Я больше не буду, или Пистолет капитана Сундуккера - Крапивин Владислав Петрович - Страница 24
- Предыдущая
- 24/42
- Следующая
– Черта с два я им стану…
– Главное начать! Ты попробуй!
– Да я уже… пробовал…
– Правда?! – изумился Генчик.
– Ну… вот… – Петя, ежась и не глядя на Генчика, переложил шестеренки и пружинки с газеты на голые доски причала. А газету – рваную и промасленную – сунул Генчику.
Это были «Белорыбинские ведомости».
– Вот… – Петя стеснительно ткнул ногтем в верх страницы. Там было написано: «Творчество молодых. Петр Кубриков. Лепестки ромашки. Рассказ».
– Ух ты!… – И Генчик уткнулся носом.
Рассказ был про любовь. Про то, как двадцатилетний шофер Вася встречает девушку, как по вечерам кладет на ее крыльцо ромашки. Ну и так далее… Вообще-то всякие сочинения про любовь Генчик терпеть не мог. Но Петин рассказ показался ему прекрасным. Тут не в содержании дело! Дело в том, что он именно Пети Кубрикова! Того самого, который сидит рядом на корточках!
До этой минуты Генчик и помечтать не мог, что у него будет друг-писатель. Такой, чья фамилия набрана в газете крупным шрифтом!
– Я же говорил! У тебя же талант!
– Да ну… – зарделся Петя. – А вот еще… Вот здесь.
В углу страницы опять была фамилия: П.Кубриков. А под ней стихи.
Паромщик
Стихи понравились Генчику еще больше, чем рассказ. Правда, чересчур грустные, зато такие, что…
– Прямо за душу берут, – сказал Генчик.
Петя зарделся сильнее.
– Значит… не совсем плохо?
– Что ты! Наоборот!.. А Елена что говорит?
– Да ничего. Она и не знает…
– Не знает?! Ты совсем без головы, да? Почему ты ей это не показал?!
– Не успел я… Понимаешь, я хотел ей все про себя… по-честному. И признался, что не курсант. А она как взвилась!.. «Ты, – говорит, – такое же трепло, как все остальные. Пустая, – говорит, – и никому не нужная личность! Я тебе верила, а ты… ты вероломно эксплуатировал мое доверие…» Ну, может, не совсем так, но в этом смысле. И бегом от меня. Прыгнула в трамвай…
– А теперь лежит и воет, – со сдержанным злорадством сообщил Генчик. – Ладно, пойду.
– Куда?
– Такое мое дело: склеивать ваши разбитые сердца… А ты сиди тут и не вздумай топиться с горя. А то знаю я вас, влюбленных…
– Все равно она меня больше видеть не захочет.
– Потерпи до завтра… В крайнем случае, если очень страдаешь, сочиняй пока стихи про несчастную любовь…
– Издеваешься? – жалобно сказал Петя.
– Да ничуточки! Просто поэтам страдания иногда полезны. Это мне Ленка говорила, когда про Лермонтова учила для экзамена… Может, и тебя когда-нибудь будут изучать в школе.
– Иди ты… – сказал Петя. С грустью, но и с капелькой надежды. Не в том смысле, что будут изучать, а что Генчик устроит примирение.
– Иду, – хмыкнул Генчик. Похлопал Петю по крепкому полосатому плечу, сунул под резинку на поясе газету и пошел. Домой. А по дороге думал о странностях любви, которая так осложняет людям жизнь. А что, если и он, Генчик, попадется когда-нибудь в эти сети? Чем черт не шутит! Вот ведь вспоминается почему-то чуть ли не каждый день та девчонка, что живет в доме над оврагом.
И она словно отозвалась на его мысли:
– Эй, Чайник!
Генчик не обиделся. Обрадовался.
– Если я Чайник, ты Поварешка!
Она тоже не обиделась:
– Здравствуй!
– Привет!
– Я иду и вижу: кто-то знакомый шагает, синий с горошками.
– А я нарочно это рубашку не снимаю. Чтобы ты издалека разглядела!
