Малой кровью - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 39

• Предыдущая
• 39/72
• Следующая

Она посмотрела на «супербайк», сверкающий никелированными сочленениями. Смешные ребята, подумала она неуверенно. И жутко талантливые. И смелые. И всё равно смешные. На Марс…

Всё равно как на пикник в то место, где никто ещё не был. Куда-нибудь в горы или в дремучий лес. Но – на пикник.

И этот двор с самоделками… Самоделки сейчас, когда всё, что можно придумать, можно пойти и купить. Ну, почти всё.

«Супербайк»… Вот такого уже не купишь. Ничего принципиально нового не изобретено, а просто остроумно скомбинировано то, что уже известно. Но при этом аппарат летает значительно выше глайдеров и во много раз быстрее, чем сёдла-жополёты, не портит полос и площадок, как корабли и катера, когда взлетают без стартовых антигравов, и в отличие от атмосферников не нуждается в крыльях. То есть за патент на такую машинку ребята могли бы жить припеваючи… что, похоже, и делают – вот уж не знаю только, на какие деньги…

Не отвлекайся.

Да я и не отвлекаюсь… стараюсь изо всех сил… Но надо бы ещё мороженого, а, как вы считаете?

Если её «приковали», то нужно изо всех сил рвануться и освободиться. Как из паутины. Прямо сейчас.

Но что-то мешало рвануться. И это был не паралич воли, не проклятая сонливость, которой она всё время боялась и которая стала для неё скорее уж сигналом тревоги, чем путами. Нет, на этот раз было скорее ожидание важного события, которое должно произойти именно здесь, – но Юлька не знала точно, в какое время… и может быть, всё-таки не здесь…

От этого рождалась неуверенность.

Давай ещё раз, сказала она себе. Ещё один прогон… Я хочу грохнуть марцала. Один раз у меня не получилось. Промазала. Теперь нужно на второй заход… Вот где я запсиховала и начала делать ошибки – хорошо хоть, не фатальные… до фатальных не дошло, не успела… Никаких вторых заходов, этот этап провален, и исключительно и только – начинать новый с нуля. Снайпер, делающий второй выстрел с одной позиции, – это мёртвый снайпер. Так говорил тренер Аллардайс.

Итак, всё с нуля. То есть – выявление цели, разведка, выслеживание…

А для этого нужно вернуться в лагерь.

Риск…

Да, риск. Но пока я тут прохлаждаюсь мороженым, этот склизкий лощёный гад превращает Ричи во что-то, только внешне похожее на человека!

Она подумала так и уставилась на свои сжатые кулаки. Они лежали на столе по обе стороны опустевшего пластикового стакана с ложечкой в нём – и эта ложечка заметно дрожала.

Вот чёрт…

Юлька встряхнула руками, сбрасывая с пальцев избыток возбуждения. Передёрнула плечами, с хрустом свела лопатки, покрутила головой.

Итак, решение: возвращаемся в лагерь…

Решение неверное.

Надо выяснить вот что: действительно ли за ней кто-то гнался в ту ночь – и гонится ли сейчас? И только после этого…

Решение неверное!

Действовать надо так, как будто за ней гонятся все черти из ада – и одновременно провести подробную разведку и выяснить об Ургоне всё, что только возможно. Одновременно, понимаешь?

Понимаю, ответила она сама себе. И больше всего понимаю, что это невозможно сделать в одиночку…

Во внезапной вспышке ярости она врезала кулаком по столу и тут же вскочила на ноги и быстро пошла по кругу, баюкая ушибленную кисть. Только поэтому она и увидела, как по просёлочной дороге, пыля, по направлению к мотелю едут два тёмных и с тёмными стёклами полугрузовичка. От них так и разило угрозой…

Да как же так получилось, что они подкрались, что она их не почувствовала издалека?..

Это называется – наразмышлялась до отключки.

Юлька бросила на стол десятку, перепрыгнула невысокое ограждение и в три прыжка достигла стоянки. Она бросила в монетоприёмник парковочного автомата все жетоны, которые выудила из кармана – гораздо больше, чем требовалось, – и рванула рычаг. Автомат сработал только с третьего раза, и за эти два лишних рывка Юлька покрылась обильным путом. Тем не менее она проверила, как держатся прихваченные к багажнику специальными резиновыми жгутами сумка и чехол с винтовкой – только после этого прыгнула в седло, запустила конвертор – раз… два… три… четыре… стрелка эргометра вышла из красной зоны, – поехали! Юлька подняла аппарат на метр, развернулась «на пятке» – и, чуть-чуть набрав высоту, понеслась прочь от мотеля, не оглядываясь и потому не зная точно – но надеясь, что здание находится между нею и преследователями.

