Боулинг-79 - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 24
- Предыдущая
- 24/61
- Следующая
Зал напряженно затихает.
А через минуту из-за кулис сатирические герои Победоносиков, Моментальников, Иван Иваныч под звуки траурного марша выносят на плечах обмякшее тело Поэта… И Победоносиков брякает скрытую цитату из Сталина: «В лице Маяковского мы потеряли лучшего, талантливейшего поэта советской эпохи…»
«А он молодец, – со щемящим чувством подумала о Валерке Лиля, наблюдавшая за происходящим как бы с изнанки, изнутри сцены: в том числе и за тихим залом. – Но он сам не знает, как ему распорядиться своим талантом…»
Похоронная процессия скрылась за кулисами. Аудитория молчала – не очень-то понимая, что представление кончилось. Многие, кажется, так и не врубились, что, собственно, только что на их глазах происходило и как к этому относиться. И лишь когда красно-бархатный занавес пополз, скрывая от глаз ансамбль, раздались отдельные хлопки.
Они были до того жидкими, что не шли ни в какое сравнение с грохотом, которым публика приветствовала все предыдущие выступления. И только с рядов, где помещался родной Валерке факультет, раздалось что-то похожее на бурные и продолжительные. Чей-то голос выкрикнул: «Браво!» Кто-то (кажется, Володя) завопил:
– Держись, Валерка!
Однако в целом реакцию зала можно было описать одним словом: недоумение. И, когда занавес закрылся, отгородив зрителей, Валера довольно громко произнес:
– Да, друзья. «Баня» и в самом деле провалилась.
Однако некогда было предаваться рефлексиям. Они уволакивали аппаратуру, освобождали сцену для представителей следующего факультета…
* * *
Вечером, после смотра, в студгородке происходило как минимум две пьянки.
Правда, первую столь грубо язык именовать не поворачивался, потому что она имела место в одной из многочисленных репетиционных комнат ДК, и в ней принимали участие члены жюри только что прошедшего конкурса. Готовили для нее – и подавали на стол – повара и буфетчицы расположенной в Доме культуры столовой. Разумеется, пища была гораздо изысканней, чем та, которой тут повседневно потчевали студентов.
Хозяин застолья, директор ДК Олъгерд Олъгердович сумел добыть для трапезы и язычок, и маслинки, и белорыбицу. Он же пригласил за стол и девчонок, со знанием дела отобранных им лично из студий современного, народного и бального танца. Директор совершенно справедливо рассуждал при этом: «Пусть начальство их не е…т, а только поглядит или за коленочку подержится, а все ему радость».
Олъгерд Олъгердыч был большой мастак угадывать самые сокровенные движения души руководства – потому и дослужился, начиная с аккомпаниатора-баяниста, до немалого своего поста.
Несмотря на отдельные шероховатости, смотр-конкурс прошел на высоком идейно-политическом уровне, и теперь можно было заслуженно расслабиться и поговорить в узком кругу о планах, задачах и перспективах. Во главу стола междусобойчика посадили, разумеется, замсекретаря парткома. На место рядом с собой он указал Олъгердычу: значит, и правда смотр-конкурс удался, начальство, в основном и коренном, довольно.
Полились тосты: за родной институт, за таланты студентов, преподавателей и молодых ученых, потом лично за замсекретаря, затем за «хозяина этого дома» Олъгерда Олъгердовича. Водка мешалась с коньяком, хлопали пробки шампанского, стали уже громко смеяться и взвизгивать девушки-танцорки.
Когда сабантуйчик был в разгаре – примерно между седьмым и восьмым тостом, – председатель жюри наконец как бы между делом поинтересовался у Олъгердыча:
– Как тебе выступление электроэнергетиков?
– Вы имеете в виду «Баню»?
– И имею, и введу, – хохотнул поднабравшийся, но никогда не терявший контроля над собой замсекретаря. – Ты выяснил, кто там ее рекомендовал к постановке?
Директор ДК оказался к новому вопросу начальства подготовленным.
– Никто. Чистая самодеятельность. Парень этот, который Маяковского играл, все затеял. Валерий Беклемишев, руководитель агитбригады электроэнергетического факультета.
– А почему его никто не контролировал?
– Секретарь факультетский недосмотрел, Прошкин. – С удовольствием заложил коллегу по идеологической работе директор ДК. – Сценарий даже не прочел. На репетиции ни на одной побывать не удосужился.
