Лето кончится не скоро - Крапивин Владислав Петрович - Страница 27
- Предыдущая
- 27/39
- Следующая
И как бы предупреждая Шурку, что с ним ничего хорошего не будет, куснула его повыше колена булавочная боль. Вот ведь зараза какая!.. Любые порезы и ссадины зарастали на Шурке за несколько минут, а этот след от иголки никак не заживал. От той, что клюнула Шурку, когда он примерял анголку. Нет-нет да и набухала на ноге кровавая точка. Болела и чесалась, как комариный укус. Будто напоминала о нехорошем…
И сейчас этот колючий зуд добавил Шурке страха. И Шурка понял, что боится не темного туннеля, не досадной неудачи в поисках, а какой-то неведомой беды…
Тогда, толчком прогоняя боязнь, он скомандовал себе: «Вперед!» Крадучись, быстро выбрался из кустов. Туннель – вот он, рядом.
И Шурка скользнул в темноту.
Темнота оказалась неполной, туннель изгибался, и за поворотом брезжил желтый свет.
Шурка присел на корточки, послушал тишину. Будь у него настоящее сердце, оно колотилось бы. А сейчас-то что… Шурка посидел, мотнул головой, встал. Осторожно пошел вдоль сложенной из гранитных брусьев стены.
Увидел наконец лампочку – она тускло светила под бетонным потолком. Светила, как… да, как там, где Шурка видел себя под простыней, с квадратным провалом в груди.
Он зажмурился, опять помотал головой. И… увидел в стене напротив себя черную пустоту входа.
Начало восьмиугольного туннеля! В точности такого, как говорил Кустик.
Нижний край входа был в полуметре от пола. Шурка прыгнул. Встал в проеме. Вынул из сумки фонарик. Свет прошелся по кирпичным стенам. Ширина была метра полтора, высота – около двух. Шагах в пяти коридор делал крутой поворот. Шурка пошел на цыпочках, словно поблизости могли быть враги. Но кто? Откуда?
За поворотом он сразу уперся в дверь.
На двери были скобы и заклепки, словно в рыцарском подземелье. От нее пахло ржавчиной. Рыжие клочья висели, как бороды.
Шурка поводил фонариком. Не было никакого намека на шурупы или болты, для которых годилась отвертка. Да и нечего тут отвинчивать и отпирать! Дверь была прикрыта неплотно, темнела широкая щель. Шурка уперся в кирпичный пол ступнями, ухватился за скобу.
Железная махина отошла медленно, тяжело, но (вот удивительно!) без визга и скрежета.
Шурка отступил, повел перед собой лучом. За дверью был коридор, но более широкий, с нишами и кирпичными выступами. Шурка хотел шагнуть… и не шагнул. Обволокла его вязкая боязнь. Он явно чуял – там кто-то живой.
Да ну, чушь! Кто там может быть? В такой сырой ржавой трущобе! Бомжи и жулики находят места поуютнее. Бездомные псы? От света они бросились бы прочь. Сизые призраки? Ну да! «И все засмеялись…» И Шурка засмеялся про себя. Через силу. И так же через силу заставил свои ноги сделать шаг. Другой.
Все равно обратного пути нет! Не возвращаться же ни с чем! Должен же быть хоть какой-то конец!
Да и чего бояться? «Ты ведь один раз уже умирал…»
Еще шаг, еще… Стоп!
Новый страх приковал Шурку к месту. Кто там? Чье шевеленье и дыханье? И шепот…
Луч метнулся перепуганно. И… выхватил торчащий из-за кирпичной переборки кусок синей материи. На ней – зеленые водоросли и маленький коричневый краб.
– Куст… – с великим облегчением выдохнул Шурка. С радостью и досадой. – А ну, выходи…
Кустик, сопя и жмурясь, шагнул в конус света. За ним – Платон и Ник.
И не стало страха. Никакого. Трое щурились и смотрели в пол.
«Шпионили», – чуть не сказал Шурка. Но прикусил это слово.
– Следили…
– Если угодно, да, следили, – с вызовом заявил Платон. – И не слепи, пожалуйста, глаза… А точнее, не следили, а ждали. Потому что Куст вечером пришел и чуть не ревет: «Я сказал Шурке про туннель под мостом, про восьмиугольный. Он, конечно, полезет туда, один!» А мы…
– А мы же отвечаем за тебя, – тихо и прямо сказал Ник.
– С чего это? – буркнул Шурка.
– Как с чего?! – звонко изумился Кустик. – Мы же все отвечаем друг за друга!
