Оскар за убойную роль - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 4
- Предыдущая
- 4/65
- Следующая
«А ведь один из них, – мелькнула у Татьяны непрошеная мысль, – вор. Или, того хуже, подставщик «. Она спешно отогнала неприятное, похожее на изжогу чувство подозрительности и на рысях помчалась в гараж.
…Валерий Петрович удивился и обрадовался нежданному визиту падчерицы. Удивление свое постарался скрыть, а вот радость маскировать не счел нужным.
– Как раз к обеду, – прогудел он, расцеловывая Татьяну в обе щеки. – Пойдем, подкормлю тебя.
– Ой, Валерочка, – отмахнулась она, – да я еще совсем не голодная.
Ходасевич обычно просыпался рано, на заре, и обедал с давно заведенной пунктуальностью ровно в полдень.
– А у меня на обед язык по-старомосковски и цыпленок по-каталонски.
– Мм… Звучит изысканно.
– Вот и пойдем, потрапезничаем вместе.
– Все забываю тебя спросить: где ты так хорошо научился готовить?
– Ну, ты же знаешь: мама твоя, Юлия Николаевна, стряпать никогда не любила. Так что у меня просто не оставалось выбора.
– И все равно: чтобы готовить так, как ты, нужен особый талант.
– А он у меня есть.
– И еще большая практика. Стажировка в каком-нибудь крутом ресторане.
– У меня и она имеется.
– Как это? – удивилась Татьяна. – Откуда?
– Я ведь четыре года поваром в посольстве проработал.
Татьяна вытаращила глаза на отчима.
– Ты никогда не рассказывал! В каком посольстве?
– В одной заграничной столице.
– В какой?
– Ну, какая разница…
– В нашем посольстве? Советском?
– Нет, – покачал головой отчим. – Другой державы. Иностранной.
– Какой? Где? Ну, скажи! – затормошила его Татьяна. – Что ты там делал? Ну, Валерочка, милый!
Она готова была забыть о собственных неприятностях, чтобы только узнать хоть какие-то подробности секретной службы полковника Ходасевича.
– Не могу, дорогая, – развел руками Валерий Петрович. – «Совсекретность» с дела еще не сняли. Вот выйдет срок давности – обязательно расскажу.
– А когда он выйдет?
– Через семьдесят восемь лет.
– Да ты смеешься надо мной! Шпион несчастный! Боров! – закричала Татьяна и двинула отчима кулачком в плечо.
Ходасевич легонько перехватил Танину руку и вроде бы шутливо завел ее на прием.
– Ой-ой, больно! – запричитала Таня, хотя ей не было ни капельки больно.
Ей нравилось в общении с отчимом порой изображать ребенка – и чувствовать себя соответственно. Все взрослые, реальные заботы куда-то отступали, и возникало чувство, словно она в далеком, давно прошедшем детстве… Будто бы она девочка, а отчим – взрослый, мудрый, сильный человек – снова ведет ее за ручку в зоопарк и, усадив на свои широченные плечи, показывает, как бултыхаются в искусственном пруду белые медведи…
…Обед действительно получился изысканным. Таня сама не заметила, как уплела и три кусочка языка, и цыплячью ножку, а потом и добавку – крылышко, да с гарнирчиком – цветной капустой в яйце и сухарях… В общем, «быть мне толстой коровой!». Но, с другой стороны, она навещает отчима не так уж часто, а сегодняшние лишние калории можно будет в спортзале сбросить…
После кофе Таня достала из сумочки сигару в тубусе и протянула ее Валерию Петровичу.
– Вот, держи. Купила тебе по дороге. Настоящая «гавана».
– Спасибо, Танюшка! – искренне обрадовался Ходасевич. И добавил с самоиронией: – А я все думаю, чего мне еще для сходства с Черчиллем не хватает!
Он аккуратно обрезал сигару серебряной карманной гильотинкой (которую тоже когда-то подарила Таня) и засунул ее в рот. При этом ловко изобразил из себя британского премьер-министра военной поры: насупленные брови, оттопыренная нижняя губа, брюзгливое выражение лица. Сходство получилось столь впечатляющим, что Таня расхохоталась:
– Да ты, Валерочка, артист!
Воистину: с отчимом, этим замечательным дядькой, напрочь забываешь о собственных проблемах. Никому на свете не удается смешить ее так, как ему.
