Мальчик со шпагой - Крапивин Владислав Петрович - Страница 47

• Предыдущая
• 47/75
• Следующая

Серёжа помолчал. Он тоже знал, что не зря.

– Ну, будь счастлив, – сказал Алексей Борисович. – Не забывал бы ты меня, а? Звони. Номер телефона в газете есть, там, где написано "секретариат".

– Обязательно позвоню! Спасибо!

Серёжа услышал короткие гудки и опустил трубку. Но едва она коснулась аппарата, как телефон опять взорвался трезвоном.

Звонил Кузнечик:

– Серёжка! Ты куда из школы пропал? Даже не сказал ничего… Ну ладно, я не об этом. В клубе срочный сбор! Не забудь надеть форму!

Было семь часов вечера.

Ветер, который гулял днем, расчистил небо от облаков и утих. В тишине и черноте сияли морозные звезды.

Серёжа отправился в клуб не в шапке, а в форменном берете, и холод хватал его за уши. Серёжа закрывал их ладонями и поддавал ходу. Но он торопился не только из-за мороза. Срочный сбор – дело нешуточное. Значит, что-то случилось.

Он проскочил арку подъезда, оказался во дворе и встревожился: окна клуба ярко горели, но не было слышно обычного гомона. Подбегая к двери, Серёжа заглянул в окно и успел заметить, что ребята стоят в строю.

Неужели опоздал? Но всего пятнадцать минут прошло с той поры, как позвонил Кузнечик. Да и что значит "опоздал"? Срочный сбор – не линейка, которую начинают минута в минуту. Сбор открывается, когда сбегутся все, а на это уходит минут сорок.

А тут не дождались даже капитана!

…Но он не опоздал.

Его-то как раз и ждали.

Серёжа понял это, едва ступил на порог спортзала.

У каждого бывают в жизни звездные часы. Пришёл такой час и к Серёже Каховскому.

Как только Серёжа показался в дверях, коротко пропела труба, ряды колыхнулись и замерли. А барабанщики грянули какой-то длинный незнакомый сигнал.

Они стояли отдельной шеренгой, слева от знаменной группы, шестеро лихих, подтянутых и удивительно славных мальчишек. Они сверкали нашивками, аксельбантами и белыми ремнями. Палочки в их тонких руках, с которых еще не сошел до конца летний загар, мелькали так, что казались размазанными в воздухе. Отражения ламп горели на алых боках и металлических обручах барабанов.

Барабанщики смотрели на Серёжу и улыбались. Они были разные: темноволосые и светлые, веснушчатые и смуглые, а улыбки у них были похожие: веселые, белозубые, добрые.

И Серёжа улыбнулся им в ответ.

В дальнем углу, позади строя, стояла группа взрослых, и с ними был Олег. Серёжа увидел там Юлю-вожатую, Митину маму и… директора школы. И отца.

Не было времени, чтобы удивиться или растеряться. Барабанщики оборвали сигнал, но барабаны их не смолкли совсем, а продолжали приглушенно рокотать. (Как это у них получается? Палочки почти неподвижны, а от барабанов идет ровный гул, словно голос прибоя в радиопостановке "Тайна Марии Целесты".)

И на фоне этого глухого рокота прозвучала команда Володи Огонькова – дежурного командира:

– Капитан Каховский – на середину!

Серёжа сделал несколько шагов и остановился прямо на черте, которая делила пополам фехтовальную дорожку. Он стоял лицом к знаменной группе, слегка щурился от яркого света и ждал. Ему казалось, что от больших ламп струится тепло, какое бывает летом, когда стоишь на горячем песке у синей воды.

– Отряд, внимание! – скомандовал Володя Огоньков.

Барабанщики стихли совсем. Олег вышел на дорожку и встал в трех шагах от Серёжи. Лицо у него было торжественное, почти строгое, но в глазах играли хорошие искорки.

Олег быстро улыбнулся Серёже. Затем стал строгим, вытянулся, развернул длинный лист ватманской бумаги, похожий на старинный пергаментный свиток. И прочитал:

Вот этого Серёжа не ждал!

Он думал: может быть, благодарность, диплом, разрисованный братьями Ворониными, или даже похожий на орден значок – вроде Митиного чемпионского жетона.

Но шпага! Он никогда не посмел бы и мечтать о ней.