– И мы же видим… что ты весь не в себе, – снова вполголоса сказал Ник. – Что-то с тобой случилось…
«Вот сейчас я уж точно разревусь», – понял Шурка и торопливо закашлялся.
Платон сухо и обстоятельно разъяснил:
– Нам совершенно не нужны твои тайны. Мы не будем их выведывать. Но мы обязаны охранять тебя, пока ты ищешь свой клад…
– Да какой там клад! – горько вырвалось у Шурки. – Вы же ничего не знаете!
– Вот именно, – прежним тоном подтвердил Платон. – Да мы и не желаем знать. Но бросить тебя одного не имеем права. По крайней мере, пока ты не сказал прямо: «Убирайтесь, вы мне больше не друзья».
«Разве я могу это сказать…» – Шурка закусил губу. Фонарик замигал.
А этот вредный невыносимый Куст вдруг ясным голосом предупредил:
– Но если скажешь такое, имей в виду: ненаглядная Женечка точно утопится у плотины.
Шурка ощутил радостное желание вляпать Кустику по шее. И сделал движение. Кустик отпрыгнул. И всем стало легче, свободнее. Шурка опять опустил голову, поводил лучом по полу. Шепотом спросил:
– Девчонкам-то хоть не сказали, куда пошли?
– Мы же не сумасшедшие, – утешил Платон.
Шурка помолчал – с ощущением, что скользит к обрыву.
– Нет у меня никакой тайны… Вернее, она есть, но не такая. Не про клад. Просто… я боюсь.
Платон очень мягко сказал:
– Шурчик, давай бояться вместе. Один страх на четверых – это же пустяки.
– Вы не понимаете. Я боюсь, что вы…
– Что – мы? – качнулся к нему Кустик.
– Что вы… шарахнетесь от меня, когда узнаете… какой я… Я же…
– Ты вполне устраиваешь нас хоть какой… – веско сообщил Платон.
– Вы же не знаете… Тут все перепутано. И эти двери восьмиугольные, и отвертка, и я…
Ник, самый тихий и спокойный из всех, взял его за локоть.
– Шурка, мы же с тобой…
– Я… Ладно! Держи! – Шурка дал ему фонарик. И вокруг загудела в нем громадная, просто космическая пустота. И не было хода назад. – Свети вот сюда! Вот так… – И повернул фонарик к себе.
Потом он распахнул рубашку-анголку. Вздернул майку, подбородком прижал подол. Запустил неостриженные сегодня ногти в тонкую окружность шрама. Потянул.
Раздался треск – будто у застежек-липучек на кроссовках. Круглый кусок искусственной кожи отклеился, вывернулся наизнанку. Повис, держась на нижнем крае.
На Шуркиной груди открылось оконце. Маленький иллюминатор в плоском кольце из желтого металла. За стеклом в темной воде металась испуганная светом рыбка. Ее чешуя блестела, как пунцовая фольга.
4. Туннели и склепы
Никто не шарахнулся. Никто даже громко не удивился. Кустик шепотом сказал: «Ух ты» – и почти прилип носом к стеклу. Ник осторожно отодвинул его за уши.
Кустик спросил:
– Это алый вуалехвост? Или какая это порода?
– Неземная, – вздохнул Шурка.
– А похожа на земную.
– Похожа… – Шурка смотрел на рыбку, сильно наклонив голову. Рыбка уже перестала метаться. Только шевелила плавниками и пышным прозрачным хвостом. Маленький черный глаз блестел точкой отраженного фонарика.
Ник осторожно (очень осторожно) спросил:
– Значит, это и есть твое сердце?
– Да… Автономный генератор биополя…
– А почему он такой? Как все случилось-то? – сказал Платон. И сочувственно, и с нажимом. – Теперь-то, может быть, уже расскажешь? Или нельзя?
– Расскажу… Не знаю, можно или нельзя. Наверно, можно, если вы больше никому… – И Шурка привычным движением наклеил на стекло клапан. Очень похожий на настоящую кожу, даже с утолщениями на месте ребер, только без загара.
…Неподалеку была в кирпичах ниша с выступом, похожим на скамью. Там они сели. И Шурка наконец рассказал все.
Про пистолет и выстрел.
Про клинику.
Про Гурского и Кимыча, про прибор, который надо найти.
Про голубую планету Рею…
Никто не сказал «выдумываешь». Никто не удивлялся вслух. Потому что было доказательство – рыбка. Да и сама таинственность подземелья настраивала на веру во всякие чудеса. И когда Шурка перестал говорить, Платон спросил тихо и озабоченно:
- Предыдущая
- 27/39
- Следующая