Граната (Остров капитана Гая) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 14
- Предыдущая
- 14/44
- Следующая
“Тогда просто не думал про такое, – сказал он себе. – А в этот раз пришло в голову…”
Почему пришло? Может, потому, что видел обкатанные морем осколки костей? Может, потому, что в глубине души все время он помнил о дедушке – даже тогда, когда казалось, что забыл?
– Я не знаю, смог бы на самом деле или нет, – хмуро сказал Гай. – Наверно, ни за что на свете не смог бы…
Толик негромко и словно нехотя проговорил:
– Этого никто не знает до решительного момента.
Решительные моменты в жизни будут, Гай это понимал.
Он еще не знал, кем станет. Может, вовсе и не моряком, хотя при виде кораблей и флотской формы сердце стукало от волнения. Думая о своем острове, Гай представлял себя капитаном. Но можно быть и просто путешественником. Можно археологом: раскапывать города вроде Херсонеса. Можно пограничником…
Осенью учительница литературы задала пятиклассникам сочинение: “Почему я хочу быть космонавтом?” Гай написал, что не хочет. Во-первых, берут в космонавты очень немногих; во-вторых, на Земле куча интересных дел (и под водой тоже, как у Толика); в-третьих, все пишут, что хотят быть космонавтами, потому что так полагается писать, а на самом деле еще и не думали, кем станут. Это “в-третьих” особенно раздосадовало Аллу Григорьевну. Была вызвана мама. Вместо мамы пришел папа. Спокойный тихий папа, глядя сквозь толстенные очки, вежливо спросил Аллу Григорьевну, действительно ли она уверена, что каждый мальчик должен идти в космонавты? Алла Григорьевна сказала, что пойдет не каждый, но мечтать об этом обязан всякий советский школьник. Папа поинтересовался, сильно ли наступил на горло своей мечте сын Аллы Григорьевны, когда пошел в медицинский институт – приобретать профессию зубного врача. Алла Григорьевна спросила, на что папа намекает. Папа ответил, что намекает на следующее обстоятельство: нельзя ставить человеку двойку за то, что он честно излагает свои мысли.
Алла Григорьевна сказала, что пусть папа тогда сам учит своего сына. Но она не уверена, что при таких взглядах папы из пятиклассника Гаймуратова выйдет толк. Неизвестно, кем он станет.
Тут Гая дернуло за язык:
– Да уж не зубным врачом.
За это ему попало от Аллы Григорьевны и от папы, который велел перед Аллой Григорьевной извиниться. Потом ему (и папе заодно) попало дома от мамы, от бабушки и даже от деда.
– Я, хотя и не зубной, но тоже врач, – сказал дед. -
Неужели медики – столь презренная профессия?
Гай так совсем не считал. Он высказался в учительской просто назло Аллушке… Но, с другой стороны, он и в самом деле не мог представить себя зубным врачом. Так же, как, скажем, бухгалтером или директором магазина. Он твердо знал, что его жизнь будет связана с путешествиями, открытиями, испытаниями и приключениями. Для этого совсем не обязательно быть мореплавателем или космонавтом. Вон, Толик инженер, а разве жизнь его не приключения? Все время изобретает, ищет, в моря ходит… Или папа. Уж вроде бы совсем “кабинетный” человек (подойдешь к нему, а он, сидя за столом, обнимет тебя одной рукой, а другой все пишет, пишет свои формулы и конспекты), а ухитрился в Африке оказаться. Или дед. Таким врачом и Гай не отказался бы стать! В тридцатых годах хирург Гаймуратов прыгал с парашютом на зимовки к заболевшим полярникам. А в сорок первом, когда немцы пытались ворваться в село, где был полевой госпиталь, дед прямо из окна операционной палил из пистолета (хотя и говорит, что ни в одного немца не попал и вообще стрелял по-боевому единственный раз за всю войну)…
Да, Гай не знал еще, кем станет, но то, что в жизни будут решительные моменты, он чувствовал.
А если и такой – самый решительный – как сегодня? Только уже не в игре? Тогда что? Опять Гай прижмется к земле?
Гай сердито вздохнул, потому что ответа на вопрос не было. Вместо ответа лезли в голову всякие хмурые мысли. О том, что много в жизни у людей суровости и опасностей. Да к тому же и несправедливости! Как с Кургановым!
– Все-таки обидно…
– Что? – отозвался Толик.
