Дамы убивают кавалеров - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 48

• Предыдущая
• 48/63
• Следующая

– Кто здесь? – раздался из-за двери свежий старушечий голос.

– Я из милиции, – сказал я, нарушив тем самым (в очередной раз в своей практике) закон «О частной детективной и охранной деятельности». Он, как известно, запрещает частным детективам выдавать себя за сотрудников правоохранительных органов.

– Что вам угодно? – донесся из-за двери голос старой дамы.

– Я вам все расскажу, только неудобно кричать. Откройте, пожалуйста, дверь.

Дверь отворилась – на длину цепочки. В отверстии показалась ухоженная голова старушки. В глазах пожилой дамы светилось молодое любопытство.

– Вам ваши соседи сверху не докучают? – спросил я у нее тихо.

– Хачики? – неожиданно употребила современное словцо бабулька. – В сущности, нет. Вот только, – она понизила голос, – пахнет у них из квартиры. Селедку они, что ли, там жарят?

– Не могли бы мы с вами поговорить? – попросил я. – Если можно, не в подъезде.

– А вы мне свое удостоверение покажете?

– Покажу, – с легким сердцем сказал я и продемонстрировал бабуле из своих рук «эмвэдэшную» корочку, очень похожую на настоящую. (Тем самым я в очередной раз нарушил Уголовный кодекс, причем сразу две статьи: двести третью – «превышение полномочий служащими частных охранных или детективных служб» и триста двадцать седьмую: «подделка государственных документов»).

– Что ж, проходите, – молвила старушка и откинула цепочку. Я сделал шаг внутрь квартиры. – Я не рассмотрела в удостоверении – вас зовут?.. – Она сделала вопросительную паузу.

– Павел. Павел Синичкин.

– А меня Татьяна Дмитриевна, – с легким кокетством представилась пожилая дама. – Проходите, пожалуйста, в комнату. Обувь можно не снимать. На улице сухо. Да и трудно себе представить милиционера без ботинок. – Она засмеялась.

Я улыбнулся. Старушка мне определенно нравилась. Прямая, стройная, с полным ртом белых зубов (кажется, искусственных) и тщательно завитыми седыми буклями. И еще у нее, кажется, имелось чувство юмора – большая редкость для женщины вообще, а тем паче для дамы пожилой. Я решил, что бабульке можно рассказать даже больше, чем я первоначально собирался.

Комната старушки оказалась столь же тщательно ухожена, как и она сама. Нигде ни пылинки. Тщательно промытые окна. Старая мебель. Множество книг. Всюду салфеточки, сувенирные статуэтки, а на стенах и на полках бесчисленные фотографии – от снятых в начале века (на плотном картоне) до сегодняшних, недолговечных кодаковских и полароидных.

Центральное место в экспозиции занимали два снимка: на одном, сильно увеличенном, легко угадывалась она сама, бабулечка, – только лет на шестьдесят моложе. Ее обнимал за плечо бравый военный в форме сороковых годов, с тремя шпалами в петлицах. Другой большой снимок запечатлел все того же красного командира – но в значительно более преклонном возрасте (впрочем, он и тогда, очевидно, не потерял своей лихости). Этот снимок украшали траурная лента и гроздь искусственных цветов. Кажется, всю судьбу бабуленьки можно было реконструировать по этим двум фото.

– Итак, чему обязана? – спросила старушка, усевшись на стул и жестом усадив меня в кресло.

– Видите ли, Татьяна Дмитриевна, – осторожно начал я, – в квартире над вами проживают некие кавказцы…

– Да-да, – перебила она меня. – Давно, уже более полугода. Но ведут они себя, надо отдать им должное, вполне пристойно.

– Пусть это останется между нами, – продолжил я, – но у нас имеются основания подозревать их в совершении тяжкого преступления.

– Вот как!.. – воскликнула бабушка. – Что же, мой Саша сказал бы по такому случаю: «В тихом омуте черти водятся». И еще: «Сколько волка ни корми, он все равно в лес смотрит…» Хозары, они и есть хозары. Что, скажите, они натворили? Если это не тайна?

– Тайна – для всех, но не для вас. Они похитили человека. Юношу восемнадцати лет. И требуют за него выкуп.

– Какая мерзость! – воскликнула бабуленька. – И этот юноша находится там? Наверху? Надо мною?!

– Есть основания полагать, что да.

