Мушкетер и фея - Крапивин Владислав Петрович - Страница 38

• Предыдущая
• 38/48
• Следующая

– Вовка!

– Лучше Никита!

– Сам ты Никита! Джонни, пускай Витька!

– Подумаем, – решил Джонни. – Эта голова раньше всех и подружится с Федей. И остальных уговорит… А играть ее лучше всего Юрику Молчанову, у него голос подходящий… А где Юрка?

Несколько человек нестройным хором объяснили, что Молчанов болеет уже две недели.

– Что с ним?

– Кажется, грипп…

– Не-а, он простыл…

– Или ангина…

– «Или ангина», – передразнил Джонни. – Две недели человек болеет, а вы к нему зайти не можете! – Он говорил сурово, чтобы приглушить голос собственной совести. – Лодыри. Небось всякие сборы про дружбу и товарищество проводите, а тут…

– Я заходил. Он весь простуженный, – сказал Панин. – И голосу никакого, только сипит и шепчет.

– За столько времени один раз один Панин заходил, – хмуро проговорил Джонни. – В разные свои бассейны и музыкальные школы каждый день мотаетесь, а к человеку зайти…

– Мы с Вадиком тоже ходили, – жалобно оправдывался Дима Васильков. – А его мама сказала, что он, может быть, заразный.

– Сами вы заразные. Ох, воспитывать вас и воспитывать… Ладно, слушайте задание. Операция «Горыныч», пункт номер один. Звездочка Панина пойдет на стройку у стадиона, там валяются куски проволоки. Нужны для каркаса. Остальные притащат из дома старые мешки (новые тоже можно) и всякий брезент. А все девочки – толстые иголки и нитки. Шить Горынычу шкуру.

– А огнем плеваться Горыныч будет? – спросили с задней парты.

– Огнедышащую часть я беру на себя. А вы вот что… Операция «Горыныч», пункт номер два. К субботе каждый принесет по десять донышек от консервных банок. Банки надо найти, а донышки аккуратно вырезать. Белые и желтые, золотистые… Ну что, сами не соображаете зачем? Чешуя у дракона сама не вырастет… А те, кто сегодня ушел, принесут по пятнадцать донышек, нечего от общего дела увиливать… Теперь встали. Тихо, справа по одному – в раздевалку и по домам.

Маленькая девочка с большущими бантами нерешительно сказала:

– Извините, но у нас еще вопрос на классном часе. Обсуждение успеваемости. Инна Матвеевна говорила…

– Пожалейте Инну Матвеевну, – нахмурился Джонни. – Сколько ей тут с вами толковать об одном и том же? У нее семья, ребенок… К тому же все равно полкласса разбежалось… А успеваемость надо не обсуждать, ее повышать надо.

– Как? – послышался робкий вопрос.

– Не словами, а делом. Я знаю один способ: с помощью пирамид… Только сперва посоветуюсь с Инной Матвеевной, а то вы тут нагородите фокусов…

Маленький Юрик Молчанов был давним Джонниным адъютантом. Неизменным и беззаветным. Раньше он жил неподалеку от Джонни. Потом родители Юрика развелись, и он переехал с матерью к бабушке, в старый дом на краю оврага.

Дом был от Крепостной улицы за десять кварталов. Джонни заходил туда только один раз и, по правде говоря, не очень помнил дорогу.

Идти не хотелось. Беспокойства за Юрика Джонни не чувствовал. Простуда – дело обычное. Посидит Юрик дома, отдохнет от школьных забот, попьет чаю с бабушкиным вареньем – и снова за уроки.

Но не идти было нельзя. Всем известно, что Джонни – командир. У командира есть долг. Никуда не денешься. Особенно после того, как обругал третьеклассников за нечуткость. Лучше уж сходить, чтобы потом совесть не кололась и не кусалась, как сухой репей за воротом. Джонни знал, какое это вредное существо – совесть. Связываться с ней – себе дороже…

Денек был серый и зябкий. На подстывшую грязь сеялись редкие снежинки. Порой за низкими облаками угадывалось солнце, но не надолго. Чтобы не плутать в переулках, Джонни двинулся тропинкой вдоль оврага. Он долго продирался через ломкий бурьян вдоль щелястых заборов, за которыми гавкали незнакомые псы. Шепотом чертыхался и отдирал от штанов ржавые колючки чертополоха.

Наконец он увидел дом Юрика. Дом стоял на самом краю оврага, а маленькая, похожая на граненый фонарь веранда вообще висела над пустотой. То есть не висела, конечно, а упиралась в бурьянный откос двумя тонкими столбами. Словно кто-то пристроил к старому кособокому дому стеклянную избушку на курьих ногах.

