Граната (Остров капитана Гая) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 26

• Предыдущая
• 26/44
• Следующая

– А ты можешь узнать все точно? – дернулся Гай.

– Я попробую… А если хочешь, вместе сходим.

– Завтра!.. А может, сегодня не поздно?

– Дитя спятило, – сказал Толик. – Двенадцатый час ночи… Кстати, Ася, тебе не влетит за позднее возвращение?

– Мне-то? – тихонько засмеялась Ася. – Не от кого. Мама в Симферополе, дедушка с Котькой спят, я им сказала, что поздно вернусь… Да за меня вообще никогда не волнуются, говорят, что самостоятельная.

– Мне бы такое демократичное детство, – заметил Ревский.

– Но самостоятельного товарища мы все же проводим до дома, – решил Толик.

– Да не надо, мне совсем недалеко. На троллейбусе до рынка, а там по лестнице – и дом почти рядом.

– Вот и поглядим, где живешь, – бодро сказал Гай.

– Вам же еще на ГРЭС ехать… И зачем вы в такую даль забрались?

– Так получилось, – виновато сказал Толик. Он вроде бы робел перед этой девочкой. – Сперва – обстоятельства, потом не до того было, чтобы квартиру менять.

Ася посмотрела на Гая, на Толика.

– Знаете что? У нас соседка комнату приезжим сдает. Катерина Степановна. Гай, помнишь, та контролерша, что нас в аквариум пустила? У нее всем нравится… Спросить? Она и постирать, и приготовить может, если надо…

Гай обрадованно поглядел на Толика.

Но Ася вдруг огорчилась:

– Хотя у вас там бесплатно, а она по рублю с человека берет…

– Да бог с ними, с рублями, – торопливо сказал Толик. – Зато на катерах не мотаться. Мне эти челночные рейсы уже во как поперек горла… А это, значит, недалеко от центра?

– Конечно. Артиллерийская слободка…

Ночью стало прохладно. Гай, спавший у открытого окна, кутался в простыню с головой. Проснулся он рано. Утро было серенькое, пахло дождем. Гай босиком вышел на влажное дощатое крыльцо. Воздух во дворе, сплошь укрытом сырыми виноградными листьями, казался зеленоватым. Гай с удовольствием потянулся и вздохнул. Он понял, как утомила его многодневная жара и какая это хорошая штука – дождик.

Двор был полон нехитрой дождевой музыкой. Капли рассыпчато щелкали в листьях и шуршали в них. Где-то звучало равномерное жестяное “дон-дон-дон”. А время от времени: “бом-дзинь-зинь-зинннь…” – это с большого виноградного листа срывалась на перевернутое корыто накопившаяся вода…

Из раскрытого окна кухни долетало звяканье ложки о стакан – тоже вплеталось в мелодию дождя.

Потом в окно выглянула хозяйка:

– Мишенька! Встал уже?.. Я вам чайник горячий в телогрейку заверну, оставлю на табурете. А заварка на столе.

– Ага! Спасибо, Катерина Степановна…

Они приехали сюда вчера. На эту старую одноэтажную улицу Гусева, в дом, словно наспех составленный из больших белых кубов, крытых оранжевыми лотками черепицы. В заросшем дворе висел на каменной побеленной стенке эмалированный рукомойник, а в фанерно м курятнике обитало семейство хохлаток с мирным, приветливым петухом.

Катерина Степановна оказалась доброй, хотя и немного шумной теткой. Сказала, что с постояльцев она будет брать по рублю за сутки (“как везде”) и что днем “живите, как знаете, а уж вечером буду кормить вас сама, а то оба вон до чего тощие, шпангоуты сквозь обшивку торчат”. Сравнив ребра со шпангоутами, Катерина Степановна выдала свою принадлежность к флоту. Оказалось, что в прежние годы, “пока не знала, с какой стороны сердце”, ходила она судовым поваром на сейнерах. А теперь у нее уже младшая дочь замужем, внук есть, да и с хозяйством полно забот – вот и осела Катерина Степановна на берегу.

– От мужика какая польза? С утра до вечера в своих мастерских. А как придет, все одно: пузо в потолок да разговоры про иностранную политику да про космос…

Потом она по-свойски отругала Толика за то, что “запустил ребенка”, в тазу с горячей водой вымыла Гаю голову с пропыленными и слипшимися от соли волосами, забрала в стирку белье и дала новым жильцам две тарелки вареников с творогом.

