В ночь большого прилива - Крапивин Владислав Петрович - Страница 3
- Предыдущая
- 3/35
- Следующая
– Луна была такая же, – вдруг тихо сказал Братик.
Я не видел его, потому что между нами сидел Валерка. Я наклонился и посмотрел на Братика. Мне показалось, что он плачет, но он просто сидел, упершись лбом в колени. И теребил траву. Потом он резко поднял голову.
– Опять, – напряженно сказал Валерка. – Слышишь?
Я прислушался и на этот раз действительно услыхал, как играют горнисты. Далеко-далеко. Пять медленных и печальных нот перекатывались в тишине. Вернее, где-то позади этой тишины, за горизонтом уснувших звуков. "Та'-а-та' та'-а-а-та".
– Ну и что? – неуверенно спросил я. – Кругом много лагерей. Отбой играют. Что такого?
– Наверное… – согласился Валерка. – Только… разве это отбой?
– Это зовущий сигнал, – спокойно и уверенно сказал Братик. – Ты не помнишь?
Валерка не ответил.
Сигнал, печальный и незнакомый, звучал во мне и все повторялся. Как-то сами собой подобрались к нему слова: "Спать не ложи-и-те-есь… Ждет вас доро-о-о-оога-а…"
Что им не спалось, горнистам?
– Я был трубачом, – вдруг сказал Валерка, не глядя на меня. – Ну… я обещал рассказать. Я был трубачом и дежурил на левой угловой башне… Всегда… И в тот вечер тоже. Они взяли крепость в кольцо, а у нас не хватало стрел. Они жгли костры, и всадники Данаты скакали у самого рва…
– Кто такой Даната? Князь? Или вождь?
– Начальник арила, – сказал Валерка. И я больше не стал спрашивать.
– И Даната послал Ассана, своего брата и друга, будто для переговоров. Ассан поднял шлем на копье, и мы, когда увидели его без шлема, опустили мост. Мы не знали… Он въехал на мост и перерубил канат; мост уже нельзя было поднять. Даната с конниками ворвался в ворота. А следом вошли тяжелые меченосцы. И полезли на стены, на галереи. На башни…
– Ты был без оружия?
– Вот у него, – Валерка посмотрел на Братика, – был маленький лук. Ну, игрушка. Даже кожаный щит пробить было нельзя. А меченосцы пришли в панцирях… Они, наверное, не тронули бы нас, но я заиграл, чтобы у дальних стен построились для рукопашного боя. Тогда меченосец замахнулся на меня. Я закрылся от меча трубой, отступил на карниз. А мы были вместе… – Он неожиданно притянул Братика за плечо, и тот послушно прижался к старшему брату.
– Я отступил, – сказал Валерка, – и толкнул его нечаянно. Он упал в ров. Тут уж я про все забыл, обернулся, чтобы посмотреть, испугался. А он даже не ушибся: было невысоко и трава густая. Стоит внизу и на меня смотрит. Я обрадовался, а меня вдруг как толкнет что-то. Я упал… и вот здесь…
– Если бы ты знал, – тихо сказал он. – Ходишь, ходишь по этой траве… Думаешь, может… может, хоть камушек знакомый попадется. А ничего нет… И как там кончился бой?
Я молчал.
– У меня даже трубы не осталось, – вздохнул Валерка.
Наяву я, конечно, бросился бы в темную пропасть догадок: кто он, откуда? Не было здесь никакого Данаты с тяжелыми меченосцами. С какой планеты эти двое мальчишек, из какой Атлантиды? Уж чего-чего, а фантастики я начитался и умел размышлять о таинственных ветрах пространства и времени.
Но там, на крепостном холме, я думал совсем о другом. Я с возрастающей грустью думал, что скоро он уйдет. Мне очень нужен был друг, но Валерка собирался уйти, и Братик тоже.
Из жерла пушки, не торопясь, вылез котенок. Было еще совсем темно, но я разглядел, что это наш знакомый – Рыжик.
Он опять сипло мяукнул, выгнул спину и начал мягко тереться о мою ногу.
– Смотри, – сказал я Братику.
Он тихонько обрадовался, подхватил котенка на колени, и тот заурчал негромко, будто наш электросчетчик в коридоре.
– Пойдем, искупаемся, – сказал Валерка. – До двенадцати далеко.
Я встал. Я тоже любил купаться в сумерках. Мы гуськом спустились к маленькому пруду.
Вечер темнел. Был он не синий, не сиреневый, а какой-то коричневатый. Бывают такие вечера. Желтый шар луны повис в теплом воздухе и отражался в воде расплывчатым блином. Высокие кусты окружили пруд, закрыв огоньки и темные силуэты крыш. Пахло чуть-чуть болотом и горьковатой корой деревьев.
