Транквилиум - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 45
- Предыдущая
- 45/123
- Следующая
– С Глебом, думаю, все в порядке, – сказала Олив. – Он был в плену у бредунов, но бежал. Теперь они его не найдут.
– А ты откуда это знаешь?
Глаза Олив сверкнули.
– Тот, кто держал его там – сказал. Мы разгромили их гнездо.
– Олив!..
– Я тебе говорю. Мы их раздавили, понимаешь? Приехал Вильямс, и мы…
– И полковник – здесь?!
– Уже нет. Он уже в Ньюхоупе. Увез пленного. Там большой сбор форбидеров. Ему нужно быть там. Будет брать власть. Так он сказал. Ладно, все это потом. Ты сама – как?
– Уже неплохо… да, совсем неплохо. Я расскажу. И… в общем, все расскажу… – она помолчала. – Что будем делать, Олив?
– Вильямс просил догнать его, в Ньюхоупе.
– Я не спрашиваю: куда поедем? Я спрашиваю: что будем делать?
– И я об этом. Мы нужны ему, Светти. А то, чем он занимается, – это сейчас, наверное, самое важное. А сверх того… Сол, расскажи ей все.
Сол пожал кругленькими плечами. Светлана вдруг поняла, что такой кругленький он исключительно от мышц. Ни малейшей мягкости не было в его теле – сплошное железо.
– Меня нанял ваш муж, леди. Я – частный детектив и охранник. И он нанял меня для того, чтобы я вас нашел и охранял. Не стесняя при этом вашей свободы. И в рамках этих условий – я в полном вашем распоряжении.
Светлана вдруг почувствовала себя как во сне: когда вдруг оказывается, что ты стоишь голая на оживленной улице.
– О нет же! Нет, нет! – она прижала ладони к щекам. Щеки запылали. – Только не это…
Олив успокаивающе коснулась ее плеча, и Светлана, повернувшись, неловко обхватила ее шею руками, уткнулась в грудь – и зарыдала: грубо, некрасиво… Олив гладила ее, что-то шептала. Наверное, так продолжалось долго, а может быть, дорога была короткой – но Светлана еще плакала, когда ландо остановилось. Запахом сгоревшего угля наполнен был воздух…
Через полчаса они четверо сидели в салоне первого класса. До отправления остались считанные секунды, когда в окно салона стукнул костяшками пальцев блондин-кучер. Сол выглянул из вагона. Вернулся, когда залязгали буфера. И сел, сложив руки на животе.
– Плохие новости? – спросила Олив.
– Почему же сразу – плохие?
– Ну…
– Не надо так говорить. Чуть что, сразу – «плохие новости»…
Из нагрудного кармана его визитки торчал голубой уголок телеграфного бланка. Сол перехватил взгляд Светланы и Олив и засунул телеграмму поглубже.
В ней, полученной Хантером на вокзальном телеграфе «до востребования», было следующее: «Работа по леди С. прекращается неплатежеспособностью клиента. Купер».
Алик шел впереди и показывал дорогу. Вряд ли он знал ее, но все равно показывал. А Глеб был почему-то поражен схожестью пейзажей в обоих мирах: там, в старом, было огромное, слегка покатое поле невысокой, но густой не заколосившейся пока еще пшеницы. Маленькие рощицы берез, иные по десятку, не более, деревьев – сохранялись посреди него. Там, куда поле нисходило, тянулась зеленая змея зарослей вдоль ручья. Они шли по укатанной дороге, и поле лежало справа, а слева был лес, густой, березовый, временами с вкраплениями осин и сосен. А после перехода: поле стало слева, уже пожатое, и бесконечные ряды скирд тянулись желтыми пунктирами на черном. Лес тоже был рядом, хотя и другой: дубы, клены, туи. Только дороги не было, а лишь пересекающиеся и разбегающиеся колеи. Час пришлось идти, пока не попалась просека, а по ней – широкая конная тропа. В ту сторону – к морю, – показал рукой Алик.
Глеб кивнул. Сам цвет неба говорил об этом.
Они пошли по тропе и через десять минут увидели верховых.
– Стой здесь, – сказал Алик и пошел верховым навстречу.
Тех было пятеро – в синей казачьей форме.
Алик поднял руки и замахал ими.
– Эй, кто такой тут ходишь? – последовал окрик.
– Кто за старшого, казаки? – отозвался Алик. – Слово есть.
– Ну, я за старшого, – от верховых отделился один и приблизился. Остальные уже держали в руках короткие карабины. – Слухаю. Подхорунжий Громов.
– «Невон», господин подхорунжий. Помните, секретная инструкция?
– Помню, помню, – подхорунжий с интересом разглядывал Алика и подходящего к ним Глеба. – Такое разве ж забудешь? Только как вас сюда-то занесло?
