В ночь большого прилива - Крапивин Владислав Петрович - Страница 17

• Предыдущая
• 17/35
• Следующая

Я шел по пустым голубым улицам и неотрывно смотрел на самую большую башню. Там, высоко над крышами, светилось оранжевое квадратное окно – недремлющее око Отца и Защитника Города и всех степей и гор до самого Океана.

“Защитник”… А кто защитил Братика? И того мальчишку-факельщика, сбитого кулаком бородатого солдафона? И того паренька, убитого железной стрелой?

Где ты был, Га Ихигнор Тас-ута, Великий Канцлер, когда шесть барабанщиков легли у Стены? За что они погибли? Кто этого хотел?

Я ничем не могу помочь тем шестерым. Не могу их вернуть, тут бессильна любая сказка. Только фонарики горят… То слабее, то ярче… Фонарики…

Не знал я этих ребят, но мне кажется почему-то, что все они были похожи на Володьку. На моего Володьку, который сейчас далеко-далеко от меня – за сотни лет и неизвестно за сколько километров. Может быть, и не были похожи, но мне кажется… как он сползает по стене и валится вниз лицом… Или это Братик?.. Фонарики…

Не хочу, чтобы горел еще один!

Не хочу!!

…Думаете, я стискивал кулаки или плакал? Нет, я спокойно шел через площади и мосты. По крайней мере, внешне был спокойным. Все отчаянье и тоска, весь страх за Братика свернулись во мне в тугую пружину и превратились в решимость. У входа в башню Канцлера чадили факелы и толпились гвардейцы. Видимо, я держался вполне уверенно – они посмотрели вслед и даже не окликнули, когда я вошел внутрь.

Я оказался в мраморном вестибюле. Здесь тоже были гвардейцы, а у лестницы стоял офицер с лиловой перевязью.

– Великий Канцлер ожидает меня, – решительно сказал я.

Офицер удивленно поднял брови и посторонился.

Может быть, эти гвардейцы ничего не знали про меня, а может быть, знали, но думали, что я не опасен для Канцлера. В самом деле: что такое забияка-мальчишка для могучего правителя, которому суждено жить до Эры Второго Рассвета?

Я стал подниматься по светлой лестнице, звеня рапирой о ступени.

“Светлый Рыцарь… Мастер клинка”, – запоздало заговорили сзади. Но никто не пошел следом.

Лестница была очень длинной. Наконец она привела меня к высокой двери из простых темных досок. Я потянул медную скобу. Дверь отошла бесшумно, я шагнул через порог и прикрыл ее за собой.

В просторной комнате горела, как звездочка, лишь одна свеча, но было светло: в окна падали яркие голубые лучи. Окна были узкие и высокие. Видимо, квадратное окно находилось выше и светилось просто так.

В глубине комнаты качнулась тяжелая портьера, и вышел на свет высокий костлявый человек. Он был в черном костюме (как у Валерки в первый день, только без налокотника). Я разглядел его лицо: очень узкое, с плотными губами и хрящеватым носом. Гладкие короткие волосы плотно прижимались к голове. Они были седые или выглядели такими из-за луны. Бровей почти не было, а круглые глаза напоминали глаза птицы.

Я вздрогнул, но обрадовался. Ведь враг мог бы оказаться вполне симпатичным и добродушным на вид. Все тогда было бы труднее.

Но этот был таким, как я ожидал.

– Вы – Канцлер? – сказал я.

Он не возмутился и не удивился. Улыбнулся. Странно выглядит лицо, которое старается казаться добрым, хотя не приспособлено к этому.

– Да, я Канцлер. – Голос у него был сипловатый, но громкий. – А вы – Светлый Рыцарь, друг нашего славного Трубача…

Знает! Тем лучше.

Я переглотнул и спросил:

– У вас есть шпага?

Глупый был вопрос. На стенах в лунном свете блестело множество разных клинков.

Канцлер, все улыбаясь, спросил:

– Мастеру клинка понадобилось новое оружие? После того, как он потрепал в схватках стольких доблестных гвардейцев…

– Оно понадобилось вам, – перебил я. – Возьмите шпагу, Канцлер.

– Зачем? – весело удивился он.

– Чтобы защищаться… Я вас убью.

Что-то дрогнуло у него в лице. Но улыбка не сошла. Он качнулся вперед, словно стараясь разглядеть меня получше. И, увидев, что я не шучу, снисходительно объяснил:

– Меня нельзя убить. В Книгах сказано, что…

– Плевал я на ваши книги! Они меня не касаются, я не ваш!