Окно кухни было распахнуто в тихий московский дворик, оттуда струилось мягкое тепло июньского лета. Сизые клубы ароматного дыма окутывали мощный торс отчима. От раннего сытного обеда в теле разливалась приятная истома. Тане хотелось забыть обо всем, чтобы все на свете проблемы отлетели прочь… Но Валерий Петрович смахнул пепел с сигары и проговорил:
– Ну, выкладывай, что случилось.
Таня удивилась. Она ни словом, ни намеком не упомянула пока о своих проблемах.
– А откуда ты знаешь, что у меня что-то случилось?
– Я знаю тебя, – грустновато усмехнулся отчим. – Стала бы ты в будний день, да еще с утра, вместо работы, срываться ко мне, старику.
– Ну, во-первых, ты далеко не старик… – машинально возразила Таня. – А во-вторых… Во-вторых, у меня действительно неприятности.
– Рассказывай.
И Таня поведала о пропаже из своего сейфа, о том, как кража обнаружилась сегодня утром, и о беспрецедентной конфиденциальности исчезнувшего документа.
– Что ты сама обо всем этом думаешь? – спросил ее отчим, когда она изложила историю в общих чертах. Лицо его разительно переменилось с того момента, когда он наслаждался вкусным обедом, балагурил и изображал из себя Черчилля. Взгляд стал цепким, губы сжались, на широком лбу проявилась морщина.
– Представления не имею, – пожала плечами Татьяна.
– Кого может заинтересовать пропавший документ?
– Да кого угодно! Всех!
– А точнее?
Вопросы Валера задавал резко, отрывисто.
– Ну, я не знаю… Конкурентов депутата Брячихина… Его врагов… Прессу… Спецслужбу какую-нибудь…
– Что уж такого страшного написано в этой вашей «объективке»? – с делано невинным видом поднял брови отчим.
– Что? – Татьяна усмехнулась, на секунду сосредоточилась и процитировала на память: – «Субъект обладает гипертимным типом личности на грани психопатологии… Имеет склонность к экзальтированно-демонстративному поведению… В реакциях на внешние возбудители субъекта проявляются маниакально-истерические черты его характера …»
– Звучит как диагноз.
– Вот именно. И это только одна страница. А там таких – четырнадцать.
– Психологи – они такие. Умеют припечатать, хоть святых выноси, – ухмыльнулся Валерий Петрович.
– На деле-то ничего страшного нет, – развела руками Татьяна. – Брячихин просто активный болтун, товарищ Обещалкин… Только в «объективке» все это написано такими мудреными словами, что народ сразу решит: по нему дурдом плачет…
– И фамилия депутата в документе упоминается?
Таня, скривив недовольную гримасу, кивнула.
– Да, причем с полным титулом!
– Неразумно, – покачал головой отчим.
– Так это ж документ для внутреннего пользования!
– Был, Таня. Был.
– Ты думаешь, все так плохо? – прикусила губу Таня.
– Сама посуди. К некому «икс» попал в руки этот документ. Раз он оказался у него – значит, уже стал достоянием гласности.
– И что теперь делать?
– Есть здесь некая нелогичность… – раздумчиво проговорил Валерий Петрович. Сигара догорала в его толстых пальцах, окутывая всю его фигуру дымом.
– А именно?
– Вот смотри. Допустим, некто «икс» – человек или организация – работает против вашего депутата Брячихина. Он, этот «икс», естественно, заинтересован в секретных сведениях, характеризующих возможности, силы и слабости депутата. Эти сведения имеются в вашем документе… Пока – полная аналогия с секретным докладом о состоянии некой страны, которым интересуются шпионы другой страны… Правильно?
– Допустим.
– Но если шпиону попадает в руки подобный доклад, – продолжил свои рассуждения полковник Ходасевич, – что он обычно делает?
Он пристально посмотрел на Татьяну.
Та пожала плечами. Она не понимала, куда клонит отчим.
– Он снимает доклад на микропленку, – продолжал Валерий Петрович. – А затем кладет его на место… Почему? – Он нацелил на Татьяну сигару.
Она не ответила, только досадливо пробарабанила пальцами по столешнице.
– Во-первых, потому, – сказал полковник, – чтобы агента, работающего на противника, не разоблачили. А во-вторых, чтобы неприятель – в данном случае этот ваш Брячихин – не проведал, что противник на самом деле о нем все знает…
- Предыдущая
- 4/65
- Следующая