Это была такая отчаянная правда, что, конечно же, звучало как шутка.
– Нога-то все еще не вылечилась? – Девочка посмотрела на бинт.
– Это не для лечения! Просто способ, чтобы тетки в трамвае с места не сгоняли!
– Какой ты находчивый! – Не поймешь, с подковыркой она это или с уважением. Наверно, с тем и с другим.
– Ага, я такой! – дерзко согласился Генчик. И вдруг опять засмущался. Завздыхал, глядя в сторону.
– А почему не заходишь? – совсем по-свойски спросила девочка. – Обещал ведь…
– Да все как-то… времени нету.
– Значит, уже не хочешь летать с берега?
– Но там же колючки!
– Да нет никаких колючек! Ты разве не слышал? На той неделе на откос летающая тарелка хлопнулась! А когда улетела – на склоне ни одной травинки. Чистая глина и песок!
– Вот это да!
– Конечно «да»! Я там уже сто раз прыгала… Хочешь?
– Я… хочу!
Девочка взяла Генчика за руку. И он сразу перестал стесняться. И они побежали сперва по Кузнечной, потом через дамбу и вниз по Кошачьему переулку. Желто-малиновое платьице девочки трепетало, как маленький костер.
Скорей, скорей… И – ура! Радость полета, счастливое замирание в груди!..
Девочку звали по-мальчишечьи – Саша. И этим она еще больше понравилась Генчику.
Они раз пять прыгнули с откоса. Потом покачались у нее во дворе на больших качелях. Затем Саша показала коллекцию пластмассовых африканских зверей (такое у нее было увлечение), а Генчик рассказал про город и пружинчиков. Чуть не начал говорить и про капитана Сундуккера, но спохватился: может быть, это нельзя. Ведь капитан – не его тайна, а Зои Ипполитовны.
После этого они еще несколько раз прыгнули с откоса – несмотря на то, что глина была влажная после дождика и прилипала к ногам и одежде.
– Ох и перемазались мы, – сокрушалась Саша, очищая Генчика сзади.
– Ничего, глина сама осыплется, когда высохнет… Плохо только, что в глине какие-то твердые крошки, раньше их не было.
– Это не крошки! Посмотри, это шарики такие, оплавленные! Я же говорю, здесь посадка летающей тарелки была, от нее они и остались! Такие же шарики находят, где Тунгусский метеорит грохнулся, я читала…
Генчик взял в ладонь смесь влажной глины и песка. И правда, в ней попадались гладкие, будто из черного стекла, шарики. Величиной с крупную дробину!
– Ух ты! Мне такие и нужны!
Генчик набрал столько «боеприпасов», что шорты поехали вниз от тяжести в карманах. Генчик подхватил их, поправил под резинкой газету и вспомнил:
– Пора домой. У моей сестры душевная травма, надо лечить…
– Несчастная любовь? – с пониманием спросила Саша.
– Вот именно.
– Тогда иди… Придешь еще?
– Обязательно!
Елена уже не ревела, сердито возилась на кухне с посудой.
– Припудри нос. Он у тебя как стручковый перец.
– Сам ты… стручок недозрелый. Убирайся.
– Пожалуйста… Между прочим, я был у Пети.
– Катись со своим Петей… Оба трепачи бессовестные…
– Ты все-таки совершенно неисправимая дура, – грустно сообщил Генчик. – Прямо как в глупой кинокомедии. Вместо того, чтобы нормально поговорить с человеком, разобраться спокойно, сразу истерика. Что за безмозглые курицы эти старшие сестры…
– Иди отсюда, пока не получил теркой по загривку!
– Лучше сядь на нее и успокойся.
– Ты такой же болтун, как твой друг Петенька.
– Да не болтун он! Бестолковая… Думаешь, почему он тебе эти истории рассказывал? Понравиться хотел? Больно ему это надо! Тут совсем другое… Это знаешь как называется?
– Бессовестное вранье, вот как!
– Никакое не бессовестное! Наоборот!.. У него это плод творческой фантазии, вот! Потому что он писатель!
- Предыдущая
- 24/42
- Следующая