Крыльцо выходило в заросший кленами переулок (листья с кленов давно облетели, но семена-крылышки висели гроздьями и с тихим звоном терлись друг о друга). Джонни не нашел кнопки звонка и поколотил в дверь с осыпавшимся деревянным узором. Подождал, сердито пожал плечами, хотел поколотить еще… В сторонке, рядом с косыми воротами, звякнула щеколдой калитка. И Джонни увидел Юрика.

Юрик был в мохнатой шапке, в накинутом широком ватнике. Из-под ватника торчали длинные ноги в красных байковых штанинах, толстых носках и громадных калошах. Юрик улыбался с нерешительной радостью.

– Я тебя в окошко увидел, – сказал он тихонько и сипловато. – Иди сюда. Там дверь давно заколочена…

В доме пахло чистыми полами, влажной кадушкой из угла и почему-то березовыми листьями. Как у знакомой бабки Наташи, к которой Джонни заходил иногда в гости. Джонни увидел плетенные из тряпичных жгутов половики и начал торопливо дергать молнии на сапожках (их, как всегда, заедало). Юрик скинул ватник и калоши и теперь топтался рядом. Поверх красной теплой куртки он был обвязан крест-накрест пушистым платком.

– Я тебе бабушкины тапки дам, – сказал он.

– А бабушка в чем останется? – строго спросил Джонни и поймал себя на том, что неизвестно отчего стесняется.

Юрик тихонько засмеялся и объяснил:

– Бабушки дома нет. Она теперь на работу устроилась, дежурит в красном уголке при ЖЭКе… А мама тоже на работе, я совсем тут один, – добавил он. Видно, почуял Джоннину неловкость.

Джонни наконец стянул сапоги, снял куртку и шапку. Выпрямился. Спросил, чтобы поддержать разговор:

– Чего это бабушка работать надумала? Она ведь уж… ну, пожилая совсем.

– Она на полставки. Сорок рублей – тоже заработок, – с незнакомой для Джонни серьезностью сказал Юрик. – Мама у отца деньги за меня брать не хочет, а жить-то надо…

Юрик переступил вязаными носками и вздохнул. Он казался очень тонким, несмотря на байковый костюм и платок. За окнами темнело, в кухне горела яркая лампочка. От этой лампочки Юркино лицо было совсем бледным. На скулах проступили еле заметные веснушки.

Джонни ощутил что-то вроде виноватости перед верным своим адъютантом.

И подумал, что ничего он толком о Юркиной жизни не знает.

– С отцом, значит, совсем не встречаетесь? – тихонько спросил он.

– Мама его видеть не хочет, раз он… с другой женой теперь… А когда мамы нет, он приезжает… Два раза. Меня на мотоцикле катал… Джонни, ну чего мы на кухне стоим? Пошли!

В комнате тоже горел свет. На старинной кровати с медными шариками лежало скомканное одеяло, на одеяле – замусоленная книжка «Урфин Джюс и его деревянные солдаты». Юрик проговорил торопливо и опять сипловато:

– Джонни, ты садись. Вот хорошо, что пришел…

Джонни сел на краешек кровати (кровать задребезжала сеткой). Хмуро объяснил:

– Эти балбесы только сегодня сказали, что болеешь… Ангина или ОРЗ?

– Пневмония, – с оттенком гордости откликнулся Юрик. – Меня бабушка малиновым вареньем лечит, а мама антибиотиками… Только это варенье они прячут, когда уходят. Говорят: «Налопаешься его, вспотеешь и еще пуще простынешь». А смородиновое не прячут. Будешь со смородиновым чай пить?

– Буду, – решительно сказал Джонни. Во-первых, надо было прогнать дурацкую неловкость. Во-вторых, ни в школе, ни дома он не успел пообедать. – А поесть у тебя что-нибудь найдется?

Юрик заморгал.

– Только манная каша…

Джонни тихо передернулся.

– Я ее сам не ем, – виновато прошептал Юрик. – Мне оставят, а я так… Лучше уж чай.

– Значит, до вечера голодным сидишь? – почти по-настоящему возмутился Джонни. – И ничего приготовить не можешь? – Потом спохватился, вспомнив собственное раннее детство: – Или тебе не велят газ включать?

Юрик улыбнулся, блеснули ровненькие зубы (а летом он был щербатый):

• Предыдущая
• 38/48
• Следующая