Крик петуха - Крапивин Владислав Петрович - Страница 14
- Предыдущая
- 14/40
- Следующая
– А что за импульс?
– Что-что… Прокол! Должен же я наконец доказать, что это технически возможно! Своими силами! Не ползанье через локальные барьеры, а связь через прямой канал между гранями!
Витька незаметно пожал плечами.
И отец сразу понял, о чем он думает:
– Знаю, ты опять о ваших фокусах. Но невозможно же строить теорию на уровне мальчишечьей игры в догонялки-пряталки…
– А что даст этот твой импульс? – неохотно сказал Витька. – Ну, как это будет все выглядеть? В натуре?
– Это… Ай!
Из кухни понесло горелым. Отец метнулся туда. Витька хотел тоже… и передумал. Скакнул к пульту, надавил красный клавиш.
– Это ты, Витя? – дружеским баритоном спросил отцовский нейрокомпьютер. – Привет.
– Привет, Гектор… Тихо. Отвечай на дисплее. Что такое эксперимент с импульсом?
На экране зажегся вопрос:
«Имеется в виду опыт с кодовым названием „Разбитое зеркало“?»
– Почему «Зеркало»?.. Я не знаю… Ну, наверно, да…
Побежали зеленые строчки:
«Разбитое зеркало» – опыт, в результате которого с помощью энергетического импульса возникает связь между заданными точками двух параллельных пространств и становится возможным перенос из точки А в точку В материального тела. К сожалению, на данном уровне разработки возможен так называемый зеркальный эффект, который в случае нехватки энергии может стать единственным реальным результатом эксперимента. Именно так это…"
Раздались шаги отца. Витька даванул отключение, мигом устроился на кровати. Отец вошел, держа за краешки алюминиевую тарелку. Глянул на пульт, на Витьку.
– Шпионили, сударь?
– А чего… Нельзя, что ли, с Гектором поболтать?
– Ну-ну… Ладно, ешь. Подгорело немного, но, по-моему, съедобно.
У стола было не пристроиться. Витька, сидя на кровати, взял тарелку на колени. Взвизгнул, быстро поставил на одеяло: алюминиевое дно было горячим.
– Я рад, что ты повеселел, – заметил отец.
– Издеваешься, да? – Витька подул на колени, подобрал с одеяла в рот крошки, начал жевать подгоревшую гречку с жилками говядины. – Даже посуда у тебя не домашняя, а как у туристов… А я бы тебе нормальные тарелки купил. С цветочками…
– Опять ты…
– Па-а… А перенос материального тела в точку «бэ»… Значит, ты сам перенесся бы?
– Гм… – сказал Мохов-старший. – Не исключено.
– А если там что-нибудь не так? Вдруг заблудился бы?
– В родных местах не заблудишься…
– Ой… Значит, ты на «Сферу» импульс нацеливаешь?
– Ешь, не болтай…
– Эт-то хорошо! – Витька глотнул полную ложку горелой крупы, даже не поморщился. – Правильно… А обратно как? Прежним путем, по рельсам? Ой… или не надо обратно?
– Ешь!! – гаркнул отец.
– Ладно… А что такое зеркальный эффект?
– Все тебе надо знать… – Отцу, видать, было неловко за неожиданный вскрик. – Такое явление… – Он хмыкнул. – Когда окружающее пространство в точке достижения импульса меняется, как в зеркале… Например, нос твоего дорогого Скицына оказался бы скособоченным не влево, как обычно, а вправо…
– А зачем это?
– Да ни за чем. Побочный эффект.
– А нельзя послать пол-импульса, чтобы нос выправился? Не вправо, а по центру сделался?
– Не имеет смысла, – поддержал юмор отец. – Это же всего на несколько секунд. Потом все возвращается на круги своя…
«Возвращается» – это слово он сказал неосторожно. «Все возвращается, кроме тебя», – подумалось Витьке, и он взглядом выдал эту мысль. Отец нервно сунул в карманы острые кулаки, отвернулся к окну с пробоиной. Сказал, не оглядываясь:
– Мама правильно говорила: ты весь в меня… И оба мы – эгоисты.
– Почему это?!
– Видишь ли… думаем прежде всего о себе. Ты говоришь: возвращайся, мне с тобой будет лучше. А я: мне лучше здесь…
– Я думаю о тебе… – сумрачно и дерзко сказал Витька. – Тебя здесь угробят.
– Не говори чушь… А если, скажем, поселились бы мы с тобой в «Сфере»? Или еще где-нибудь в тех краях… А дальше? Ты будешь по-прежнему шастать сюда, уже бесконтрольный и беспризорный. Все равно ведь не проживешь без своего ненаглядного Цезаря… А я буду изводиться из-за тебя больше, чем сейчас.
