Малой кровью - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 10
- Предыдущая
- 10/72
- Следующая
Дверца скользнула назад, и на землю тяжело спрыгнул здоровенный – не толстый, а именно здоровенный – негр. Он повёл плечами: засиделся, наверное, в машине, – а может быть, просто поудобнее утряхивал на себе бронежилет и портупею.
– Констебль Дирк, полиция Лос-Анджелеса. Простите, мисси, но знаете ли вы, который час?
– Думаю, около двух, – сказала Юлька. – Только я не «мисс», а «миссис». Миссис Рита Пол Симонс, констебль. Условно-совершеннолетняя и полноправная.
Она подняла руку, демонстрируя кольцо.
– А-а, – сказал тот несколько озадаченно. – Другое дело. Но вы тут с мужем?
– Нет, мистер Дирк. Мой муж сейчас в системе Сатурна.
Некоторое замешательство.
– Он… э-э… такой же условно-совершеннолетний?
– Нет, – засмеялась Юлька. – Он инженер. Ему тридцать.
– Ага, понятно. А… можете не отвечать… сколько вам?
– Восемнадцать.
Она не стала добавлять: «Будет в октябре». Вместо этого сказала:
– Я из России. Там это считается так же, как здесь – двадцать один.
– Да, я знаю… – он покивал. – У меня сейчас сын в России. Норильск. Слышали о таком?
– О, конечно!
– Там правда очень холодно?
– Зимой – очень. Но на самом деле я там не была ни разу, поэтому – только с чужих слов.
– Я беспокоюсь. Был у него в Монтане – он у меня тоже инженер, как ваш, только по всяким там шахтам-копям, – мне казалось, я потом никогда не отогреюсь. А в этом Норильске – просто не знаю.
– Там все тепло одеваются.
– Да. И много пьют водки. Я в курсе… Вы сейчас вообще-то куда направляетесь?
– К родителям мужа. Тут уже совсем рядом.
– Давайте мы вас проводим. Недавно тут стреляли, а вечером ещё эти малолетние засранцы на мотоциклах… Вам куда?
– В Анахайм. Перекрёсток Эвклида и Линкольна.
– Ну, совсем рядом. Сейчас вырулим на девяносто первое, а там прямо…
– Я вовсе не хочу вас напрягать.
– Какое ж это напряжение…
– Да, действительно, – улыбнулась Юлька. – У вас тут такая пустота кругом. Не могу привыкнуть.
– Пустота? – не понял полицейский. – Это потому, что люди любят жить не толкаясь. А кроме того, тут ведь склоны…
– Я о другом, – сказала Юлька. – Такая чудесная ночь. Я два часа еду – ни одного пешехода. У нас в это время по улицам гуляло бы множество народу. А здесь – только на машинах, на глайдерах…
– У вас – это в России?
– Россия большая. Я хорошо знаю только Питер… Санкт-Петербург. Там сейчас заканчиваются белые ночи – это когда ночью светло почти как днём, только… – слово «пасмурный» по-английски вдруг вылетело из головы, и пришлось подбирать объяснялку: – когда на небе везде облака, светлые, не тучи.
– Читал! – радостно сообщил полицейский. – А в этом ненормальном Норильске вообще солнце не заходит… Понимаете, леди, здесь не место для гуляния. Подышать воздухом, побродить, побегать – вон, недалеко парк. Там бары, ресторанчики… А вдоль улиц – я такого не понимаю. Дома сидеть куда комфортнее – прохладно хотя бы… Впрочем, я был в Нью-Йорке – вот там, наверное, вам бы понравилось. Эти чокнутые вообще не понимают, когда день, а когда ночь. И много ходят пешком.
– Да, наверное, – согласилась она. Пожалуй, слово «гулять» вообще не переводится на английский… – У нас в любую ночь, если не слишком холодно, на больших улицах много гуляют. И в парках гуляют. Особенно если поблизости есть кафе, понимаете? Чтобы можно было зайти, поесть мороженого, выпить сок или коктейль.
– Водку, – предположил полицейский, честно пытавшийся вникнуть в сложности русской души. Похоже было, что он решил не упускать случай поговорить с русской «оттуда», поскольку до сих пор не мог понять, каково приходится сыну среди этих людей.
– Водка – это гадость, – сморщилась Юлька.
– Безалкогольную, – поправился констебль.
– Ещё хуже. Та же гадость и никакого удовольствия. Уж лучше пиво.
Они рассмеялись, и негр смущённо признался:
– Да, пиво лучше.