Барабанщики грянули марш-атаку. Строй раздвинулся, и со шпагой в руках сквозь шеренги вышел на середину Митька. Он встал перед Олегом. Олег свернул свиток, заправил его в кольцо из красной ленты и надел на клинок.

Митька встал к Серёже лицом и двумя руками протянул шпагу.

Да, это была не рапира, а тяжелая трехгранная спортивная шпага. С черной отшлифованной рукояткой, с большой сверкающей гардой, на ободке у которой Серёжа наполовину прочитал, наполовину угадал надпись: "Сергею Каховскому – отряд "Эспада". Смелость и честь".

"Стой! – вдруг словно кто-то неслышно крикнул ему. – Подожди. Можно не брать. Можно сказать, что еще не надо пока. Лучше потом. Будет небольшая заминка, но, наверно, все поймут".

"Зачем?"

"Но если ты возьмешь – это на всю жизнь. Ты никогда уже не сможешь отступить. Ни перед каким врагом. Ни разу в жизни…"

Серёжа прикусил нижнюю губу, глянул Митьке в глаза и вытянул навстречу ему руки. Он взял шпагу в раскрытые ладони. Потом сжал клинок, медленно согнул локти и прижал шпагу к груди.

Он обводил взглядом товарищей и встречался с ними глазами.

Володя Огоньков, Андрюшка Гарц, Алешка Смирняков… Валерик и Вовка Воронины… Ленька Мосин! Он стоит еще без нашивки, но смотрит честно и не отводит глаз… И Генка – самый хороший друг, самый лучший на свете Кузнечик (вот балда, не догадался позвать Наташку… Ой, нет, вон она, рядом с отцом!).

Барабанщики закончили марш.

Снова раздалась команда:

– Внимание, "Эспада"!

Капитаны и ассистенты у знамени в приветствии вскинули рапиры.

Тогда Серёжа перехватил шпагу за рукоять, вытянул клинок из ватманской трубки, как из ножен, и тоже поднял его перед собой.

В этот миг от тяжелого удара колыхнулся пол и дрогнули стекла. Казалось, за окнами сама темнота встряхнулась и по ней разбежались трещины. Это на реке от пристани до завода пробивали канал.

И маленький Вадик Воронин громким шепотом сказал:

– Как салют.

Серёжа проснулся со смутной тревогой. Словно грозили какие-то неприятности. Какие? Он постарался сообразить.

Кажется, все в порядке. Вчера проявили пленку, на которую снимали драку в таверне "Жареный петух" – мушкетеры против гвардейцев. Получилось так, что даже сдержанный Олег улыбался весь вечер.

Может быть, что-то со Стаськой? Но отец у него уехал куда-то, а сам Стасик, скорее всего, ночует у Лесниковых: ему нравится, а мать не запрещает, ей все равно.

С оценками тоже все нормально, даже за контрольную по физике четверка.

Что еще?

Татьяна Михайловна звонила отцу, чтобы зашел в школу. Татьяне Михайловне кажется, что он, Серёжа, слишком часто лезет на рожон. Где надо и где не надо. Это уже не первый разговор. Но сам-то Серёжа знает, что не часто. Лишь там, где надо. И с отцом они понимают друг друга.

Серёжа спустил с постели ноги и громко сказал:

– Нок!

Застучали по паркету когти, и косматая голова сунулась в дверь.

– Здрасте, ваше лохматое высочество, – сказал Серёжа. – Гуляли?

Нок всем видом показал, что и рад бы, да не пускают.

Серёжа глянул на будильник.

– Я отпущу. Только на десять минут, а то обоим попадет. Понял?

Нок изобразил удовольствие и послушание.

Отпускать Нока одного не полагалось: мало ли что может случиться. Но у Серёжи для прогулки не было времени.

Он выпустил пса, рванул со стены шпагу, тремя свистящими взмахами посшибал на пол спичечные коробки, которые еще вечером расставил на столе и спинках стульев. Потом сделал несколько торопливых отжиманий и приседаний.

Отдышался, прикинул в уме: много ли уроков? Кроме алгебры, все сделаны. С алгеброй можно управиться на вахте. Сегодня занятий в отряде нет, работы у вахтенного командира немного. Серёжа крикнул в открытую форточку:

• Предыдущая
• 47/75
• Следующая