Мы ступили на дощатый мостик.
– Раздевайся, – сказал Валерка Братику.
– Нет. Он тогда убежит… – Братик покачал у груди котенка. Потом он стряхнул сандалии и сел, опустив ноги в воду.
– Ух, какая теплая…
Мы с Валеркой разделись. Я сразу скользнул с мостика – осторожно, чтобы не испугать плеском тишину. Вода и в самом деле была словно кипяченая. Дно оказалось илистым, но не очень вязким. Я пяткой попал на бугорок из увядших водорослей. Оттуда, рванувшись, побежала вверх по ноге щекочущая цепочка воздушных пузырьков.
Я присел на корточки, распрямился у самого дна и поплыл под водой, раздвигая редкие камышинки. Потом открыл глаза и глянул вверх. Луна просвечивала, как большой желток. Я вылез на мостик, дождался Валерку. Мы молчали. Оделись и пошли к старому дому.
Вечер превратился в ночь. Небо стало темно-зеленым, а луна почти белой.
Я боялся только одного: вдруг появится опять непонятный тягучий страх. Но страха не было. Темный дом под луной казался таинственным, но не опасным.
Мы раскрыли окно. Я скользнул в него первым. Пол был ниже земли, и, когда я прыгнул внутрь, подоконник оказался выше моей головы. Я принял на руки Братика. Он сразу прижался ко мне.
– Боишься? – удивился я.
– Немножко, – шепотом сказал он.
Спустился Валерка. Половицы дружелюбно скрипнули.
Мы были в широком коридоре, вдоль которого посередине зачем-то тянулись точеные перила. На горбатом полу раскинулись зеленые лунные квадраты. От них было светло.
Скользя ладонью по перилам, я пошел к открытой двери, из которой доносился стук часов. Был он громкий, словно в металлический ковшик роняли железные шарики. Братик обогнал меня, он уже перестал бояться.
Мы вошли в квадратную комнату и сразу увидели часы. Они были очень старые и громадные, ростом со взрослого мужчину. Стояли они на полу – такой узкий застекленный шкаф с резными деревянными рыцарями по бокам дверцы. Рыцари были ростом с Братика. Они стояли, положив руки в боевых перчатках на перекладины мечей. Я почему-то подумал о меченосцах Данаты.
Высоко вверху за стеклом дверцы мерцал фарфоровый круг с черными трещинами и медными римскими цифрами. Узорные стрелки показывали без двух минут двенадцать. Внизу тяжело ходил маятник, похожий на медную сковородку.
– Ну, давай, берись за стрелки, – сказал я. – Пора.
Валерка с досадой пожал плечами.
– Да не могу я. Ну… нельзя нам. Ничего не выйдет. Это ты один можешь. Понимаешь?
Я кивнул и, покосившись на рыцарей, потянул дверцу. Она отошла, и стук часов стал еще громче. Я поднялся на цыпочки и прикоснулся к большой стрелке. Она была холодная, как сосулька. Внутри часов нарастало скрежетанье. Мы напряженно замерли. Скрежетанье исчезло, и мягко, негромко, толкнулся первый удар.
– Верти! – тонко крикнул Братик.
Я завертел стрелку так, что она расплылась в прозрачный круг, на котором вспыхнули лунные искры. Часы удивленно промолчали, потом ударили еще два раза. И тут я с отчетливой тоской понял, что мы расстаемся. Валерка и Братик исчезнут сейчас, и я останусь в этом пустом лунном одиночестве. Мы даже не успеем ничего сказать друг другу.
Я так не мог!
Рука слегка задержала стрелку.
– Ну, что ты? – не сердито, а как-то жалобно крикнул Валерка. – Крути! Боишься?
Я подумал, что теперь всю жизнь он будет считать меня предателем. И снова нажал на стрелку. Но тут пришла спасительная мысль.
– Бесполезно, – сказал я, устало обернувшись. – Потому что не успеть. Ну смотри: один круг – это один час. В сутках двадцать четыре часа. В году триста шестьдесят пять суток. А за пятьсот лет? Это больше четырех миллионов оборотов!
Наяву я ни за что бы не сосчитал так быстро: арифметику всегда еле тянул на тройку…
Часы ударили последний раз, и навалилась тишина.
Валерка и Братик были рядом, но я не радовался. Им было очень грустно, и я чувствовал себя виноватым. Надо было все же вертеть стрелки до конца. Всегда надо вертеть до конца.
- Предыдущая
- 3/35
- Следующая