Правда, глаза у него при этом вдруг стали какие-то настороженные, и Юлька решила, что некоторая доля определённости не помешает.
– Пиво лучше. Но меня очень просили не нарушать ваш закон. Муж и его родители. Мне можно пить пиво и даже водку, потому что я – уоррент-офицер, хотя и уволилась из Флота. Но я знаю, что если я в жаркий день налью пива высокому сильному парню, который хочет пить, но которому исполнилось только двадцать лет, меня посадят в тюрьму. Я думаю, что это глупо, но я уважаю ваши законы.
Это была речь, которую Юлька специально написала, подражая здешним школьникам, просто помешанным на таких вот речах, как и их преподаватели, – а потом тщательно выучила наизусть, как когда-то учила заданные «темы» по иностранному языку. Результат того стоил. Полицейский вскинул руки, словно защищаясь:
– Миссис Симонс, это была вовсе не провокация. Я просто хотел с вами поговорить. Я уважаю права условно-совершеннолетних. Хотя пива никому из них не налью – просто на всякий случай, – добавил он после почти неуловимой паузы и засиял широченной улыбкой. – А за исключением этого – нравится вам Калифорния?
– Нравится, – сказала Юлька.
– А что больше всего?
– Люди, – сказала она без колебаний. – И тепло. И ореховое варенье.
– Именно в такой последовательности? – засмеялся полицейский.
Тут Юлька задумалась.
Люди, разумеется, были вне конкуренции. Она даже как-то не представляла себе, что в одном месте может собраться столько вежливых, доброжелательных, весёлых и контактных людей. Правда, иногда ей приходило в голову, что ни с одним из них она не смогла бы всерьёз дружить… но это, пожалуй, были её проблемы. Уж точно, что не их. И вообще – за редким исключением, незнакомые люди казались более привлекательными, чем знакомые, и с этим ещё предстояло что-то делать… Тепло – да. Хотя знойная зима её нервировала, и поэтому они с Сэром Мужем на выходные уезжали в горы. Оказалось, она умеет кататься на горных лыжах, и это её удивило. Но ореховое варенье…
– Пожалуй, второе и третье место я поменяю местами, – сказала она. – Особенно если варенье будет с мороженым. А давайте съедим мороженого, мистер Дирк? Всё-таки немного жарко.
Она провела ладонью по лбу, убирая пот.
– Это неплохая мысль, – кивнул полицейский. – Одну минуту…
Он подошёл к столбу, на котором висел знак парковки, и что-то нажал. Откинулась крышечка, показалась белая розетка. В неё он воткнул вынутый из кармана телефончик. Чем-то щёлкнул, что-то бормотнул.
Несколько секунд стоял и слушал.
Потом спина его стала напряжённее.
Юлька почувствовала, что у неё подгибаются колени. Вот сейчас он развернётся, и на лице его вместо добродушной улыбки будут камень и сталь, а пистолет сам собой окажется в руке – направленным ей в глаза…
– Не получится мороженое, – сказал он, возвращаясь. Юлька сморгнула, прогоняя страшную картинку. Впрочем, полицейский действительно больше не улыбался. – Уф-ф-ф… Да что ж это за ночь такая… Давайте так: лучше всего будет, если вы нас подождёте вон в той аптеке, а? И мы вас всё-таки проводим до самого дома…
Он бегом вернулся к машине, нырнул внутрь, и они, развернувшись, уехали – оказалось, что другим боком полиция пропагандирует «Мальборо», а с тылу, на бампере, прилеплена узенькая, но ядовито-яркая рекламка «Лаки Страйк» – «Сверхдлинные и сверхделикатные». У полицейских тоже случается чувство юмора.
Юлька побрела к аптеке, чувствуя, как вата, образовавшаяся в коленках, медленно распространяется по ногам, заменяя собой кости. Невесомый мотороллер стал неподъёмным, но она упрямо толкала и толкала его перед собой, наваливаясь на руль, чтобы устоять, и дышала ровно и глубоко, через силу, но ровно и глубоко.
У дверей аптеки болтался новомодный колокольчик под старину. Юлька инстинктивно пригнула голову, услышав над собой металлический звяк, и посочувствовала тем, кто здесь работает.
За стойкой обнаружился высокий худой и заспанный блондинчик с доверчивым, как у щенка, выражением лица. Перед ним на прилавке валялся комикс – Юлька прищурилась и с трудом сдержала усмешку: «Русские покемоны спасают Вселенную». И на обложке знакомая круглая мордашка с огромными ушами, увенчанная марцальским беретом. Ну вот, дожили.
- Предыдущая
- 10/72
- Следующая