Нарисованные герои - Крапивин Владислав Петрович - Страница 33

• Предыдущая
• 33/49
• Следующая

«Ржаные» ресницы доставляли много неприятностей, особенно зимой, когда ветер и мороз склеивали их тонкими льдинками. Однажды Виталька решил раз и навсегда избавиться от такого неудобства, но мама вовремя заметила и отобрала ножницы…

Виталька смахнул блестящие капли и снова глянул вверх. Тогда в безоблачной синей пустоте он увидел черного коршуна.

Птица с неподвижными крыльями выводила плавные круги. Это было похоже на медленный птичий танец. Танец хищника. Зачем коршун здесь кружит? Вот он прямо над головой. Что высматривает? Виталька оглянулся. Даже воробьев не видно. Ни одного. Ничего живого. Только он, Виталька, один живой среди обломков и щебня.

Острая тоска вдруг уколола Витальку. Само собой придумалось, что нет ни улиц, ни новых корпусов, ни башенных кранов, а есть горячая пустыня, в которой он да злая птица. И еще представилось, что коршун, страшно вырастая на лету, ринется к земле, вгонит крючковатые когти Витальке в плечо и спину и рванет его, совсем легонького, вверх…

Конечно, в первую секунду подумал Виталька об оружии. Но не было ни ружья, ни рогатки. Тогда пришла мысль об укрытии. С тревогой, будто и впрямь нависла опасность, завертел Виталька головой. И взгляд его опять зацепился за корыто.

Ура! Корыто – надежный щит! Корыто – железная броня!

Корыто – крыша.

Мысли у Витальки сразу прыгнули в другую сторону. Он радостно вцепился в находку и попробовал вытянуть из-под кирпичей. Но, кроме кирпичей, там была еще деревянная балка. С ней Виталька справиться не мог. Рванул, упал, ободрал колено и помчался за помощью.

Он скакал по асфальту и радовался, потому что все обстояло чудесно. Жгучей пустыни на самом деле не было, черный коршун не посмел бы даже напасть на кота Стефана, а корыто очень пригодится двум неплохим людям.

Людей этих Виталька нашел во дворе у того самого забора, за которым была траншея. Они строили из досок и старых кирпичей ПУП – передовой укрепленный пункт. Без такого строительства нельзя было прочно закрепиться на здешнем открытом участке. Работа, однако, почти не двигалась, потому что высоко в воздухе была натянута проволока, а по ней скользило на блоках ведро. Время от времени оно повисало над строительной площадкой и начинало раскачиваться. Потом в нем срабатывал секретный механизм, дно откидывалось, как дверца, и на работников летели гнилые картофелины, рыбьи головы и разные неожиданные вещи. Как раз, когда примчался Виталька, одного из строителей – Вовку Мухина – контузило ватной безголовой куклой. Вовка тер свою толстую шею, размахивал злополучной куклой и визгливо ругался. Его друг Олег Московцев смотрел вверх, придерживая очки. Он думал.

Но думать, пожалуй, и не стоило. Положение было безнадежным. Узкий участок двора сжимали заборы и гаражи: в сторону не сунешься. И проволоку ничем не зацепить, не оборвать. Одним концом она была привязана к балкону на четвертом этаже, другим – к верхушке столба. Столб этот врыли за траншеей строители, когда им нужна была временная электропроводка. Провода потом сняли, а столб почему-то оставили. Он был высокий и гладкий. Забраться на него мог только один человек во всем дворе. Мишка Зарецкий. И он забрался с проволокой в зубах. И с тех пор братья Зарецкие наносили методичные бомбовые удары по противнику.

Вообще-то Мишка и Федя Зарецкие были мирные люди. Но раз уж игра началась не мирная, а военная, они пообещали выбить неприятеля с территории или сравнять с землей.

И равняли.

Крыша укрепления была сложена из фанерных кусков и не выдерживала бомбардировок…

– Стервятники, – плаксиво закончил Вовка Мухин и швырнул куклу через забор.

Вот тогда-то и сказал свои слова Виталька:

– Эй, Олик, Муха! Я вам такую крышу нашел!..

Теперь вы понимаете, почему два друга везли Витальку с таким торжеством и громом.

Они зацепили корыто ржавой проволокой и, не сбавляя скорости, волокли к дому. А впереди прыгала Вовкина сестра Иринка и била друг о друга старыми крышками от кастрюль. Крышки звенели, как оркестровые тарелки. Их удары вносили в железное грохотанье музыкальный ритм.

