Крик петуха - Крапивин Владислав Петрович - Страница 22

• Предыдущая
• 22/40
• Следующая

Зареветь было самое время. Филипп так бы и поступил, если бы имел дело с простым хозяином сада. Но отец Дмитрий был как бы идейный противник, и остатки гордости удержали Филиппа от унизительных воплей. Слабо упираясь, он семенил за настоятелем.

Тот привел пленника в комнату с узким, защищенным витой решеткой окном, сказал: «Посиди, чадо» – и удалился, шурша одеянием. Щелкнул замок. Филипп беспомощно переступил босыми ногами и стал озираться.

Было сумрачно, тлел в углу огонек лампады, и темнели неразличимые лики в искрящихся золотистых обрамлениях. Могучие кожаные книги стояли на полках аж до самого потолка. На покрытом бархатной скатертью столе рядом с магнитофоном «Феникс» дрыхнул серый сытый кот. На подоконнике стоял берестяной туесок с черникой и какая-то странная штука – клетка из тонких проволочных решеток с множеством разноцветных шариков. Створки окна были распахнуты, но решетка начисто исключала возможность бегства.

«Чик!.. – орал в саду невидимый воробей. – Чик!..» Он явно намекал Филиппу на предстоящие неприятности.

Раздались шаги, у Филиппа опустилось в желудок сердце, но отец Дмитрий явился не с орудием возмездия, а с корзинкой, полной «мячиков», самых отборных.

– Господь Бог милосерд, хотя его и нет, по твоему убеждению. Возьми и ступай с миром… Корзину потом не забудь принести.

– Да не надо… вот еще… – забормотал Филипп. – Мне и так хватило уж…

– Бери, бери… А коли захочешь снова, иди через калитку, она не заперта. На заборе же можно и штаны порвать, знаю по себе…

– Через калитку неинтересно, – насупленно признался Филипп.

– Ну… дело вкуса, конечно. Можешь и через забор… Держи корзину-то.

Филипп взял. Вздохнул. Сказал «спасибо». Потоптался.

– А это что? – Подбородком он показал на странную клетку с шариками.

– Это?.. Это, брат, игра такая. Хитроумная. Вроде пространственных шашек. Когда они ходят не по доске, а в трехмерном объеме, да еще с учетом проекции на дополнительные пространства… Понял что-нибудь?

– Чего не понять-то…

– Ну, дитя мое, от сомнений в себе ты не заболеешь… Даже я в этой штуке не сразу стал разбираться, хотя сам ее придумал. Давно, когда еще преподавал высшую математику в Южноморском политехе…

Филипп, стукая коленками по корзине, подошел к подоконнику. Провел глазами по блестящим проволокам.

– А если вот эти шарики… синий и красный вот так… пересекающая диагональ свободна для большого черного?

– Постой-ка, чадо, – быстро сказал отец Дмитрий. – Давай-ка поставим эту штуку на стол… Брысь ты, четвероногое… Вот так. Черный большой – это «дамка» с правом скользящего хода и поворота. А это… Нет, давай все в исходное положение.

Филипп уперся немытыми локтями в бархатную скатерть. Подпер щеки.

– У меня будут черные и желтые…

С той поры отец Дмитрий и обрел достойного соперника в игре, которую постигнуть до конца не могли даже ведущие аналитики Станции…

Матери Филиппа отец Дмитрий сказал правду. Споров о религии они больше не вели. Только иногда, охваченный победным азартом, Филипп нетактично поддевал соперника:

– А что же вам Бог-то не помогает?

– Только ему и дела такой ерундой заниматься, – ворчал отец Дмитрий, переживая очередной проигрыш. А когда наконец выиграл два раза подряд, на радостях показал Филиппу длинный розовый язык.

– А еще это… служитель культа, – сказал Филипп, крайне раздосадованный поражением.

– Грешен. Падок на соблазны и мирские радости… Давай еще разок, а?

