Топот шахматных лошадок - Крапивин Владислав Петрович - Страница 19
- Предыдущая
- 19/51
- Следующая
– Что? Э-э… – Профессор опять воздвиг иллюминаторы. – Ну… прошу вас, коллега…
– Вы сказали, что, если появляется четвертый вектор, то он очень редко может соединиться с одним из трех. А до этого вы говорили, что изгиб плоскости диктует векторам определенное положение…
– Э-э… разумеется диктует! Но я имел ввиду невозможность выхода его именно за пределы плоскости, а угловое направление он выбирает произвольно и непредсказуемо…
– Почему же непредсказуемо? – храбро и тонкоголосо заспорил Тюпа. – Ведь если он сближается с одним из трех остальных, тот, остальной, начинает влиять на него своим полем, и тогда…
– Постойте, постойте! Но что мы знаем о природе данного поля?.. Кстати, кто мне подскажет формулу гравитационного напряжения в условиях двухмерности?.. Благодарю вас… – Профессор застучал мелом по доске. Затем снова обернулся к Тюпе. – Вот, извольте!
– Но это же общая формула! – бесстрашно и даже слегка возмущенно заявил "безнадежная бестолочь" (по словам Римушки) Кеша Пятёркин. – Здесь «Кью» стрмится к бесконечности. А вы говорили о локальном явлении. В этом случае «Кью» получает конкретную величину. И если эти величины у четвертого и третьего сектора будут похожими, получится вот так… – Тюпа поднял перед собой руки соединенные локтями и ладонями.
– Да, но… Простите, коллега, вас не затруднит пройти к доске?
И «коллега» Тюпа – босой, в обтрепанных у щиколоток штанах и обвисшем свитере, тяжело зашагал к доске и мерцающему пульту. При этом шумно посапывал.
У доски полемика разгорелась с новой силой. (Лишь черная кошка на кафедре сохраняла невозмутимость и неподвижность.)
– Но вы не учитываете, что такое сближение векторов может привести к их слиянию или замещению одного другим, а это в свою очередь не исключает изменения многих свойств данной конфигурации. А раз этого не происходит…
– Почему не происходит-то? – непочтительно перебивал профессора увлекшийся Тюпа. – Может, как раз происходит, только никто не обращает внимания! А формула эта здесь вообще не годится, потому что, если ее взять, то получается полная чушь. Вот смотрите… – И опять стучал мел, а на босые Тюпины ступни и туфли профессора сыпалась белая пыль. Аудитория весело внимала неожиданному диспуту – видимо, усматривала в нем всякие научные парадоксы.
Впрочем, не забыли и про гостей. Красный мячик Пома, был обнаружен за дальней скамьей и, тихо передаваемый из ладоней в ладони, достиг своих владельцев. Сёга прижал его к груди…
Забренькал негромкий колокольчик. Студенты зашевелились было, но остались на местах. Профессор досадливо махнул очками:
– Ну вот, как некстати!.. Коллега Иннокентий, вы не согласились бы задержаться здесь на четверть часа? Хотелось бы обсудить некоторые аспекты вашей гипотезы…
Тюпа от доски виновато глянул на приятелей:
– Ребята, вы пока идите без меня. Я догоню…
"Догнал" он их только к вечеру. И сразу начал всем, кто собрался вокруг, объяснять про необычные свойства Треугольной площади и прилегающих пространств. Про то, что они не «прилегающие», а "вписанные в контур". Его почти не понимали, но слушали с почтением. Вашек горделиво шепнул стоявшим рядом ребятам:
– Из нашего класса…
Впрочем, в шестой «Б» Тюпа ходил после этого случая всего два дня. На третий день в школе появился профессор Рекордарский. Римма Климентьевна, разумеется, устроила скандал: мол, ни в какую физико-математическую школу ученика Пятёркина переводить она не позволит, потому что место ему не там, а в интернате для недоразвитых.
– У него по математике три с минусом, а по биологии хвост за прошлую четверть! И вы пытаетесь уверить меня, что это талант?
– Я не сказал такого слова, – деликатно поправил шумно дышащую Римушку Валерий Эдуардович. – Я выразился бы несколько определеннее: на мой взгляд это будущий гений.
Римма Климентьевна вскинула голову и сообщила, что гении ей не нужны. Ей в классе нужны нормальные ученики, обеспечивающие стопроцентную успеваемость в рамках программы и примерное поведение.
