Рассекающий пенные гребни - Крапивин Владислав Петрович - Страница 31
- Предыдущая
- 31/49
- Следующая
– А теперь Осенька – заслуженный артист в республиканской опере, баритон. Подумать только – этакая веснушчатая кроха была, как божья коровка, и вдруг —баритон. Знаешь, что такое баритон?
– Ну… между тенором и басом, да? – Оська поджал под кресло ногу, потому что заметил: на носке, на большом пальце дырка.
– Умница… Осенька. – Она, как Сильвер, взлохматила ему волосы. Только руки были другие – легкие, с очень длинными пальцами. Наверно, старая пианистка.
– У меня папа пел баритоном, когда был курсантом. У них в училище был хор… Оська говорил это, глядя в сторону. Темная память о недавнем висела над ним.
Мать Ховрина чуть нагнулась к нему, глянула внимательно. Сложила руки на коленях.
“Ее зовут Анна Матвеевна”, – вспомнил Оська. И, глядя на тонкие сухие пальцы, выговорил:
– Анна Матвеевна… простите меня… за тот случай…
– У-у, голубчик! Нашел что вспоминать! Случаи бывают всякие, без того не проживешь… Ховрин мой… это я сейчас его часто зову, как все, Ховрин, а тогда он был Яшенькой… он в пятом классе однажды с мальчишками накурился до одури американскими сигаретами “Фрегат”. Притащили его домой такого же зеленого и… ну, в общем, дальше некуда. И так же я его отскребала… Ты только ему это не вспоминай… И у всех таких случаев есть две стороны. Хорошая – та, что с той поры он больше не курил. Даже в армии… А в твоем случае… ну, как бы мы без того познакомились?..
Тяжесть отваливалась от Оськи, как подтаявшая ледяная кора. Он даже забыл про дырку на пальце. И от благодарности чуть не поклялся, что он тоже больше никогда… Но тут пришел Ховрин. Шагнул быстрый, деловой, даже прицельный какой-то. Без намека на прошлое..
– Итак – Оскар Чалка. Что-то случилось?
– Да!
И Оська рассказал.
– Напишите про них, пожалуйста! Чтобы не трогали нашу площадку! Не имеют же права!
Ховрин сел в кресло, расслабился.
– А почему я? Это ваша проблема, пацанов с твоей улицы. Ты и напиши.
– Я?!
– Ты. А мы напечатаем.
– Я не знаю, как…
– Очень просто. “Я живу на Второй Оборонной, там у нас всегда была детская площадка. А недавно…” И так далее.
– У меня не получится.
– А зачем тогда пришел? На готовенькое? Добрый дядя заступится, а ты будешь ждать в сторонке?.. Вон бумага, вон ручка на столе… Или можешь прямо здесь, – Ховрин шагнул к столу, включил компьютер. – Знаешь клавиатуру?
Оська немного знал, познакомился у Эдика. Они на его компьютере, дурачась, печатали друг другу послания… Куда теперь деваться-то? Тяжко вздыхая, он придвинулся вместе со стулом.
– Откроем новый файл, который так и назовем: “Ося”, – уже не сердито сказал Ховрин. И настучал клавишами: “Osja”. – Все готово, приступай. Сперва трудно сочинять, а потом пойдет. Я таким же был, когда начинал.
– В газете? – недоверчиво оглянулся Оська.
– В отряде юных журналистов. При Клубе рыболовного флота… Отчаянный, кстати, был отряд. И назывался соответственно – “Последняя граната”.
– Почему?
– Во времена Второй осады был в морском батальоне парнишка двенадцати лет. На передовой, прямо в окопах, выпускал для моряков самодельную газету. И вот разрисовывал он как-то цветными карандашами листок, а тут на окоп пошли танки с крестами… Была у мальчишки под рукой граната. Ну, он из окопа танку навстречу… Неужели не слышал про это? Да на улице Морских Пехотинцев ему памятник стоит!
Памятник Оська знал. Бронзовый мальчишка в распахнутом ватнике и… да, с гранатой.
– Но там же просто его имя, а ниже написано: “Всем детям, погибшим при защите Города”. А про газету и про танк – ничего…
– Когда ставили памятник, эту историю и так все знали. И были уверены, что никто не забудет никогда… Ну, жми на алфавит!
