Сироты небесные - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 46
- Предыдущая
- 46/55
- Следующая
– А вы уверены, что эти планы – взаимоисключающие? – спросил он.
Марцалы переглянулись.
– До момента появления императора Бэра – нет. Сейчас – да, – сказал Санба.
– Видите ли, – сказал Тан, – план расселения был рискован, но в пределах разумного. По законам Империи, планета-заповедник не может иметь владений вне собственной атмосферы. Таким образом, если это правило будет нарушено хотя бы явочным порядком, возникнет неразрешимая коллизия, которую законники Тангу будут обсасывать миллион лет. И, естественно, ничего предпринять не смогут. Появление человека, который называет себя Императором, на планете-заповеднике – тоже не страшно, это скорее курьёз, который не может иметь последствий. Но оба эти события одновременно – ситуация автоматически квалифицируется как мятеж, а действия на случай мятежа тоже предпринимаются автоматически.
– И это могут быть очень жёсткие действия, – добавил Санба. – Вплоть до стерилизации мятежных планет. Такого ещё не случалось, но законом подобная мера предусмотрена…
– Жил на свете волк-сирота. Родители его умерли, когда он был совсем маленьким, он и не помнил их вовсе, помнил только тётку свою, жил он у неё, пока не попала серая в волчью яму, да ведьму одну помнил, которая пригрела и прикормила сироту, научила кой-чему полезному по хозяйству, и всё у них было бы хорошо, но не в добрый час пошла старушка на реку за рыбкой, провалилась под лёд и утонула.
С тех пор скитался сирота по лесам в одиночестве. Родни у него не осталось, да и вообще в тех краях волки как-то не приживались, что ли, а те, что жили, славились нелюдимостью и чужих не привечали.
И вот однажды, усталый и измученный, выбрался молодой волк на берег лесного озера – и увидел прекрасный замок, маленький, чистенький, аккуратный, с зубчатыми стенами, высокими воротами, подъёмным мостом, затейливыми башенками и могучим центральным манором, над которым поднималась в небо главная башня с единственным окошком на самом верху.
Прошёл сирота по мосту, постучался в ворота и попросился переночевать. Открыл ему сам хозяин замка – высокий красивый мужчина с густой рыжей шевелюрой и окладистой рыжей бородой, именем Рапунцель. Ничему не удивился и пригласил сироту к своему очагу.
В тот вечер впервые за многие месяцы волк-сирота спал в тепле, сытый и довольный. И так ему у Рапунцеля понравилось, что наутро попросился он в услужение. Хозяин охотно согласился, ибо слуг у него не водилось, и тут же выдал сироте огромную связку ключей от всех комнат замка, а на шею повязал красивый шёлковый бант, белый, как снег, и шапочку подарил, красную, как кровь.
Молодой волк страшно гордился подарками и носил их не снимая. Ни минутки не сидел он без работы – чистил, мыл, стирал, готовил, расставлял и переставлял, смазывал петли ворот и ворот моста, вытряхивал ковры, начищал крыши башенок, мёл двор, пропалывал и поливал сад, запасал воду, укреплял стены, менял свечи в люстрах, натирал паркет, заботился о лошадях, полировал оружие, проветривал одежды, стелил постель и всегда сохранял хорошее настроение, потому что был он доброго нрава, трудолюбивый и старательный.
Только после захода солнца переставал он хлопотать по дому, выходил в сад, ложился под розовым кустом и устремлял свой взор на окошко высокой замковой башни. Его острый слух ловил обрывки песенки, которую напевал там, наверху, милый девичий голосок, а когда сумерки сменяла ночь, из окошка обрушивался водопад роскошных рыжих волос, лишь немного – примерно два человеческих роста – не достававших до земли. Волк-сирота засыпал, и ему снилось, что прошёл год, или два, или три, и волосы прекрасной девушки выросли настолько, что почти коснулись земли, и он взбирается по ним к заветному окошку, из которого слышится милая его сердцу песенка…
По утрам хозяин замка часто уезжал на охоту, а к вечеру обязательно возвращался. Каждый раз перед отъездом он наказывал молодому волку:
– Можешь открывать любые двери и заходить во все комнаты, только ту дверь, у подножия главной башни, не открывай и внутрь башни не заходи.