Он опять качнулся вперед. Перестал улыбаться и скрестил руки.

– Да… – произнес он. – Книги говорят и об этом… К сожалению, старый язык тяжел и не всегда ясен. Мы не поняли, нам казалось, что ты объявишься среди барабанщиков…

– Вот как… – тихо сказал я. – И потому была Стена?

Он отшатнулся.

– Опомнись, Рыцарь… – Это прозвучало вроде бы искренне. Но в глазах его скользнула боязнь, и теперь я знал точно: лжет Канцлер.

– Возьмите шпагу, – почти шепотом произнес я. – Возьмите шпагу или… как там у вас?.. Клянусь Огнем, я вас убью безоружного.

– Убить того, кто не защищается, – невелика честь.

– Те шестеро… – сбивчиво сказал я, – у Стены… Они защищались?

– Опомнись… – опять начал он, но вдруг замолчал, нехотя шагнул к простенку и снял блестящий тонкий палаш. Сбросил на пол куртку.

– Я – лучший фехтовальщик в Городе, – сказал он без хвастовства и даже как-то грустно.

– И прекрасно.

Он чиркнул по воздуху и срубил несколько кистей у портьеры. Кисти мягко стукнули об пол.

– Прямо кино, – сказал я.

– Не понимаю…

– Естественно.

– Сколько вам лет, Рыцарь?

– Двенадцать.

– Это неправда.

– Правда. Мне всегда было и будет двенадцать.

– Было… Но не будет, если ты сейчас не уйдешь, – возразил он с неожиданной злобой.

– Я не уйду. Может, начнем? Мне некогда. У меня из-за вас… умирает братик.

Я впервые так сказал – “братик”. Не с большой буквы, а как о собственном братишке. Мгновенная режущая тоска ударила по сердцу. Чего я жду?

И я напал на Канцлера.

Он дрался здорово! Куда там его увальням-гвардейцам! К тому же он был просто здоровее, сильнее меня в десять раз. А у меня сразу отклеился от раны целебный лист, и по боку опять потекло. Ну, черт с ним! Лишь бы не помешали.

Да, Канцлер здорово дрался. Сперва я даже подумал, что все, крышка. Но он давил меня лишь за счет быстроты и силы. Техника его была бедновата, и, наконец, в контратаке я здорово поранил ему правую руку.

– Что насчет этого говорят Книги? – спросил я, стараясь отдышаться.

Он быстро переложил клинок в левую руку. Я тоже – мне было все равно.

– Меня можно только ранить, – свистящим голосом сказал Канцлер. – Только ранить. Понял?

Он как-то сразу и сильно устал. Я тоже, но он больше. Я прижал его к стене напротив окон. Он стоял на свету – сутулый, с полуопущенным палашом и шумно дышал открытым ртом. Я не мог убить его, он был беспомощен. В схватке, сгоряча – другое дело. А сейчас…

А Братик? Я вспомнил его спекшиеся губы. И отчаянный взгляд Валерки… И опять – фонарики у Стены. Такие спокойные, будто просто так горят…

– Зачем тебе убивать меня? – спросил Канцлер.

– Чтобы разрушить ваше подлое “предначертанное будущее”. Чтобы братик мой жил!

– Разве я виноват? Не я писал Книги!

– Ты не писал! Ты только учишь жить по ним! Пускай люди режут друг друга! Пускай мальчишек убивают, как кроликов! Жестяной фонарик – не велик расход для казны! Да, Канцлер?

Он, не отрывая от меня взгляда, медленно скользил вдоль стены – к двери. К спасительной двери!

Я прыгнул и загородил выход. Он спиной оттолкнулся от стены.

– Ты глупец, – медленно сказал он. – Один мальчишка не может изменить мир.

– Это ты дурак, – сказал я. – Разве я один? Я один из многих. Знаешь, сколько дралось сегодня в Цепной башне? Тебя скоро все равно прихлопнули бы, Канцлер. Просто мне надо успеть до полуночи.

– Твой брат все равно умрет.

– Врешь!!

– Не вру!!

Зря он это. Себе сделал хуже. Я сжал рукоять.

Канцлер впился в меня круглыми глазами.

На миг я словно поменялся с ним местами. Я ощутил то, что чувствовал он. В нем вырастал отчаянный страх. Потому что творилось непостижимое: из чужого мира пришел неведомый враг, и грозил разрушить все, что казалось таким ясным, известным заранее. Вопреки всем законам, враг грозил ему, Канцлеру, смертью!

• Предыдущая
• 17/35
• Следующая