– Всяко бывает, – сказал Алик.
– Это, выходит, вам баню сейчас, и палатку отдельную, и все такое…
– Вам, положим, тоже баню, – усмехнулся Алик.
– Я и говорю. Эх, попаримся!.. Галанин, давай сюда, вместе париться будем. Остальные – впереди на сто шагов! Вам, господа невоны, седел не уступим, а за стремя держитесь. Верст семь до заставы будет…
17
Полковник выглядел хорошо. Слишком хорошо, пришло почему-то в голову Светлане, и она удивилась этому своему впечатлению. И стала присматриваться. Да, полковник выглядел так, будто недавно перенес «лихорадку предгорий», и его энергия удвоилась. Глаза блестели, он шутил и быстро двигался, но лицо почему-то не было таким выразительным, как раньше: терялись оттенки эмоций.
– Мои блестящие леди! – воскликнул он. – Безумно жаль, что я не могу побыть в вашем обществе хотя бы часок. То, что творится… это неописуемо. Пожар в курятнике. Так что слушайте меня внимательно. Это касается нашего юного князя. Тот человек, который помог ему бежать и который ушел с ним, долгое время занимался поисками библиотеки Бориса Ивановича Марина. Той, которая пропала во время высылки Бориса Ивановича. Девять тысяч томов и собрание рукописей. И очень может оказаться, что весь этот трюк с похищением и побегом имеет одну цель: добиться того, что Глеб сам выведет их на библиотеку.
Он помолчал, давая им время осознать услышанное.
– Чем именно заинтересовала библиотека наших оппонентов – могу лишь догадываться. Возможно, в ней содержится секрет талантов нашего общего друга. Возможно – и я очень на это надеюсь – Борис выяснил, как нам отцепиться от Старого мира. Как жаль, что он позволил себе погибнуть… Вот здесь, в этой папке, жизнеописание Марина-старшего и карты его экспедиций. Где именно находится библиотека, неизвестно, но начинать искать ее разумно либо с Нового Петербурга, либо с Порт-Элизабета: из точки отправления или из точки назначения. Где-то между ними она и растворилась… Думаю, туда и лежит путь Глеба. Понимаю, что в такое время, как сейчас, юным женщинам следует сидеть по домам, а не скитаться. Но мне некого больше послать. Потому что никому, кроме вас, он не поверит – ведь на другой чаше весов будет лежать доброе имя его спасителя. Причем, может быть, действительно честного человека… каким, скажем, был Борис Иванович. Вот и все. Если вы беретесь за эти поиски…
– Беремся, – сказала Олив.
Светлана посмотрела на нее. Олив незаметно для полковника стиснула ее пальцы.
– Беремся, – сказала Светлана.
– Вам будут помогать Батти и Сол. Паспорта я вам выправлю, деньгами снабжу. Придется вас, правда, опять перекрашивать…
– Ничего, – сказала Светлана. – Мне даже понравилось это все. Такая жизнь.
Она не сумела скрыть раздражения.
Потом, когда Вильямс ушел, Светлана набросилась на Олив:
– Зачем, зачем мы это все затеяли? Мы его не найдем… а если найдем – ты ведь помнишь, из-за чего мы пустились в бега?!
– Помню, – сказала Олив.
– Это ничто не исчезло! Это все есть!
– Мы теперь другие, – сказала Олив. – Мы можем наносить удары. Не убегать, а защищаться.
– Я беременна, Олив, – сказала Светлана.
Три дня, проведенные на казачьей пограничной заставе на острове Дальний, состояли целиком из еды, пьянства и лени. Инструкция «Невон» обязывала отбывающих карантин ежевечерне париться в бане, а также выпивать в течение дня две кружки водки. Казачья же водка, настоянная на травах, вызывала зверский аппетит. Удовлетворять его было чем: своих нежданных гостей казаки кормили на убой. Подхорунжий Громов и молодой казак Галанин, оба Иваны, жили в соседней палатке и пользовались теми же благами. После отъезда «невонов» им полагалось жить так еще три дня. Эх, ррробяты!.. – восклицал Громов. – Эх, почаще бы вы такие на меня выходили! Поскольку расспрашивать «невонов» о чем-либо категорически запрещалось, Иваны вперебой сами рассказывали им о бедах и прелестях пограничной жизни, об уме и коварстве контрабандистов-спиртовозов, о браконьерах, забывших стыд и совесть, о старателях по золоту, камешкам или кореньям, сберегающих свои делянки со свирепостью щенных волчиц… Потом пели песни. Пели дивно. Прочие казаки, сидя за обведенным вокруг карантинных палаток меловым кругом, подпевали.
- Предыдущая
- 45/123
- Следующая
