Гуси-гуси, га-га-га... - Крапивин Владислав Петрович - Страница 43

• Предыдущая
• 43/49
• Следующая

– Именно кажется. Уловитель ваш в порядке, а я не Корнелий Глас из Руты. Глас казнен. А я человек без индекса по имени Петр Ксото. – Это он сказал неожиданно для себя. И мгновенно вспомнил желтые пальцы Петра на пистолете.

– Не валяйте дурака! Отдайте пистолеты и – руки на затылок!.. Или стреляй, черт возьми, скотина!.. – Лицо Дуго искривилось, как резиновая маска.

– Ни то ни другое, сержант. Пистолеты вы не получите и пойдете сейчас прочь… Не советую рассказывать про меня. Лучше сообщите командиру, что потеряли оружие при пьянке. Это принесет вам крупные неприятности, но меньше, чем если узнают правду: сдать пистолет при выполнении задания. В этом случае шансов на спасение не больше половины, а?

– А у тебя какие шансы? И зачем тебе мальчишка? Или ты… – Он вдруг заухмылялся, и Корнелий резко двинул вниз предохранитель «С-2».

– Марш вдоль улицы и не оглядываться! Или я стреляю на счете «три». Можете думать, что это от интеллигентской нервности… – Корнелия вдруг мелко затрясло. – Пистолет с глушителем, никто не услышит… Ну… Раз…

Дуго, нагнувшись, посмотрел ему в лицо, повернулся и тяжело пошел по плитам.

Корнелий сунул в карман уланский «дум-дум», свободной рукой взял Цезаря за плечо, потянул его в тень. Оттуда – в заросший садовыми джунглями переулок – проход между заборами. Потом – под откос, к дощатому, совсем деревенскому мосту через ручей… Оказалось вдруг, что уже не он ведет Цезаря, а Цезарь тащит его за руку по темной, непробиваемой для солнца аллее.

– Скорей… Тут близко дорога, по ней ходят частные таксокары.

– У меня нет денег, – выдохнул Корнелий.

Цезарь на бегу выдернул из кармана на трусиках желтую бумажку.

– У меня есть десять марок… Спрячьте пистолет…

…Похожий на громадную божью коровку «пилигрим» послушно остановился у травянистой обочины. Цезарь влез в машину первым, весело сказал равнодушному таксисту:

– Нам на Перешеек, Артиллерийская улица… – Повернулся к Корнелию: – Дядя Петр, мы заедем за моими удочками, а потом, как договорились, на вокзал. Ох, да не бойся ты, пожалуйста, мы успеем. – Резвый, слегка избалованный мальчик, собравшийся, видимо, со своим пожилым неряшливым дядюшкой за город…

Через полчаса они шагали по перешейку, соединявшему город с широким скалистым мысом. На мысу был неухоженный и нелюбимый горожанами парк. На перешейке росли сосны, душно пахло разогретой смолой. Пистолеты оттягивали карманы, царапали сквозь подкладку ноги. Корнелий взмок от духоты. Но послушно и молча шел за Цезарем.

Цезарь заговорил первым:

– А где ребята?

– Наверно, ужетам. – Корнелий сам удивился сухости своего тона.

– А вы?

– Что я?

– Не ушли с ними?

– Как видишь.

– Почему? – Глаза у него были зеленые, скулы не по-детски заостренные, рот после каждого слова сжимался твердо.

Можно было ответить: «Я обещал увести на Луга всех ребят, а увел не всех, ты остался…» Можно было проще: «А кто тебя, дурака, выцарапал бы из лап Дуго Лобмана?»

Корнелий сказал с досадой:

– А чего мне там? Ты вот тоже не пошел.

– Сравнили, – дернул плечом Цезарь. И вдруг словно опомнился. Глянул, как обычный провинившийся мальчишка. Сказал тихо и торопливо: – Извините меня, пожалуйста…

– Пожалуйста, – усмехнулся Корнелий, моментально оттаивая. Они встретились глазами. И Корнелий опять поймал себя на желании провести ладонью по щетинистому шару прически Цезаря. И был почти уверен, что Цезарь тогда улыбнется и станет славным, добрым мальчуганом. Но не решился, только рукой качнул. А Цезарь, потупясь, проговорил:

– Если бы не вы, сержант скрутил бы меня.

– Видимо, за тобой следили.

– Видимо… Я вчера пробрался домой, там никого. Бим наглухо отключен. Включил – а он меня даже не узнает… Позвонил папиным друзьям, они говорят: «Кажется, папа и мама уехали в столицу, хлопотать за тебя». А еще говорят: «Вернись в школу»… Но я остался, переночевал…

– Может быть, эти… знакомые твои и сообщили уланам, что ты дома?

