Малой кровью - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 18
- Предыдущая
- 18/72
- Следующая
Максим Леонидович торжественно поднял это орехово-изящное тёмно-медовое создание, приложил к плечу, вскинул белую шпагу смычка – и в воздухе повис ровный, как луч света, вибрирующий звук.
– Моё! – завопил Кешка, разом утратив все воспоминания о приличиях.
– Конечно, твоё, Кешенька, – радостно подтвердил академик, протягивая ему скрипку. – Пойдём, я тебе покажу, как на ней играть…
Гостей они с собой не взяли. Вита могла бы качнуть права и навязаться, но не стала. Она в раннем детстве тоже очень хотела учиться, промучилась четыре года в музыкальной школе и до сих пор твёрдо помнила гамму до мажор. Всё. Старания Максима Леонидовича воспитать из Кеши интеллигентного человека её нервировали. Кроме того, шевелились в душе нехорошие предчувствия: уж очень звучание скрипки – по воздействию на котёнка – напоминало «Р-р-ренин» голос.
Издалека стали доноситься звуки. Поначалу все понимали, когда скрипку берёт академик, а когда маленький эрхшшаа, но вскоре – и как-то очень уж вскоре – душераздирающий скрип прекратился, хотя исполнитель по-прежнему угадывался легко: ни в одной музыкальной школе не научили бы извлекать из струн такие звуки.
А потом всё смолкло. Вита отправилась на разведку.
Дед и внук, до крайности смущённые, сидели на маленькой софе в кабинете академика, бок о бок, но не глядя друг на друга. Котёнок потирал лапкой щёку.
На ковре, полуприкрытые распушённой прядью конского волоса, лежали останки скрипки. Две струны уцелели, но острые Кешкины когти почти перебили гриф и оставили глубокие борозды на корпусе.
– Она такая кр-р-расивая – и такая некрепкая! – несчастным голосом сообщил Кеша. – Совсем-совсем некрепкая. Даже хуже, чем те крррасивые барабаны…
Да уж. Красивые барабаны кончились непосредственно в магазине, и это больно стукнуло по семейному бюджету.
– Железную, – с трудом произнесла Вита. – Пап, ты слышишь? Железную, по спецзаказу. Кованую. У тебя есть знакомый кузнец?
– Железную… – отрешённо сказал Максим Леонидович, глядя перед собой. – Железо, железо… Медь… О!
И снова она проснулась от шума шагов внизу – проснулась как в обморок, как в тошноту, как в липкий холодный пот. Впрочем, почему «как». Кроме обморока – всё в наличии. А по тропинке мимо её укрытия плелась парочка, явно подыскивающая, где бы нарушить пару-тройку законов штата, не одобряющего вольное поведение в общественных местах. Не дай бог, пристроятся где-то поблизости… Юлька подумала и решительно кашлянула. Парочка резко свернула в сторону и прибавила ходу.
А вообще-то – спасибо им большое. За то, что разбудили. Есть в этой сонности что-то ненормальное, тревожащее, подозрительное. По любому из её планов она должна была находиться уже чёрт знает где. Она не вернулась домой (и, наверное, Варечка уже беспокоится и обзванивает немногочисленных знакомых), она зевнула экскурсионный школьный автобус (это был самый симпатичный ей замысел – умотать в соседний штат вместе с ознакомительной экскурсией старшеклассников, а там ненароком «позвонить домой» и отбыть по срочным делам), она не уехала в партнёрский лагерь скаутов, где могла бы залечь на недельку…
Короче, чем перечислять, чего она не сделала, надо разбираться в ситуации и продумывать новый план.
Пункт первый: почему она так патологически спит.
Нет, сдвигаем: пункт первый: висят у неё на хвосте или нет, и если да, то кто?
Сдвигаем ещё: почему они до сих пор не появились?
