Штурмфогель - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 11
- Предыдущая
- 11/55
- Следующая
ПЕРВЫЙ ХОД
Самое опасное – это перестать отличать сон от яви. Начать забывать явь так же, как забывают сон. И наоборот… Верх в чем-то родствен снам. И сейчас, проснувшись наверху, Штурмфогель не мог понять, что было с ним во сне.
Он не знал, где находился. Вероятно, это было питейное заведение, но столики стояли лишь у стен, декорированных сетями, веслами, спасательными кругами и рыбьими скелетами. Штурмфогель смотрел на все это неподвижным взглядом откуда-то из-под потолка. Какие-то люди беззвучно пересекали видимое пространство. Из одного угла в другой они таскали длинные ящики и тяжелые корзины.
Потом он куда-то плыл. Умело и размеренно. Вода переливалась через голову. Желтые огни оставались слева и медленно уползали назад.
Потом все поменялось. Но Штурмфогель по-прежнему не мог включиться в происходящее. Кто эта женщина, сидящая напротив? Она очень красива, но у нее холодный отрезвляющий взгляд. Она что-то говорит, ясно и четко, сопровождая слова резкими взмахами кисти. У нее длинные пальцы с коротко обрезанными ногтями. Как всегда, он не понимает речи.
Но почему-то знает, что здесь он – еврей.
Потом она смеется. Вернее, это не смех, а невеселая насмешка. Над ним? Он пытается поцеловать ее пальцы. Она отнимает руку. Очень грустно.
Так грустно, что стынет сердце.
От этого холода в груди он проснулся и еще несколько минут лежал, глядя в зеленый лоскутный потолок.
Цирк, наконец вспомнил он. Ангар. В ангаре – нелепый маскировочный шатер.
Значит, я наверху.
Значит, операция в разгаре.
Интересно, что сейчас вытворяет нижнее тело?.. Ладно, вернусь – узнаю.
Большинство людей живут только внизу, ожидая, что попадут наверх после смерти. Напрасные мечты… Когда-то Штурмфогель попытался вычислить процент тех жителей Земли, кто имеет, образно говоря, две личности и два тела: верхнее и нижнее. Получалось где-то от семи до пятнадцати процентов. Остальные жили по принципу: «Одно тело – один мозг – одно сознание – одна личность». Подавляющее большинство из тех «семи – пятнадцати» не имели представления о том, что им так повезло: они обходились лишь роскошными сновидениями, странными фантазиями, умением погружаться в мечты; но они же – и только они – становились обитателями психиатрических клиник, будучи не в силах принять, казалось бы, очевидное: что их сознание принадлежит не одной, а поочередно двум личностям, каждая из которых не подозревает о существовании другой. Сознание – это как матросская койка: на ней спят двое, но они никогда не встречаются. Такие «вахты» у них создаются не только чередованием сна и бодрствования, но и чем-то еще – возможно, инстинктивным запретом обращать внимание на «сменщика»: сознание обязано заботиться о сохранении себя в целости. Если «матросы» аккуратны, то никому из них и в голову не придет, что в его отсутствие койкой пользуется другой (построение, конечно, умозрительное, настоящие матросы обо всем этом прекрасно знают…), – но если один оставляет на койке крошки, а второй мочится во сне… тут недалеко и до поножовщины. То есть шизофрении.
Но есть среди людей и «настоящие морские волки», или «пси», – они подсознательно ощущают наличие сменщика и спокойно принимают этот факт. Как правило, их истинное Я фиксировано в каком-то из миров: верхнем или нижнем (вот тоже традиция… ведь правильнее, наверное, говорить – внешнем и внутреннем; однако уже привыкли за сотни лет к неправильному пониманию – а все потому, что ощущения при переходе именно такие: скользишь вверх или вниз), но при должной подготовке людей этих можно научить перемещаться туда и обратно по собственному желанию. Правда, это поначалу дорого обходится той части общей личности которую Я временно покидает. В лучшем случае будет жесточайшая мигрень, а чаще – эпилептические припадки или кататония. Со временем личность привыкает… впрочем, здесь множество вариантов и тонкостей. У каждого – свои проблемы, и кто-то с ними справляется, а кто-то нет.