Сирота его слушался, и всё у них шло хорошо.
Но не бывает так, чтобы всё шло хорошо и ничего не менялось. В один тёплый погожий денек, когда работал волк-сирота в саду, поднял он взор к заветному окошку, и закружилась у него голова, затуманился разум, забыл он хозяйский наказ и своё обещание – и побежал к запретной двери.
Скрипнул в замочной скважине единственный ключ, которому доселе не было применения, отворилась тяжёлая дверь, и волк-сирота застыл на пороге, ничего не видя после яркого дневного света. Ещё не поздно было поворотить назад, избегнув непоправимого, но попутал бес несчастного сироту, и молодой волк шагнул внутрь и притворил за собой дверь.
Он постоял немного, привыкая к полумраку, осторожно двинулся вперёд… и оцепенел.
В самом центре круглой комнаты стояла огромная каменная чаша, налитая до половины чем-то тёмным, – и острое волчье обоняние обжёг запах крови. Но самое страшное – по стенам круглой комнаты были развешаны волчьи шкуры, а на полу грудой валялись волчьи черепа.
Застонал молодой волк, задохнулся от ужаса, схватился невольно за свой шёлковый бант – и лёгкий белый лоскут соскользнул с шеи и упал прямо в чашу.
Не помня себя волк выдернул ленту из чаши, подставил свою красную шапочку, чтобы не испачкать пол каплями крови, выскочил за дверь, запер её и помчался на озеро. Долго-долго, и песком, и илом, и глиной и просто лапами пытался замыть он страшное кровавое пятно, но ничего у него не получалось.
Тогда спрятал он свой бант под розовым кустом, закопал там же красную шапочку и, ни жив ни мёртв, стал дожидаться хозяина.
Рапунцель приехал, как всегда, к вечеру. Посмотрел он на своего слугу и сразу всё понял.
– Пойдём со мной, – велел он и повёл сироту в запретную комнату.
Несчастный молодой волк шёл за ним по пятам, дрожа, как осиновый лист. Ноги его заплетались, язык отнялся, взор затуманился. Переступил он уже знакомый порог и затрясся по-заячьи. Со всех сторон окружали его круглые стены, увешанные волчьими шкурами, в нос ударил запах мёртвой крови…
– Ты посмел ослушаться меня, жалкий глупый зверь, – громовым голосом произнес Рапунцель, поднимая меч, – и за это заплатишь своей жалкой дурацкой жизнью. Помолись на ночь, ибо ночь эта будет вечной…
Несчастный сирота упал на колени и вознёс к небесам самую горячую молитву. И произошло чудо. В единый миг прояснел его разум, и очистился взор, и возвысился дух, и вспомнил он, что не жалкий и глупый, но зверь он лесной, в самом расцвете сил, и нет на нём ни вины, ни греха, и не за что ему умирать, но страшно хочется жить. Серой молнией метнулся он на грудь к Рапунцелю, перегрыз ему горло и вырвал его чёрное жестокое сердце.
А потом женился на его прекрасной рыжеволосой дочери, которую безжалостный отец всю жизнь продержал в заточении, и много лет жил с ней долго и счастливо…
Ярослав перевёл дыхание и с торжеством осмотрелся. Все слушали внимательно, никто не отвлекался и даже почти не дышал. И кошка слушала внимательно, чуть приоткрыв рот. Как будто понимала.
А может быть, и понимала…
Прогресс в освоении языка был у неё просто устрашающий.
– Ну, что ж, – сказал наконец Олег. – Похоже, у нас зарождается новая литература. Давай будем изобретать типографию. Высокий шрифт, свинцовое литьё…
– Оловянное, – сказал Ярослав. – С добавками сурьмы. Свинца я здесь ни разу не находил – ни в рудах, ни в старом металле. А олова – завались. Тоже своего рода феномен.
– Когда вы с мы хотим лететь? – спросила Тейшш. – Время много нет совсем Олег.
И все посмотрели на Олега.
– Терпимо, – сказал он.
– Вот юшку сожрём – и полетим, – проворчал Ярослав. – Потому что там нам юшки не дадут, не дождётесь. Разве что – юшку пустят…
- Предыдущая
- 46/55
- Следующая