Уже теплее. Те двое, у прачечной, были если и не марцалами, то их гончими. Наверняка есть какие-то марцальские прилады, способные взять след лучше всякой собаки. Нужен для этого сам Ургон или нет? Ловят её по моментальному – вернее сказать, ментальному – «снимку», который мог сваять у себя в мозгах этот гад, пытаясь разгадать, кто хотел его убить? Или они считали какие-то следы с места её лёжки, и Ургон тут совершенно ни при чём? А какие следы? Запах? Или, скорее – уже теплей! – странная близость, сродство, как со своим «колокольчиком», который ты отличишь от десятков тысяч чужих. Но тогда… тогда из этого следует, что… что ещё не всё потеряно. По-настоящему «колокольчик» чувствуешь, когда он умирает. Значит, когда она, Юлька, умрёт, они это почуют на любой дистанции. А на большой дистанции почуют её волнение, испуг, злость.
Но она знает это – а значит, будет спокойна, как удав. И до тех пор, пока кто-то – неизвестный преследователь или совершенно конкретный марцал Ургон – не окажется в непосредственной близости от неё, Юльки, он её не опознает. Не распознает в толпе.
Принимаем это за рабочую гипотезу.
Кстати, а если это будет не Юлька, а Рита Симонс? Она пока ни разу не подводила. Да и путешествовать по Америке ей сподручнее. А без путешествий нам не обойтись, никак не обойтись.
Крутим дальше.
Самое простое – проверить, ищет ли её полиция. Тьфу, да что тут проверять – если она не вернётся домой к завтрашнему утру или хотя бы не позвонит, её будет искать не только полиция, но даже скауты, рейнджеры и пожарные, а также все Варечкины друзья и знакомые.
Уклонились.
Сонливость. Сон. Неуместный, дурацкий, попросту вредный. Откуда он? Это реакция, нервы – или действительно Ургонова работа? Марцалы всякое умеют, уж она-то знает!.. Будем исходить из второго.
Значит, спать нельзя, надо двигаться, постоянно и беспорядочно. Это ещё не план, это только концепция. И в концепции возможны два варианта развития событий: или за ней действительно будет гнаться сам Ургон, и тогда он должен догнать её в таком месте, где она его убьёт, – или Ургон продолжает здесь своё гнусное дело, а за ней будут гоняться его ищейки – по запаху, или вычислив её личность, или даже с помощью полиции… Тогда она должна вернуться неожиданно для всех и убить его на том же самом месте. С первого удара.
…О, господи, думала она, вытащив наконец мотороллер из орешника, где он за что-то основательно зацепился, выруливая на тропу и сворачивая направо, километра через три будет дорога, которая серпантином поднимается вверх, к шоссе, которое ведёт к прибрежному 1-5… что мне нужно было на прибрежном? Что-то было нужно. В том полусне-полубреду, который пришлось сдирать с себя, очнувшись, фигурировало шоссе 1-5.
Вспомню.
Главное, доехать.
База «Пасадена» не имела ничего общего с одноимённым пригородом Лос-Анджелеса – кроме названия. Она располагалась в пустыне километрах в ста от города, вокруг высохшего озера Эль Мираж. Юлька и не представляла себе, что пустыня может быть настолько красива…
Потом – как-то неожиданно – оказалось, что по закону ей положено ходить в школу, аттестата-то у неё нет! И что если она ходить не будет, то заплатит штраф, а потом сядет в тюрьму.
Это было первой каплей дёгтя.
На базе школа была, но после первых же дней Юлька поняла, что здесь она может преподавать – причём даже не школьникам, а учителям. Ну, раз уж насилия не избежать…
Выкрутились: временно переселились к родителям Пола; те вообще-то поначалу впали в ужас от сыновьего легкомыслия и стремительности, но потом мгновенно переменились. У них полдома пустовало, комнаты стояли закрытые, так что – приняли с распростёртыми объятиями. И Юлька стала посещать очень продвинутую окружную школу. Иногда посещать.
Школа оказалась смешная, странная, немножко нелепая – но благодаря ей Юлька резко подтянула язык, кое-что уцепила из литературы и истории, а главное – познакомилась с обычаями страны; а в остальном это всё-таки был восьмой и редко девятый класс Школы, которые она уже и так окончила с одними пятёрками.
Три дня в неделю они с Сэром Мужем проводили на базе, а остальное время – как получалось. Они уже начали соображать, куда Юльке поступать после школы, как случились одновременно – в один день! – два события: Полу предложили командировку на Титан, а Юлька узнала, что беременна.
- Предыдущая
- 18/72
- Следующая