Валерий Эдуардович объяснил, что он как раз и хочет облегчить положение уважаемой классной руководительницы, избавив ее от ученика, который не вписывается в заданные параметры.
Римма Климентьевна нелогично возразила:
– Только через мой труп.
Профессор поступил разумно: не стал делать из Римушки труп, а пошел к директрисе. Там все решилось за полчаса. Со следующего понедельника Кеша начал ходить в физико-математический лицей номер два. Оценки из его прежнего дневника там не были приняты во внимание, зачеты по всем предметам он сдал без проблем, троек не получил ни одной. А про математику и говорить нечего… Только вот от прозвища «Тюпа» он не избавился и в Лицее. А прозвище «Умник» в лицее вообще не вспоминалось. Наверно, потому, что умников кругом хватало.
Впрочем, сейчас – и в классе, и на Институтских дворах – термин «Тюпа» стал высшей характеристикой интеллекта и учености. Самой ходовой единицей измерения ума сделалась «миллитюпа». До «децитюпы» дотягивали немногие. А "полная Тюпа" заранее была признана недосягаемой.
Однако Тюпа ничуть не зазнался. И не было похоже, что он слишком погружается в дебри учености. Как и прежде, он после школы проводил время на Институтских дворах, и порой казалось, что «кольца-мячики» ему интереснее загадок пространства и компьютерных построений (компьютер ему выделил из институтских фондов профессор).
А двадцатого мая Тюпа вместе с несколькими одноклассниками уехал в летний лагерь "Стеклянный ключ", на математическую олимпиаду…
… – Вот такая история, – сказал Вашек. – И такой вот он, Тюпа… Если бы не он, я вообще ничего не знал бы о хитростях Институтских дворов. И ничего не смог бы тебе объяснить… Хотя и сейчас, конечно, не объяснил…
– Ну, почему же! – вежливо откликнулась Белка. – Кое-что стало понятно. Хотя бы в общих чертах…
История Тюпы ей показалась интересной, но в то же время… какой-то предсказанной, что ли. Словно Белка ожидала услышать ее заранее. Странно, да? Но в эти дни было столько странного (дзын-нь…).
Сёга все это слушал молча. Он лежал на животе у соседней пушки, в одуванчиках, и быстро двигал перед собой двух лошадок – будто устроил скачки-состязания. Но вдруг вскинул голову и сказал те же слова, что вчера:
– Вот если бы больница была внутри треугольника…
– Что за больница? – встревожилась Белка. Подумала, что речь о Сёгиной болезни.
– Да у отца неприятности, – насупился Вашек (и день потускнел). – То есть не у него, а вообще… – И рассказал о неприятностях с больницей. – Скоро этот Рытвин скупит весь город. Зачем ему столько?..
Белка не знала зачем и не ответила. Зато вспомнила:
– А у нас в классе в этом году его сын учился. Константин… Правда, он недолго учился, в апреле и мае… Почему-то перевели его к нам, в простую школу, из какой-то частной супер-гимназии…
– Натворил там что-то? – спросил Вашек с легким пренебрежением.
– Не знаю… Нет, по-моему. Говорят, с ним какая-то детективная история была, прямо как в кино. Будто бы его украли и потом с отца выкуп требовали.
– И что? Заплатил он?
– Вашек, я не знаю. И никто не знал толком, а самого его, конечно, не спрашивали…
– А что он, такой неприступный?
– Нормальный. Только… отстраненный какой-то, все отдельно от других… Да нет, он не важничал, со всеми по-хорошему, но ни к кому в друзья не лез, первый не заговаривал. И такой… будто все время о чем-то думал про себя… – Белка вдруг примолкла. Ей показалось, что Вашеку могут не понравиться ее длинные рассуждения о Косте Рытвине. Решит, что она чересчур интересовалась этим сынком миллионера.
Но Вашек сказал сочувственно:
– Небось, натерпелся от похитителей… А в школе, наверно, от него охрана не отходила?
– Охрана была, – кивнула Белка. – Но не очень заметная. Один дежурил внизу, вместе со школьным милиционером, а другой подъезжал на машине, после уроков… Но этот Рытвин иногда не садился в машину, а шел пешком. Тогда эти двое – за ним. Не вплотную, а в сторонке, как бы сами по себе… Но в общем-то я не знаю, не присматривалась…
- Предыдущая
- 19/51
- Следующая