– А ты сам, Олъгердыч, – строго спросил председатель жюри, – удосужился?
– Но я-то не отвечаю, – с ноткой обиды молвил директор ДК, – за все, что на факультетах напридумают.
– А должен, Олъгердыч, отвечать. Кстати, а почему, все хотел спросить, у тебя отчество такое странное – Олъ-гердт-ович?
– Нормальное отчество, – обиделся руководитель Дворца культуры. – Даже древнеславянское. И совсем я не Гердтович, а Олъ-герд-о-вич.
– Ладно, – пихнул директора ДК в бок парткомовский начальник, – живи. Но «Баню» эту, учти, народ совсем не воспринял.
– Да я уж понял, – вздохнул О.О. – Промашка вышла. Больше не повторится.
Участь Валеркиного мини-спектакля была решена. Не видать ему больше сцены – никакой: ни большой, ни малой.
– Но ты парня этого, – покачал указательным пальцем председатель, – что ерунду с Маяковским придумал – он ведь сам ее придумал? – используй. Как его там зовут, говоришь?
– Валерий Беклемишев, третий курс электроэнергетического.
– Талантливый парнишка. А талантами мы не имеем права разбрасываться. Надо только их в правильное русло направлять.
Директор ДК жадно впитывал указания начальства.
– Сделаем, – солидно кивнул он.
После этого разговора участь Валерки была на оставшиеся студенческие годы решена.
* * *
Он, естественно, даже не предполагал этого.
В то же самое время, когда происходил руководящий междусобойчик, Валерка вместе с членами агитбригады и музыкантами ВИА праздновали свою премьеру в одной из общежитских комнат. Была приглашена и Лиля.
Студенческий сейшн, естественно, организован был куда как проще, чем происходивший одновременно с ним идеологический междусобойчик. Однако готовились к вечеринке заранее, посему и выпивки, и закуски хватало. На столах и водка имелась, и советское шампанское, и болгарское вино «Гамза». В тарелках лежали крупно, по-мужски, нарезанная докторская колбаса и российский сыр. В качестве основного блюда выступал салат оливье. Актерка, сыгравшая Ундертон (ее звали Оля), приготовила его дома (она была москвичкой) и заботливо привезла в кастрюле в общагу.
Гуляли не у Валерки, а в комнате, где проживали двое из участников ансамбля «Больше, чем ничего», двое Юриев. Народу набилось немало: шестеро агитбригадовцев, четверо музыкантов, плюс Лиля и две девушки, крутившие романы с хозяевами помещения. Итого – тринадцать человек. Но в тесноте – не в обиде. Случалось, и больше народу в общежитские комнатухи влезало, и юбилеи в них справляли, и свадьбы… К столу вплотную придвинули две кровати, на каждую уселось по четыре человека. Еще двое поместились на одном стуле в торце. Во главе стола посадили Валерку, и на том же стуле, бок о бок с ним, села Лиля. Наконец, еще для одного участника вечеринки место отыскалось на широком подоконнике – ему туда передавали выпивку и закуски.
Суета, неизбежно имевшая место перед пьянкой, создавала предощущение праздника. Однако Валерка был мрачен. Он понимал: неважно почему – неудачное ли время выбрано для премьеры, неудачное ли место, – но его «Баня» провалилась. Так же, как при первой постановке в тридцатом году в ленинградском театре Ленсовета… Так же, как пару месяцев спустя – у Мейерхольда… Однако… Он-то, в отличие от Поэта, стреляться не собирался. Надо пережить поражение и идти дальше. В конце концов, он не такой старик, как Маяковский. Ему не 37, а 19. Вся жизнь впереди.
Когда открыли водку и разлили ее по стаканам, рюмкам и чашкам, вдруг со своего места встала Лиля.
Она тихо молвила:
– Товарищи, я хочу сказать…
Через пару мгновений в комнате установилась тишина. Всем было любопытно, что произнесет – да и что собой представляет – девушка Валерки, которую все присутствующие видели первый раз. Сам он оказался немало удивлен и горд смелостью подруги. Оля-Ундертон, стратегически занявшая место на кровати между двумя парнями, смотрела на Лилю с особенным, ревнивым интересом. Все прочие взоры также обратились на девушку.
- Предыдущая
- 24/61
- Следующая