– Курганов… Жил, книгу писал, а потом – ничего…
– Я об этом тоже думал… Я даже хотел назвать его именем свой первый аппарат, чтобы память о нем сохранилась. Об Арсении Викторовиче…
– Назвал?
– Не все так просто, как в детстве кажется…
– Не разрешили? – понял Гай.
– Но все-таки ту малютку группа и все испытатели называли “Толиком”. Неофициально…
– А при чем Курганов?! – Гай даже возмутился.
– “Тайный океанский лазутчик имени Курганова”. Это я еще когда маленький был, придумал…
– Все равно это не то, – непримиримо сказал Гай. – Все равно обидно.
– Что поделаешь…
– Толик, а Курганов моряк был?
– Вовсе нет. Типографский техник и немного журналист. Потом в конторе работал… Но, знаешь, Гай, он был моряк в душе. Когда я к нему приходил, казалось, будто в каюту к старому капитану попадаю… Я его комнату хорошо помню. Дома, когда хронометр стучит, закрою глаза и будто опять у Арсения Викторовича…
– А что за хронометр?
– Курганова. Он у меня остался, вроде как наследство.
– А почему я не видел?
– Когда вы с мамой приезжали, я его как раз отдавал в институт, для ремонта и проверки. Старенький уже… Но сейчас ничего, тикает исправно.
– Это морской хронометр?
– Да, корабельный. Его Курганову один капитан подарил. Старый морской волк, он в юности даже на клиперах ходил… Знаешь, что такое клипера?
– Здрасте, я ваша тетя, – обиделся Гай. – Я и про винджаммеры знаю. “Крузенштерн” был винджаммером. Он из серии “Летающие “П”. Был такой судовладелец, у него все названия…
– Да известно мне про “Летающие “П”, – сказал Толик. – Тоже не лыком шит. Про все рекорды “Падуи” слышал: от Гамбурга до Талькауно в Чили, вокруг мыса Горн за восемьдесят дней. От Гамбурга же до Австралии, до Порт-Линкольна, – шестьдесят семь суток. Похлеще некоторых клиперов…
– А ты откуда это знаешь? – ревниво спросил Гай.
– Читал… Я вообще старался про все читать, что с именем Крузенштерна связано. Этим меня Курганов на всю жизнь заразил… А кроме того, мне штурман Морозов про “Летающие “П” рассказывал. Мы с ним в шестьдесят первом году познакомились. Он одно время на “Крузенштерне” служил…
– А сейчас он тоже там?
– Сейчас нет.
– А другие знакомые у тебя там есть?
– Н-нет… А что?
Гай посмотрел на Толика: “Ты еще спрашиваешь!”
– А вдруг все-таки есть, а? Мы бы подъехали к борту, ты бы спросил…
Желание оказаться на палубе “Крузенштерна” сотрясло Гая, как короткий озноб.
– Ну, ты придумал… – неуверенно сказал Толик. И в этой неуверенности Гай увидел зацепку.
– Толик! Ну, не съедят же! А вдруг пустят?!
– Вообще-то, – вздохнул Толик, – у меня были другие планы. Я думал, мы с тобой завтра полазим по пещерному городу в Инкермане, крепость Каламиту осмотрим…
– Значит, ты завтра свободен?! – возликовал Гай.
– Да. Но…
– То-лик… – шепотом сказал Гай. Отодвинулся и глянул из угла дивана умоляюще-восторженными глазами.
– Моя мама, – сказал Толик, – в подобных случаях говорила: “Мелкий авантюрист и вымогатель…”
– Ура! – Гай подскочил, будто в диване сорвались все пружины. – Завтра утром, да?!
– За что мне такое несчастье… – печально отозвался Толик.
– Ура!! Толик! Я за это… Я буду самый-самый-са…
– Брысь в постель. А то завтра тебя не поднимешь.
Демонстрируя сверхпослушание, Гай стремительно скинул шорты и майку и влетел на раскладушку. Вытянулся под простыней и затих. Потом одним глазом глянул на Толика.
– Что? – сказал Толик.
– А ты завтра совсем-совсем не занят?
– По крайней мере, до вечера.
– Ой… а вечером опять пропадешь?
– Слушай, ты что, за хвост! Как трехлетнее дитя…
– Да ничуть. Просто интересно. На свидание пойдешь?
– Не ваше дело, сударь!
– Ну и пожалуйста… А ее как зовут?
– Стукну!
– Странное какое имя. Она иностранка?
- Предыдущая
- 14/44
- Следующая