Толик сказал, сглотнув последний вареник:

– Об одном жалею: что не поселились здесь сразу.

– Ага, – согласился Гай. Но тут же сообразил: тогда не ходил бы он на катере по всей Северной бухте, не увидел бы вблизи столько разных кораблей. И скорее всего, не попал на “Крузенштерн”. Все это Гай изложил Толику и добавил: – И ты со своим Шуриком не встретился бы.

– Значит, все к лучшему, – заключил Толик. – Не будем роптать на судьбу.

После завтрака Толик сказал:

– Надолго не исчезай. Я наведаюсь в лабораторию и скоро вернусь. Поедем на Северную…

Гай кивнул и снова выскочил во двор. Забрался на шаткий курятник (хохлатки заволновались). Лег животом на плоский верх каменного забора, глянул в Асин двор. Ася стояла уже у калитки. Держала за руку братишку: четырехлетнего смирного Костика, которого надо было отвести в детский сад.

Гай тихонько свистнул и помахал рукой. Ася улыбнулась:

– Ну что, идем?

И они пошли по низким белым улицам, мимо крытых черепицей, беспорядочно слепленных домиков и каменных изгородей с тесными калитками, по стертым ракушечным лесенкам, кремнистым тропинкам и площадкам, где среди голой земли островками возвышались густые кусты с пушистыми бордовыми шариками и высокая трава с желтыми соцветиями. У калиток распускали перья растения, похожие на маленькие пальмы. Над заборами, на крышах сараев горбились темные перевернутые лодки. С веселым повизгиванием крутились на шестах деревянные вертушки…

Дождик уже кончился, проглядывало солнце, мокрые камни быстро высыхали. Пахло теплой травой и морем…

Костик, знавший дорогу, резво шагал впереди. Ася и Гай – бок о бок. Гай вертел головой.

– Пошли, пошли, – сказала Ася. – А то Котька в садик опоздает.

Гай сказал:

– Ну почему ты не хочешь пойти со мной к этой бабе Ксане?

– Я же тебе объяснила: она при знакомых стесняется разговаривать. Память слабая у нее, вот она и боится, что будет повторять то, что много раз говорила. Понимаешь, ей кажется, будто про нее подумают: “Совсем старая, ум потеряла…”

– А с чего ты взяла, что мне она все расскажет?

– Вот увидишь.

– Лучше бы все-таки с тобой, – вздохнул Гай.

Ася покачала головой:

– И кто это придумал, что мальчишки смелее девочек?

– Смелее, – вдруг обернулся Костик. – У нас в садике, когда уколы, девочки все визжат. А мальчики – нет.

– А у нас в классе наоборот, – сказала Ася.

По каменному спуску они вышли на улочку с солидным названием 8 Марта. У двухоконного маленького дома, перед которым дремали в палисаднике рыжие георгины, Ася сказала:

– Здесь. – И толкнула зеленую калитку.

По двору – от сарайчика к дому – неспешно шла старуха.

Гай раньше думал, что такие старухи бывают лишь на картинках и в кино. Высокая, сутулая, с жилистыми руками и худым коричневым лицом. С отполированным ладонями узловатым посохом.

– Баба Ксана, здрасте! До вас мальчик пришел! – громко сообщила Ася. Подтолкнула Гая: – Иди… – И закрыла за ним калитку. Вот и все. Не убегать же…

Старуха глянула на Гая темно-синими глазами, утонувшими в тени глубоких впадин.

– Здрасте… – потерянно выдохнул Гай.

Баба Ксана вдруг заулыбалась, показав редкие желтые зубы. И стала словно меньше ростом.

– Здравствуй. Ты до Сергийки? Та он же уехал в Феодосию с мамой. Теперь он к самой школе только и вернется…

– Нет, я к вам, – все еще робея, сказал Гай.

– Ох ты, лышенько, – встревожилась старуха. – А я и не чуяла, что с утра будут гости… Та заходи же, дитятко, шо у тебе за дило до старой бабки? – Она говорила с мягкой примесью украинского языка и одесского акцента. Этот ласковый говор Гай слышал уже на рынке у пожилых теток.

Бодро стукая посохом и улыбчиво оглядываясь, баба Ксана пошла к двери. Там пропустила Гая перед собой.

Они оказались в кухне с побеленной плитой, со связками лука и трав на стенах, с грудой помидоров на подоконнике. Баба Ксана села у непокрытого стола, оперлась о посох.

• Предыдущая
• 26/44
• Следующая