Ярмарка разноцветно и горласто заполнила Гусиные луга. Уже издалека слышен был ее праздничный гул: рекламные крики динамиков, духовые марши и электронные «дзынь-бухи», слитный шум голосов, который прорезали чьи-то веселые и тонкие вопли. От всех этих волнующих звуков сердце колотилось, а ноги шагали все быстрее. Конечно, Филипп уже ни капельки не жалел, что пошел сюда. И вот ярмарка прихлынула вплотную, обняла со всех сторон. Обдала запахами свежих красок, фруктовых леденцов, бензина, лошадей, сиреневых букетов, соломы, стряпни и хлопушечного пороха. Оглушила, завертела…

В такие минуты хочется сразу оказаться везде, все увидеть, все купить, все попробовать. Мама и бабушка ухватили Филиппа за обе руки. Иначе, дело известное, – не сыщешь. Он даже не спорил, только вертел черной кудлатой головой – ошеломленно и молчаливо. Машинально жевал печатный пряник с гербом города Соловьи (непонятная птица, а под ней два скрещенных музыкальных рожка).

Было отчего закружиться голове. Справа, в пяти шагах, на сцене театра-автофургона плясали игрушечные актеры кукольной труппы «Добрый Карабас». Ниток не было – видимо, в массивной крыше фургона пряталось гравитационное устройство с заданной на весь спектакль программой… Слева небритый дядька в удивительно разноцветных лохмотьях показывал электронного попугая, который вытаскивал из коробки карточки с предсказаниями судьбы и картаво орал что-то про пиастры. Сам дядька тоже орал:

– Граждане! Если через три дня предсказание не сбудется, плюньте мне на шляпу!

Адрес дома с крыльцом, где будет выставлена для этой цели шляпа, красовался на плакате на груди у дядьки…

На длинных прилавках громоздились разноцветные груды корзин, матрешек, шкатулок. Искрились и переливались хрустально-прозрачные звери, посудины, игрушки и бусы – продукция Соловьевского хрустального завода.

Тетки в пестрых сарафанах щедро и почти задаром – по копейке штука! – раздавали сверкающих сахарных петушков на пластмассовых стерженьках с названием фирмы (потом десять таких палочек можно обменять на одного петушка).

Худой коричневый старик в белой чалме продавал длинноногих чубатых верблюжат – ростом Филиппу до пояса, пушистых и с ласковыми глазами. Филипп ринулся к ним всем сердцем. Но оказалось, верблюжата искусственные, с программным управлением…

Реяли над головами большущие разноцветные шары с клоунскими рожами. А выше их Филипп краем глаза вдруг зацепил сверкающий самовар. Тоже – летающий?

Нет, самовар висел на верхушке высокого желтого столба. По столбу натужно лез парень в синей майке и красных штанах. Метрах в трех от самовара он остановился, посидел неподвижно несколько секунд и поехал вниз.

– Филюшка, ты куда?

– Филипп, что за новости!

Но он молча волок бабушку и мать через толпу. К столбу.

Там, у подножия, сидя по-турецки на коврике, командовал полный бритоголовый мужчина с темными, как сливы, глазами и похожим на банан носом. Он продавал билеты желающим лезть за самоваром. Впрочем, после съехавшего парня желающих не было.

– Пуп-то мозолить, – говорили в толпе. – Ишь, надрывайся тут для него… Он, глядишь, билетами-то на машину себе заработает, пока кто самовар его ухватит…

– Сколько стоит билет? – неласково сказал Филипп Банану (так он мысленно прозвал хозяина столба и самовара). Его задергали с двух сторон: «Филюшка, да ты что! У нас есть самовар… Филипп, ну что опять за фокусы! Хочешь шею свернуть?»

Банан поднял глаза-сливы.

– Десять копеек… Ай, нет! Какой красивый мальчик! Лезь так. Детки бесплатно… Какой храбрый мальчик! Покажи им всем, что такое ловкость.

Филипп сунул в карман остатки пряника. Лягнув ногами воздух, сбросил растоптанные полукеды. Подвернул выше коленей свои роскошные штаны.

– Фили-ипп… – сказала мама.

Бабушка что-то шептала и постанывала. Отец посоветовал:

– На ладони поплюй.

Филипп деловито поплевал. Облапил руками-ногами гладкое дерево. Полез рывками, будто приклеиваясь к столбу.

Вокруг притихли. Только отец лупил кулаком о ладонь и басовито вскрикивал:

– Филя, давай! Жми, сынок!

Мама его дергала за рукав. Она была воспитанная, а отец, хотя и занимал интеллигентную должность старшего бухгалтера в группе снабжения Станции, часто «вел себя как грузчик с автобазы». Мама в такие минуты его стеснялась.

– Филя, не сдавайся!

• Предыдущая
• 22/40
• Следующая