделение.

В своей квартире Владислав дал Инне время освоиться. Спросил, что она пожелает пить, получил ответ: «Мартини», – и скрылся на кухне. Когда он вернулся в комнату, Инна бродила вдоль стеллажей с книгами, занимавших три стены профессорского кабинета от пола до самого потолка.

– Вы все это читали? – спросила она с почтительной смесью восхищения и недоверия, обводя головой полки.

– Почти все, – улыбнулся Полонский, передавая ей мартини со льдом и лимоном.

Инна изрядно отхлебнула из бокала на высокой ножке и кивнула на стену над рабочим столом профессора, где на малом свободном от книг пространстве висело три фотографии:

– А это кто?

– Две девушки – это мои дочери. Здесь они на стажировке в Англии, сняты перед Вестминстерским аббатством.

– Я там тоже была… Но не училась, а просто на экскурсии… А они у вас – совсем взрослые, почти как я…

– Инна, я вам не гожусь в отцы, – произнес Владислав, пристально глядя на девушку. – Я с вами чувствую себя подростком.

– Правда? – вспыхнула глазами Соломатина, довольно улыбнулась и поспешила переменить тему: – А это – те самые?.. – спросила она с восхитительной непосредственностью, почти с благоговейным ужасом, кивнув на вторую фотографию в скромной рамке.

– Те самые, – усмехнулся Влад.

На втором фото был изображен он, Полонский, в белой рубашке с распахнутым воротом – еще более моложавый, чем сейчас, худой, белозубо улыбающийся. Рядом с ним, обняв профессора, в такой же непосредственной позе, в распахнутой на груди рубахе, радостно улыбался первый президент России. Третьим на снимке, в неком отдалении от двух центральных персонажей, помещался, так же по-летнему неформально одетый, с длинной прической «под баранчика», молодой Явлинский: тот улыбался, но скупо, как бы зная себе цену и не намереваясь расточать улыбки по любому поводу.

– Это было в девяностом году, – пояснил Полонский. – Ельцин приезжал в пансионат, когда мы писали программу «500 дней».

– И вы… – с изумлением начала Инна, но сразу осеклась. Однако профессор отчего-то понял, что она хотела сказать: «И вы, с такими связями, живете не на даче в Барвихе, а в двухкомнатной квартире?.. И вы – не министр, и ездите не на «мерсе», а всего на старом «Форде»?..»

– Свобода, – туманно пояснил Полонский. – Свобода, испытание силы.

Инна восхитилась:

– Ух!.. Вы сами придумали?

– Нет, Бердяев.

– А-а, – протянула она неуверенно.

«Кажется, она где-то слышала фамилию, – усмешливо подумал Влад, – но неточно представляет себе, кто это».

– А вот такое же фото есть у моего мужа! – радостно воскликнула Инна, меняя тему. – Ну, то есть там на нем – мой муж, а здесь – вы.

Она указала бокалом на третью, последнюю, фотографию из числа висевших на стене. На ней опять были изображены первый президент и Полонский. Только здесь оба находились в Георгиевском зале Кремля, и празднично одетый Ельцин цеплял на лацкан профессору награду.

– Мой муж, – с гордостью продолжила Инна, – получил орден «За заслуги перед Отечеством» четвертой степени.

– У меня – третьей степени.

– А какая выше?

– Первая.

– Значит, у вас – выше? – с восхитительной смесью восторга (перед ним, Полонским) и разочарования (мужем) протянула Инна.

– Вообще-то да. А за что ваш супруг получил орден? Если не секрет?

– Он поставлял для Кремля и Белого дома мебель. Ну, и всякие там компьютеры, ксероксы…

«Вот ведь сволочь, – неожиданно зло подумал Влад об Иннином муже. – Утопил родителей моей Верочки. Испортил ей всю жизнь, искалечил молодость… И живет себе, в ус не дует. Жирует, ордена получает… Засранец!.. И мало того что миллионер – ему такая замечательная юная лапочка досталась. И ведь не ценит ее, скотина такая!.. Иначе Инна не пошла бы ко мне домой… Нет, пора, пора наставлять рога толстозадому!..»