У Оськи все же не зря пятерки за изложения и сочинения. Это ведь не иксы-игреки, любимые детки Розы-Угрозы…
– Только с ошибками будет, потому что часто пальцы не туда тыкаются…
– Исправим.
Ховрин дождался, когда на экране набралось с десяток строк, взял телефонную трубку.
– Сашко!.. Воскресная полоса еще не сверстана? Включи свою керосинку, передам одного юного автора. Вечная тема – дети и гаражи… Да. Ты этим письмом займись сейчас же, выясни: кто, по какому закону и за сколько. А потом прокомментируй со свойственным тебе публицистическим запалом, от души… Сашенька, я понимаю! Но вдруг? И все равно нельзя же оставлять без внимания. Тем более, это крик неокрепшей детской души, еще не потерявшей веру в справедливость и логику…
Оськино сочинение так и заканчивалось: “Ну, кто-то же должен отстоять нашу справедливость!” И в заключение он так нажал клавишу, что восклицательные знаки побежали строчкой. Пришлось их стирать – все, кроме первых трех…
Ховрин хитрыми нажатиями кнопок передал в редакцию Оськин текст и опять расслабился в кресле.
– Честно скажу: мало шансов, что будет толк. Чиновники зажрались непотребно. Однако… свою гранату мы все-таки бросили.
Анны Матвеевны в комнате уже не было. Но она, видимо, все слышала через дверь. Сказала из прихожей:
– Рыцари пера, вы кончили искоренять людское зло? Осенька, ты как относишься к горячему какао с пончиками?
Оська в этот день не обедал.
– О-о!! – отозвался он, словно опять пустил восклицательные знаки строкой.
Воскресным утром Оська сбегал на перекресток и купил свежий “Посейдон Ньюс” (пять экземпляров!). Оськина заметка напечатана была на предпоследней странице. Жирным шрифтом. С полной подписью: “Оскар Чалка, пятиклассник школы № 7”. А ниже его текста была небольшая статья под названием “Опять виноваты ребята?”. И с подписью: “А.Таранец”.
В статье говорилось, что чиновному начальству и хозяевам фирм наплевать на всё, кроме прибылей, собственных машин-иномарок и теплых кресел. И на ребят им наплевать, и на законы об охране детских учреждений и площадок! И назывались всякие фамилии. А в конце этот Таранец прямо обещал, что рано или поздно носителям указанных фамилий придется держать ответ.
Мама назвала статью “зубодробительной” и посмотрела на Оську с тревогой.
– А ты не боишься, что тебя съедят?
– За что?!
– Не исключено, что некоторые детки названных начальников учатся в вашей школе.
Оська дернул головой (отгоняя темную полоску).
– Пусть учатся. Хоть детки, хоть сами эти…
– И как это ты додумался пойти в газету?
– Ну… додумался… – Не рассказывать же маме, как он познакомился с Ховриным.
Оська чувствовал себя если не героем, то… человеком, вовремя бросившим гранату.
“Посейдон Ньюс” читали в городе все.
В прежние времена это была небольшая городская газетка – из тех, что называют “бульварными” и “желтыми”. Рассказывала о всяких происшествиях, сообщала горожанам приморские сплетни и слухи, печатала гороскопы, и старалась, чтобы побольше было густосоленой морской романтики, до которой так охочи туристы. Отсюда и название – “Новости Посейдона”. Известно, что Посейдон – древний бог морей, океанов и всяких других водных пространств… Впрочем, и сейчас “жареной” корреспонденции на страницах было немало. Но года три назад начали появляться и такие материалы, от которых вдруг “запахло настоящим порохом” (так сказал однажды отец). Начали крепко чесаться крупные начальники. Стали подавать на газету в суд – за “клевету”, за “оскорбление чести и достоинства”. Газета обычно лихо отбивалась от обвинителей и потом печатала язвительные судебные отчеты. Она выросла в размерах, увеличила тираж, ее зауважали не меньше, чем знаменитый “Голос Республики”. Видимо, в газету пришли работать “настоящие ребята”. Возможно, бывшие воспитанники “Последней гранаты”.
Некоторые читатели говорили теперь, что надо бы изменить прежнее игривое название. Но редакция справедливо полагала, что не имя красит газету, а газета – имя.
Оська был уверен, что его заметку и статью А. Таранца прочитали многие школьники. И не ошибся. Утром в понедельник на Оскара Чалку одни смотрели одобрительно, а другие как на придурка.
- Предыдущая
- 31/49
- Следующая