"Будто я сейчас «контрольный» и «призорный», – усмехнулся про себя Витька.
– Чего из-за меня изводиться-то, – пробурчал он. – Ты же знаешь, я от любой беды уйду в один миг…
Конечно, и отец, и сам Витька знали, что это неправда. Не от всякой опасности спасет прямой переход. Даже если Витька один. А если с Цезаренком…
– Поражаюсь, что ты до сих пор не звонишь ему, – сухо сказал отец, словно уловил Витькины мысли.
«В самом деле! Что это я!..»
Витька отодвинул тарелку. Прыгнул к пульту.
– Не через компьютер! – рявкнул отец. – Что за мода дергать машину по пустякам! В передней телефон…
В темной и тесной, как чулан, прихожей висел старомодный дисковый аппарат. Диск ржаво попискивал при вращении. «Т-техника…» Наконец загудело, щелкнуло в наушнике. И ясный голос:
– Дом штурмана Лота…
– Чезаре!
– Витька! Ты здесь?
– Ага… Сбегаемся, ладно?
– Давай скорее!
Великие Хранители, все-таки хорошо жить на свете!
– Па-а! Я к Цезарю!
– Ясно. И конечно, до ночи…
– Я позвоню тебе…
– Я к тому, что ночью меня не будет. Надо в «Колесе» побывать, и вообще… дела всякие.
– Ну вот! Кто из нас «шастает»!
– Придешь, сразу включи защиту. Разогреешь ужин, поешь и ложись. На звонки не отвечай. И Гектора вруби. Если надо, я свяжусь через него…
– Да я лучше переночую у Цезаря!
– Но без фокусов…
– А ты… тоже.
– Ох, распустил я тебя.
– Ага… Алло, Чек! Я мчусь! Что? Конечно, там же!.. Слушай, тебе не кажется, что сегодня орал петух?.. Да?.. Тогда я еще быстрей!
Театр в Верхнем парке
1
Встретились они, как всегда, на станции монорельса в квартале «Синяя деревня». Витька увидел Цезаря издалека. На открытой платформе среди пестроты пассажиров мелькал светлый, почти белый, ровно подстриженный шар волос (из-за этой прически голова у Чека всегда казалась чересчур большой). Они протолкались навстречу друг другу, чуть улыбнулись, широко отвели правые руки и звонко вляпали ладонь в ладонь. Потом Цезарь почему-то вздохнул и тихонько боднул Витьку в плечо упругой, густо-щетинистой своей шевелюрой. Ему это удалось легко, потому что ростом Цезарь как раз чуть повыше Витькиного плеча. Витька затеплел от этой совсем дитячей, доверчивой ласки. Отвел глаза.
Он всегда был счастлив при встрече с Цезарем, оба они радовались. Но радовались, кажется, неодинаково. Чек – откровенно и ясно, весь он был как на ладони. А Витька не мог отвязаться от скрытого смущения и тайной виноватости. Дело в том, что Чек был уверен: они дружат на равных. И Витьке приходилось притворяться, что это так. А в душе-то он относился к Цезаренку как к младшему, которого надо защищать и оберегать. Впрочем, это одна сторона. А другая… Бывает, что друг меньше по годам, слабее по силам, а ты понимаешь, насколько он крепче духом и яснее душой. И ты благодарен ему за то, что он выбрал в самые лучшие друзья именно тебя.
…Подумать только, год назад Витька смотрел на него со скрытой неприязнью и досадой!
Они видели друг друга, когда Витька наведывался к отцу в «Проколотое колесо». Незнакомый пацаненок не понравился ему сразу. Большеголовый, тонконогий, «обезьянистый» какой-то, с твердыми скулами на неулыбчивом лице. Держался он со взрослой вежливостью и очень отгороженно. «Подумаешь, принц в изгнании», – подумал Витька с недовольной усмешкой. Потому что, несмотря на всю некрасивость, было в мальчишке что-то… такое вот, как у юного дворянина…
– Здравствуй, – говорил ему Витька при встречах так же, как и другим. Ни разу ни на капельку не показал, что мальчишка ему не нравится. Мало ли кто кому не нравится! Ведь ничего плохого этот пацан ему не сделал. Это во-первых. Во-вторых, он все-таки младше года на полтора или два. А кроме того, мальчишка, видать, успел хлебнуть в жизни всякого. Иначе не был бы с родителями здесь, в таверне. Витька знал, что в «Колесе» не живут просто так. Здесь укрываются.
- Предыдущая
- 14/40
- Следующая