Из этого меньшинства выделяется свое меньшинство, у которых способность перемещаться – врожденная или приобретенная в раннем детстве. Штурмфогель как раз из таких. Та личность, то тело, из которой ушло Я, продолжает спокойно существовать, всего лишь избегая принятия каких-то очень важных решений. Этакая хорошо отлаженная фирма, шеф которой без малейших опасений уезжает в командировки или длительный отпуск…
(«Отпуск!» – простонал про себя Штурмфогель.)
Но и в этом меньшинстве скрывается свое меньшинство – те, которые умеют изменять верхнее тело. Те, которые непонятными способами присваивают себе способности, обычным верхним людям не присущие.
И наконец, те десятки или максимум сотни, кто наверху, уже не просто люди – или просто не люди…
Штурмфогель встал и с хрустом потянулся. На спинке стула его ждал наряд «Гейера» – трусы и футбольная майка. Намек на то, что его считают своим? Рановато бы…
Все же он оделся именно в это, привел себя в порядок в фанерном, но удобном туалете с горячей водой и даже душем и пошел искать кого-нибудь из подчиненных.
Телефонный звонок застал его у подножия лестницы. Он уже ступил на первую ступеньку.
Возвращаться не хотелось, это была дурная примета, но звонить мог кто-нибудь нужный…
Это был Кляйнштиммель.
– Хайль Гитлер, – сказал он. – Как продвигается наступление?
– Успешно, – сдержанно ответил Штурмфогель. – Правда, пока это не наша заслуга.
– Ну-ну, не прибедняйся. Везет везучим. А ты, как известно…
– Это все, что ты хотел спросить?
– Спросить – да, все. Но я могу еще кое-что сообщить. Может быть, тебя это заинтересует. Насчет русского по кличке Дрозд. В сороковом, сразу после того, как русские разнесли в пыль свой Спецотдел, человечек Мюллера сумел скопировать на микропленку досье сотрудников этого самого Спецотдела. Двести рыл. Я точно знаю, что пленка так и хранится у Папы. Если сможешь, то вытаскивай ее из-под его кубической задницы, я тебе в этом не помощник… и вообще на меня – никаких ссылок. Понял?
– Спасибо, Юрген… Это хорошая подача.
– Не за что. Ищи крысу. Я уснуть не моту, понимаешь? Ведь кто-то из нас…
– Найду. Что-что, а искать я умею…
Штурмфогель положил трубку. Оглянулся. По лестнице осторожно спускалась Ханна.
– Доброе утро, шеф, – сказала она. Глаза ее были полузакрыты и смотрели чуть мимо.
– Доброе утро. Что слышно?
– Еще не проснулись.
– Спят вместе?
– Даже в разных комнатах. У парня железные принципы.
– Хочешь кофе?
– Я уже пила, шеф. Давайте сварю. Я хорошо умею. Меня все наши просят.
– Ты давно в отряде?
– Три года… почти. Два года девять месяцев.
– Ого.
– Это все, что я могу рассказать. Извините.
– Я и не собирался расспрашивать.
«Действительно не собирался?» – Штурмфогель сам себе погрозил пальцем. Ну-ну. Хотя и не положено заводить шашни с подчиненными, почти все это делают. Даже рейхсфюрер. Штурмфогель видел его любовницу, мать двоих его детей, женщину славную, но совершенно обыденную. А здесь…
Ханна чем-то напоминала ту женщину, которую он только что видел во сне. Не чертами лица. Мимикой? Или только тем, что обе они смотрят чуть-чуть мимо тебя своими чудесными, но полуприкрытыми глазами?..
– Кто-то проснулся, – сказала Ханна, продолжая колдовать с кофейником. – Встает, бормочет. Идет умываться…
Мерри всегда завтракал плотно, зная, что в течение дня может не выкроить времени на еду. Вот и сейчас перед ним стояла полная миска холодной баранины и что-то вроде супа или жидкого салата из всяческой съедобной зелени, залитой кислым молоком. Ну и, конечно, обязательные оливки, сыр и крутые яйца. Мерри складывал в себя провизию под музыку, доносящуюся из трофейного «Телефункена». Радио было настроено на Рим. Ни малейшей тени измены. Я никогда не слушаю радиостанции врага…
- Предыдущая
- 11/55
- Следующая