– Знаете, Инна, вы прелесть, – сказал профессор, придавая своему голосу особенное, бархатное звучание. Он знал, что его тембр оказывает на женщин исключительное воздействие. Он полыхнул Инне прямо в глаза своим небесно-голубым взглядом. Затем подлил из ледяной бутылки мартини Инне и себе. Продолжил:

– Вы так красивы… И так милы… Вы настолько очаровательны, что я просто теряю голову…

Инна полузакрыла глаза. На ее щеках появился легкий румянец.

– Давайте, Инна, выпьем с вами на брудершафт.

– Давай, – прошептала она. И тихо добавила, глядя Владу прямо в глаза: – Целоваться будем?

…Полонский проснулся, когда начало вечереть. В незавешанное окно светило закатное, по-осеннему красное солнце. Влад лежал поперек наспех застеленной тахты. Во всем теле он ощущал восхитительную бодрость, свежесть, молодость. «Кажется, я сумел удивить девушку своими способностями, – в полусне подумал он. – И сам, признаться, удивлен. Подумать только, три раза. В моем-то возрасте. Кажется, я пробил ее. Ей понравилось. Я все сделал, чтобы ей понравилось. Она так кричала…»

Инна, голенькая, сидела на краю тахты и плакала. Полонский подвинулся к ней, нежно погладил по бедру. Прошептал:

– Что ты, маленькая? Что с тобой?

– Я такая дура… – сквозь всхлипы прошептала она. – Такая дура… Не то что эта ваша Ника… Я ничего не знаю… Не умею… Зачем я только вышла за этого жирдяя…

– У тебя еще все впереди, – прошептал Влад. Привстал, заключил ее в объятия. – И мне было очень хорошо с тобой…

– Правда? – повернула она к нему радостно просиявшее, исплаканное лицо.

Ника никак не могла привыкнуть к статусу клиентки детективного агентства «Павел». Быть Катиной подругой и ее верной напарницей по театрам-концертам ей нравилось гораздо больше. (Сколько раз Паша Синичкин ворчал, что они шляются невесть где, вместо того чтобы спокойно посмотреть телевизор!)

Теперь же детектив Павел Синичкин встречал ее не дома в стареньких трениках, а в офисе и во вполне приличных джинсах. Она платила ему деньги, принимала собранную информацию и еле удерживалась, чтобы вообще не перейти на «вы».

Секретарша Синичкина, остроносая и вездесущая Римка, подавала ей кофе. Паша басовито прокашливался, открывал кожаную папку и начинал свой доклад.

Сегодня кофе был вполне приличным, а Паша выглядел важным до комичности. Он с умным видом перебирал какие-то документы и все не спешил приступать к отчету.

Ника, хотя и сгорала от нетерпения узнать свежие новости, не удержалась, посоветовала:

– Пашунь, да будь ты попроще!

Он шумно захлопнул открытую было папку, отшвырнул ее в дальний угол стола. Вздохнул.

– Эх, Никочка… Я тебя просто огорчать не хочу.

Сердце екнуло.

– О чем ты, Паша? – нетерпеливо спросила она.

– Считай, с твоим заданием я не справился, – ответил он, твердо глядя ей прямо в глаза.

Она никогда не поверит, что Синичкин не смог справиться с таким пустяком – не смог установить, кто за ней следит.

– Да быть не может! Неужели машины краденые? Никогда бы не подумала… Они так уверенно держались…

Паша вздохнул:

– Были бы краденые – никаких проблем. Разобрались бы в два счета. Все гораздо сложней.

– Да чего же тут сложного?! Хватит, Паша, мутить! – начала сердиться Ника.

Синичкин поднял руки:

– Все, сдаюсь, не тяну, не мутю, то есть не мучу… Рассказываю. За тобой следят сотрудники охранного агентства «Тигрус». Две смены по два человека, с восьми до четырех и с четырех до двенадцати. Ночами тебя не трогают. У ребят стандартное задание: устанавливать твои привычки, связи, контакты. Если кто-то из контактирующих с тобой кажется им подозрительным, они – на свое усмотрение – или просто вносят человека в отчет, или один из двоих отправляется за ним.

• Предыдущая
• 49/74
• Следующая