Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга первая - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 20
- Предыдущая
- 20/118
- Следующая
У выхода с перрона сгрудились темные машины. Алексей махнул рукой парню в огромной рыжей шапке, сказал адрес.
– Это где пожар, что ли, был? – уставился на них парень и сам себе ответил: – Ну да. Точно там. Десятка-то хоть при себе найдется?
– Найдется, – кивнул Алексей, усаживая Саню и садясь сам. – А что за пожар?
– Хороший пожар. Машин двадцать стояло. Но быстро сгорело – часа три, и все. Дом старый, перекрытия деревянные – труба. Ехал мимо – вот только что: дым, чад, девки ревут, конечно... одни только стены остались. Жалко, конечно, а что делать? Стихия.
– Все живы? Никто не сгорел? – в ужасе выдохнула Саня.
– Да откуда ж мне знать? Хотя... по новостям сообщали так: остались без крова... да. Про погибших не было. Точно, не было. Я бы заметил.
– Слава Богу, – хором сказали Саня и Алексей. Потом Алексей, подумав, предложил: – Слушай, друг! Если там все так плохо... то отвези-ка нас лучше на Речной вокзал. А завтра уж мы с утра...
– Ну... можно вообще-то...
– Еще десять с нас.
– А... Ну, тогда конечно. Только поедем не через центр, там сейчас такие крутые пробки...
– Алеша, а к кому мы едем? – тихо спросила Саня.
– К тому самому мальчугану, у которого наши деньги. Там не слишком комфортабельно, но тепло... да и еда кой-какая должна найтись. Как глаз?
– Никак... Что же это такое делается, а? Алеша... Водитель через плечо посмотрел на них сочувственно:
– И вещей, наверное, много было?
– Все, – Алексей усмехнулся. – Осталось вот то, что на нас.
– Ух ты... – Он отвернулся, но еще несколько раз пожал плечами, как бы ведя разговор сам с собой о странных пассажирах, которым вроде бы положено рыдать и рвать на себе волосы...
– Ничего, сестренка, – сказал Алексей, тихонько пожимая Сане руку. – Живы – значит, еще побарахтаемся. Бояться нам с тобой нечего.
– А я и не боюсь, – сказала Саня. – Мне только... шкатулку мамину жалко... а так... так больше и не жалко ничего...
Об этой шкатулке Еванфия упоминала. Никаких свойств и значений у шкатулки не было, так память... благоуханный розовый кедр, и на резной крышке – миниатюра работы молодого Саввия Богориса: вид на горное озеро Ксифир. Тончайшая паутина трещин лежала на миниатюре...
– Может, ее и вынесли, – сказал Алексей. – Если Птицы были дома, могли вынести. Найдется хорошо. Не найдется...
Еще лучше, закончил он про себя. Тропа – это такое место, где лучше не иметь привязанностей. Даже ни к чему не обязывающих привязанностей к вещам.
Казалось, что ехали долго. Упавший на город мороз – после оттепели – сделал улицы почти непроезжими. Вновь выползли и загромыхали страшные оранжевые пескометатели; под светофорами стояли долго и трогались с трудом; и на перекрестке двух не слишком оживленных улиц, озаряемая синими вспышками, воздвиглась авангардная скульптура «Умирающая газель».
К Речному подъехали с необычной стороны, и Алексей даже не сразу опознал местность. Горели странного закатного света фонари, обманывающие сильнее всех прочих. Водитель помялся и взял только одну десятку из двух, протянутых ему. Кажется, он готов был отказаться и от другой, но это было бы совсем неприлично.
Саня вдруг поняла, что еле передвигает ноги. Площадь у темной громады вокзала была странно пуста и светла, лишь вдали возле ярко освещенного киоска стояла парочка и что-то неуверенно покупала. Сане казалось, что они с Алексеем шли по голой, без декораций, сцене – перед полным залом, замершим в ожидании чего-то обещанного.
Путь их лежал под аркой во двор и дальше – к стоящему отдельно, за высокими деревьями, четырехэтажному зданию. Первый этаж его был темен – там, видимо, располагалось казенное учреждение. На прочих этажах окна местами светились – но, по впечатлению, освещенных окон было меньше, чем в других домах.
– Вот и пришли, – сказал Алексей. – Сейчас на третий этаж... вон, окошко светится – наше...
– А удобно? – вдруг засомневалась Саня. Устав, она всегда начинала испытывать сомнения во всем, знала за собой такую особенность – и все равно предпочла переспросить.
– Вполне...
Подъезд был полутемен и грязен. Сане показалось, что своим золотым пятном она заметила какое-то волнообразное струение над самой лестницей – сверху вниз, – но, как всегда, взглянув туда, она отвела пятно в сторону и ничего странного больше не увидела.
Путь на третий этаж отнял последние силы. На площадке между третьим и четвертьм лежал, обняв батарею, пьяный. Сильно воняло.
– Знают сокола по полету, а добра молодца по пердячей трубе, проворчала Саня. – Так у нас говорили...
– Да-да... – отозвался Алексей отсутствующе. Он нажал кнопку звонка – в недрах квартиры взревело глухо. Подождал немного, нажал еще раз и не отпускал долго. Потом стал искать в карманах ключи. Сане показалось, что он растерян... ошеломлен... испуган... хотя ни одно из этих слов относиться к Алексею не могло.
Наконец он нашел ключ и отпер дверь.
– Жди здесь...
Но Саня как бы не услышала. Жаркая вонь текла из недр квартиры. Где-то в глубине ее горел свет, но сразу за дверью было темно. Алексей нашарил выключатель.
Темное вздувшееся тело лежало в двух шагах от порога. Лоснящаяся лужа натекла под ним. От лужи разбегались тараканы.
Саня громко икнула. Алексей быстро открыл дверь ванной, втолкнул ее туда.
– Побудь пока здесь. Слышишь меня? Саня судорожно кивнула. Глаза ее были огромные.
Алексей пустил холодную воду, намочил край полотенца, обтер ей лицо.
– Сейчас мы уйдем отсюда. Подожди чуть-чуть...
Она кивнула еще раз. Что же она обо мне думает, мелькнуло у Алексея и тут же пропало. Он вышел из ванной, сосредоточился и стал слушать.
Отголоски давней – прошло не меньше пяти дней, а то и недели – битвы въелись в стены. Здесь были люди... три или четыре человека... и с ними громадная злоба. Даже обитатели недр Велесовой кузни не могут быть такими злобными...
От смрада слезились глаза.
Алексей почувствовал, что дрожит, встряхнул головой и осмотрелся. И вдруг понял, что обознался в главном.
На полу лежал не Апостол! Кто-то чужой. Незнакомый. Возможно, местный житель. Апостол... да, Апостола увели. Вот здесь он шел...
- Предыдущая
- 20/118
- Следующая