– Не хотелось бы так думать, – очень серьезно отозвался Цезарь. – Скорее, уланы догадались сами, это нетрудно. Не надо было оставаться на ночь, но я все ждал: вдруг мама и папа вернутся.

– А потом?

– Утром решил ехать в столицу, искать их.

Жалость резанула Корнелия: совсем малыш.

– Один? Почти раздетый, с десятью марками?

– Я больше не нашел дома денег. Думал: проскользну без билета. А вещи в дорогу я взял… Не думайте, что такой уж глупый… Сложил в туристский ранец, перекинул через забор, в переулок, а сам вышел через калитку. Хотел сперва осмотреться, а потом подобрать…

– Значит, боялся, что следят?

– Конечно.

– Боялся, а топал посреди улицы, – с мягким упреком сказал Корнелий.

Цезарь честно шмыгнул носом.

– Когда прячешься, еще страшнее.

– Пропал твой багаж. Теперь туда возвращаться нельзя.

– Разумеется. Разве что ночью.

«И ночью нельзя. И вообще нельзя тебе в городе, Чек… Путь один – в таверну «Проколотое колесо».

Но интуиция говорила Корнелию, что в таверну следует идти лишь в сумерках.

– Чек… Чезаре… А куда ты сейчас меня ведешь?

– В парк. Я в нем все места знаю, мы с папой любили там гулять.

– Но… сейчас-то нам не до гулянья, а?

– Там есть остатки старого форта. С подземельем. Про него мало кто знает, а мы с папой лазили. Там глубоко, уловители не возьмут, можно отсидеться. А я буду приносить вам еду.

Лишь сейчас Корнелий понял: Цезарь спасаетего! А тот вдруг сказал взрослую фразу:

– Я не могу допустить, чтобы вы снова рисковали ради меня.

– Господи, Чек… Но при чем здесь подземелье? Ты же видел: уловитель меня не берет.

Они миновали седловину перешейка, и начался подъем. Сухая хвоя скользила под ногами. Цезарь слегка обогнал Корнелия и теперь оглянулся. Спросил – и виновато, и снисходительно:

– Вы думаете, я могу обезвредить все уловители? Даже локаторы?

Видимо, изумление отчетливо изобразилось на лице Корнелия. Цезарь остановился.

– Или… вы думаете, что у вас по правде исчез индекс? Я просто отключил у сержанта уловитель.

Да!.. Выброшенная вперед ладонь (похожая на ту, что венчает храм Девяти Щитов, только маленькая), выгнутая в защищающем порыве… Неужели правда? Он это может? Или фантазия мальчишки?

Корнелий пальцами собрал складки на лбу. Сто вопросов, путаница догадок. Постой, не испугай мальчика.

– Что с вами, господин Корнелий?

Он выдавил улыбку:

– Ничего… господин Цезарь. Просто удивился. И давно ты научился так шутить с уловителями?

– Да я и не шутил. Сперва я просто открыл, что могу издалека зажигать и выключать лампочки. Потом электронные часы остановил. Протянул руку и… мне от мамы тогда попало. А уловитель был папин, служебный. Я не вытерпел, попробовал. Он – крак. Папа не сердился, только велел молчать про это. Ох, а я проболтался вам.

– Я клянусь молчать.

– Да, пожалуйста, – вздохнул Цезарь.

Духота измучила Корнелия. На подъеме противно заперестукивало сердце, майка прилипла к спине. К счастью, скоро они вышли на край мыса. На стометровый, покрытый кустарником обрыв. Отсюда видно было Заречье, Славянский и Пристанской кварталы с невысокими домами и редкими стеклянными коробками офисов. Затем – зелень дачного пояса, а потом поля с гребенкой отдаленной лесополосы. И летел из-за реки живой, прогоняющий удушье ветерок. Корнелий сладко и старательно отдышался. Цезарь терпеливо стоял рядом. Но, кажется, слегка нервничал. Корнелий глянул на него, потом по сторонам… и вздрогнул: в кустах заметил человека. Но через секунду понял: скульптура.

Это была небольшая, в натуральный рост, фигура мальчика из черно-зеленой бронзы. Мальчик – босой, длинноволосый, в мятых штанах до колен и широкой матроске – стоял на низком, затерянном в траве постаменте. Смотрел за реку. Скульптор сделал его изумительно живо. Волосы были отброшены ветром, воротник и галстук матроски словно трепыхались.

• Предыдущая
• 43/49
• Следующая