Она перемахнула через шоссе, снизилась до самой земли, притормозила, развернулась, посмотрела назад. Виден был садик, угол дома, вывеска. Никаких машин, слава богу…

Так направо или налево?

В-витязь на распутье…

Если направо, то – продолжать свою дорогу в никуда, уходить от противника, которого не видно, разрывать контакт, скрываться, прятаться от тех, кого, может быть, и нет. Если налево, то – идти на сближение, атаковать, обострять, обгонять, двигать все фигуры за один ход, импровизировать, везде успевать первой…

Она решительно повернула налево – и увидела три глайдера, стремительно идущих ей наперерез. До них было далеко, километра полтора-два.

А ещё дальше – и от шоссе, и от неё – малозаметной серой чёрточкой скользил на небольшой высоте лёгкий атмосферник – что-то типа «свифта», «титмауса» или «баллфинча». Пилот его старательно делал вид, что залетел сюда случайно…

Позицией полковник остался в основном доволен; ребята, готовившие её, проявили и редкое старание, и приличную выучку. Три ряда траншей, грамотно расположенные ходы сообщения. Проволочное заграждение на низких колышках, там же что-то вроде спиралей Бруно. Проволока непривычная, чертовски упругая, раза в полтора тоньше, и шипы другие по конструкции – не прикручены, а приварены; но функцию свою заграждение выполнит, это ясно.

Он приказал только переоборудовать пулемётные гнёзда – с тем, чтобы огонь вёлся преимущественно не фронтальный, а фланкирующий, – и кое-где усилить брустверы окопов – благо, камней для этого хватало. Его собственный командно-наблюдательный пункт оборудовали метрах в тридцати ниже гребня высотки и вдали от сколько-нибудь заметных ориентиров.

Отряд, отданный под его команду, насчитывал пятьсот семь пехотинцев, в основном землян-легионеров из разных частей, в разное время угодивших в плен. Он не был уверен, правильно ли поступил, сформировав роты по принципу землячеств – просто так оказалось проще назначить командиров. Половина личного состава понимала русский язык, половина другой половины – английский. С этими проблем не было. Удалось сформировать немецко-французскую роту, лейтенант-силезец Марейе говорил свободно и с теми, и с другими. Но набиралось ещё сорок два человека, с которыми трудно было найти общий язык кому бы то ни было: шведы, финны, литовцы, датчане, португальцы, румыны, греки, венгры, албанцы – и даже один боснийский цыган. Присоединив этот чудовищный «вавилонский ковчег» к алемано-франкам, Стриженов поставил командовать взводом сержанта Гофгаймера, маленького очкастого немца, владеющего шестью языками и попавшего в Легион совсем недавно…

Таким образом, первая и вторая роты были «русскими», третья – «английской», четвёртая – «эх-сперанто». И был ещё разведвзвод из шести человек и мотоцикла.

Кроме пехоты, у Стриженова имелась мортирная шестиорудийная батарея с приличным запасом осколочных бомб, и три лёгкие полевые скорострельные пушки, могущие настильно лупить картечью; картечных патронов тоже вроде бы хватало, равно как и гранат – но на гранаты, впрочем, он особо не полагался из-за слабенького заряда взрывчатки. Прислугой орудий были сплошь чапы, а вот командовали ими основательные пожилые поляки. Полковник потолковал с артиллеристами, понаблюдал за пристрелкой целей – и решил для себя, что за этих можно быть спокойным.

Хуже обстояли дела со станковыми пулемётами, на которые, скорее всего, и ляжет самая большая нагрузка. То есть их было достаточно, одиннадцать штук, но все разные – не просто разных систем, но ещё и под разные патроны, в том числе и уникальные, восьмимиллиметровые системы Краг-Йоргенсена, которые вообще больше ни к чему не подходили. В горячке боя могли возникнуть трудности со снабжением. Впрочем, командиры расчётов заверяли его, что всё будет в порядке; оснований не верить им вроде бы не было, а тревога оставалась.

• Предыдущая
• 39/72
• Следующая