Мухин и Олег двигались равномерной рысью. Они одинаково лягались, одинаково ржали и одинаковыми голосами орали:

– Дорогу боевой колеснице Александра Македонского!

Вообще они становились очень похожими в радостные минуты. Но на самом деле это были разные люди. Если случалась неприятность, Вовка быстро падал духом и принимался ныть. А Олег и не ныл, и не утешал. Он погружался в раздумья. Иногда эти раздумья помогали.

Видом своим друзья тоже отличались друг от друга. Мухин был крупного роста, тяжеловат и круглолиц. Прозвище Муха годилось ему, как слону босоножки. Но все во дворе называли его именно Мухой. Олега тоже никто не звал Олегом, с самого раннего детства осталось за ним смешное имя Олик. Было оно какое-то полудевчоночье, но Олик привык и все привыкли. Витальке, например, само это имя казалось слегка вытянутым, продолговатым и очень подходящим: Олик был худой и выглядел длинным, хотя на самом деле чуть-чуть перерос Витальку и не дотянул до Мухи. И еще Олик считался неряхой. Очки у него сидели наперекосяк, одна штанина всегда была короче другой, пуговицы рубашки перепутаны, а обшлага не застегнуты. Занятый важными делами, Олег забывал следить за внешностью. Иногда о ней вспоминали родители, и пытались привести милого сына в порядок, и добивались своего. Но результата хватало на полдня…

Хорошие люди Олик и Муха. Правда, Виталька с ними не дружил, а только иногда, в больших играх присоединялся к ним. Так же, как Юрка Мячик примыкал к братьям Зарецким. Но сейчас казалось Витальке, что Муха и Олик его настоящие друзья. И он был счастлив.

Гремящая упряжка въехала во двор, и сразу же над перилами балкона Зарецких замаячили две головы – Мишкина и Федина. Даже с земли можно было заметить озабоченность их лиц: братья поняли, для чего появилось корыто.

Железный экипаж заскрежетал по асфальту, расчерченному «классами», и проехал среди разбежавшихся девчонок.

– Хулиганы! – крикнула плаксивая Машка Воронцова.

– Дикари, – холодно сказала Любочка.

– Эй вы! – взвился голос Виктории, самой старшей девчонки, и перекрыл грохотанье. – Стойте! А то хуже будет! Лучше сами исправляйте, что стерли! Витька, это я тебе говорю!

Если бы Виталька был один, все кончилось бы мирно. Долго, что ли, исправить мелом стертую черту! Но Олик тут и Муха. Не выскакивать же из корыта, не бежать же к девчонкам… И не вскочил он, а повернулся и показал Виктории фигу.

Ох, какой необдуманный это был поступок!

Если несколько мальчишек подкарауливают девчонку, чтобы поколотить, она может зареветь, убежать и пожаловаться. Никто не удивится. И не засмеется. На то она и девчонка.

А если наоборот? Если девчонки дежурят у подъезда, ждут мальчишку? Ждут, конечно, не для того, чтобы пригласить играть в классы или угостить ирисками «Золотой ключик». Что делать мальчишке?

Считается, что бояться девчонок стыдно. Реветь от них – тем более. Жаловаться на них – просто смешно.

А разве девчонки не такие же люди? Они даже опаснее мальчишек, потому что вреднее. Это каждый понимает, кто имел с ними дело. И ясно, что связываться с девчонками – себе дороже.

Особенно, если их трое.

Особенно, если среди них есть Виктория.

Во-первых, она старше Витальки на год и два месяца, ей уже одиннадцать стукнуло. Во вторых, она вон какая верста! А Витальке больше девяти лет никто не дает, хотя в августе ему будет десять. В-третьих, Виктория упряма и злопамятна.

И зачем он так глупо вел себя, когда ехал в корыте! Надо было притвориться, что не слышит. Тогда она не очень сильно разозлилась бы. А теперь она не успокоится, пока не загребет Витальку в свои цепкие лапы. Будет хоть месяц караулить.

Вот и сейчас…

Это Виктория скачет внизу у подъезда. Надела материны босоножки с каблуками и воображает. Босоножки большие, хлюпают, каблуки стучат по асфальту, как два деревянных молотка. Хоть бы раз споткнулась! Нет, не спотыкается. У нее ноги и язык работают одинаково. Ноги скачут через веревку, а язык мелет:

• Предыдущая
• 33/49
• Следующая