– Так почему вы не выручаете его?! Или это только по телевидению показывают: учения, группа захвата, раз-два! Одни высаживают дверь, другие на веревках запрыгивают в окно! И все заложники на свободе – а все бандиты лежат! Валяются, уткнувшись, извините за грубое слово, мордами в пол!

– Мы выручим этого юношу, – твердо сказал я, улыбнувшись про себя горячности старушки. – Но для этого нам необходимо знать: сколько там, наверху, находится бандитов. Как они вооружены. В каком конкретно месте квартиры содержится заложник. Словом, нам необходимо произвести разведку.

– Разведку – боем? – браво предположила бабулька.

– Нет, зачем боем? – улыбнулся я. – Напротив, очень тихую разведку. Для этого нам и понадобилась ваша, Татьяна Дмитриевна, помощь.

– Что я должна сделать? – с готовностью откликнулась старушка. Вот ведь комсомолка тридцатых годов! Глаза горят, и ничто ей не страшно.

– Вы лично – ничего, – улыбнулся я. – Но я хотел бы вас попросить: могли бы мы использовать вашу жилплощадь для того, чтобы наблюдать за бандитами?

– Каким, простите, образом? – сразу слегка насторожилась пожилая дама.

– С вашего разрешения я установлю в ваше потолочное перекрытие скрытый микрофон. – Бабушка слегка насупилась, и я поспешно добавил: – Ваша квартира никак не пострадает.

– А это не опасно? – спросила пожилая дама.

– Ни в коем случае! – воскликнул я и прижал руку к груди. – Заверяю вас, дорогая Татьяна Дмитриевна, ни в коем случае. Никому, и тем более вам, это мероприятие не повредит. А мы с вами сможем помочь выручить из страшной беды молодого человека, юношу.

Старушка задумалась, пожевала губами. Затем наконец решилась:

– Вы производите впечатление порядочного и ответственного человека, Павел. Какое, вы говорите, у вас звание?

– Капитан. Капитан милиции.

– Ну что ж, – с долей неуверенности проговорила пожилая дама, – можете располагаться, товарищ капитан. Вы что-то будете здесь сверлить? Бурить? Не хотите ли, впрочем, перед началом вашей работы выпить чаю?

– С удовольствием, дорогая Татьяна Дмитриевна. Спасибо вам за предоставленную возможность… И я очень, очень вас прошу: пожалуйста, не рассказывайте никому, даже очень близким людям, о том, что вам только что стало известно.

– Молодой человек!.. – слегка оскорбилась дама. – Мне ли, с моим-то жизненным опытом, не знать, что такое военная тайна?!

После чаепития я попросил у старушки старых газет и стол со стулом. Пожелание было исполнено. Затем я достал из своего «сантехнического» сундучка дрель «Блэк энд Деккер». Прикинул, с какого примерно места в квартире наверху производилась видеозапись побитого Ленчика. Затем я спросил у хозяйки разрешения «слегка продырявить» ее потолок. Чуть нахмурившись, старушка дала мне «добро». Я заверил Татьяну Дмитриевну, что все разрушения в ее комнате будут исправлены тут же по окончании операции.

– Кроме того, – сказал я, – вы получите немедленную компенсацию.

Я достал из кармана и протянул даме пятисотрублевую бумажку. Старушка заколебалась, нахмурилась и с удивлением глянула на меня.

– Берите-берите. – Я укромно сунул пятисотрублевку в карман ее халата. – Дело в том, что родители мальчика – довольно обеспеченные люди. Они не жалеют средств ради того, чтобы освободить его.

– Н-да, – с сарказмом протянула Татьяна Дмитриевна, – теперь я вижу, что правду говорят: наши правоохранительные органы перешли на самофинансирование. Впрочем, как и российские врачи, и учителя… Не говоря уже о сантехниках.

– Такова жизнь, Татьяна Дмитриевна, – философски заключил я.

Покачивая сокрушенно головой (это, вероятно, означало: «Куда катится наша страна!»), старушка удалилась на кухню. Купюру она мне, впрочем, не вернула. Я надел бейсболку, защитные очки (точь-в-точь как у хирургов из американской «Скорой помощи»), настелил на пол газеты. Взгромоздился на пирамиду из стола и стула. Грохотание дрели вряд ли насторожит хачиков: мало ли кто в доме взялся вешать карнизы или книжные полки.

• Предыдущая
• 48/63
• Следующая