Голубятня на желтой поляне - Крапивин Владислав Петрович - Страница 59

• Предыдущая
• 59/97
• Следующая

Значит, нет её…

Всё…

– Смотри, у тебя не совсем погасло, – раздался рядом звонкий голос.

Это мальчик-огонёк. Он рядом стоял и смотрел вверх.

– Что? – сказал я. – Где?

Замигал. Сильно-сильно.

– Вон, – сказал мальчик. – Светлячок.

И я увидел на острие копья чуть заметную светлую точку.

Что? Правда?!

Какая маленькая…

Я перестал дышать. Осторожно-осторожно наклонил копьё. Придвинул к лицу обугленный стерженёк. Точка светилась на его верхушке. Но я слишком резко шевельнул копьё, стерженёк дёрнулся в сторону, а искорка повисла в воздухе.

Я, не веря, поднёс к ней палец. Она не обожгла, не кольнула. Я придвинул к ней, маленькой, ладонь, тихонько сжал пальцы. Спрятал искорку в кулак. И ощутил в кулаке чуть заметное щекочущее тепло.

– Поймал светлячка, – шёпотом сказал мальчик.

– Ага… – сказал я тоже шёпотом, потому что осип от счастья.

Остальные не обращали на нас внимания. Лежали животами на перилах и глазели, что делается на площади. Над ней всё ещё вспыхивали взрывы фейерверка. В глазах мальчика горели разноцветные огоньки.

– Спасибо, – сказал я ему.

Он засиял улыбкой. И спросил хитровато:

– А за что?

– Так…

Он вдруг сказал:

– А я тебя знаю. Ты Травушкин из нашей школы. Ты к нам в класс приходил, про сверление Земли рассказывал.

Я, правда, зимой был у первоклассников, делал им доклад про сверхглубокую скважину, на которой работает папа. Такое мне дали задание. Я ужасно волновался, запинался и на ребят почти не смотрел. Ни одного лица не запомнил тогда.

Но лицо Огонька было знакомо. Очень-очень знакомо.

И я вспомнил! Огонёк был в точности как мальчишка с Ерёминого снимка.

Может, всё это не случайно? Я сказал весело:

– Я тебя тоже знаю.

Нахлобучил на Огонька свой серебряный шлем, положил перед ним щит и копьё, а сам побежал вниз.

Искорка в кулаке ласково грела мне ладонь.

С Юркой и Янкой мы ещё днём договорились, где встретимся после парада. На полянке позади летнего павильона. Полянка была незаметная, укрытая кустами сирени, поросшая высокой травой. Из травы кое-где торчали каменные раскрашенные гномы. Краска с них пооблезла – гномов забыли в этой парковой глуши.

Когда я пробрался на полянку, там ещё никого не было. Стояла тёплая, какая-то пушистая темнота. Лишь один далёкий фонарь мигал сквозь листья. Зато звёзды были громадные…

Я сел в траву, прислонился к твёрдому гному и разжал кулак. Искорка в темноте засияла ярко и радостно. Я осторожно убрал из-под неё ладонь. Искорка повисла в воздухе, не упала, не улетела от меня.

– Хорошая ты моя… – шёпотом сказал я ей.

Зашуршали ветки. Я опять спрятал искорку в кулаке.

– Гелька, ты здесь?

Это появился Янка. С фонариком.

– Выключи фонарик, – сказал я.

Он выключил.

– Смотри, – сказал я. И разжал пальцы.

Янка наклонился близко-близко. Я даже почувствовал на ладони его дыхание.

– Чудо какое… – прошептал Янка. – Не гаснет?

– И не думает.

– Не обжигает?

– Нисколечко… Подержи, если хочешь.

Я оставил искорку в воздухе, потом поднёс к ней Янкину ладошку. Искорка послушно села на неё.

– Тёплая, – сказал Янка.

– Ага.. А теперь попробуй перебросить её мне. Полетит?

– Ну… пожалуйста.

Янка пустил искорку с ладони, будто крошечную бабочку. Она огненной ниткой прочертила воздух и остановилась передо мной. Я посадил её на сустав согнутого мизинца.

– Она никуда от нас не улетит, – уверенно сказал я.

– Потому что наша, – отозвался Янка. – В ней же наша кровь.

Ворча и цепляясь барабаном, выбрался из кустов Юрка. Мы показали ему искорку. Он притих, долго держал её на ладони.

– Смотри, как она слушается нас. Она живая, – сказал Янка. – Ну-ка, пусть она летит ко мне…

Мы долго стояли кружком на тёмной поляне и перебрасывали друг другу искорку. Она летала между нами, будто крошечный светлячок, и садилась то на ладонь, то на кончик пальца.

Наконец Юрка сказал:

– Жалко, что нельзя сейчас испытать её. Никакого колёсика не догадались взять.

– Завтра испытаем, – успокоил Янка. – И так видно, что ома такая… настоящая.

– А у кого она будет до завтра? – ревниво спросил я.

– Ты зажёг, у тебя и будет, – великодушно решил Юрка. – Янка, ты не против?

– Нет, конечно, пожалуйста… Только нельзя её всё время в кулаке носить. Давайте её вот сюда. Я нарочно принёс.

Он показал пробирку – гораздо меньше той, в которой делали порошок. Толщиной в карандаш, длиной со спичку. Скорее ампула, а не пробирка.

– Сюда её посадим, пробкой закроем…

– А если задохнётся под пробкой? – испугался я.

– Мы же не глухую сделаем, а чуть-чуть…

Искорка висела в воздухе. Мы надели на неё ампулу – будто накрыли бабочку стеклянным сачком. Для пробки Янка скатал из травы шарик…

Я не стал откладывать испытания до утра. Дома я выволок чемодан со старыми игрушками, достал из него модель гоночной машины "Барракуда". Раньше в ней был двигатель с микроэлементами, но я давно его распотрошил. А машину не выбрасывал, мне её папа подарил, когда семь лет исполнилось…

"Барракуда" лежала на полу вверх колёсами, а я ломал голову: как приспособить искорку к оси? Сверлить стальной стержень было нечем… А может, спрятать искорку прямо в колесе? Отвинтить колпачок и вот сюда… Я коснулся ампулой колеса.

Вернее, даже не коснулся.

Я не успел задеть его, как задний мост у машины взревел. Колёса завертелись так, будто к ним подключили мотор от настоящей "Барракуды"!

– Геля! Что за шум! – тут же завелась за дверью тётя Вика. – Давно уже пора спать.

– Да пусть поиграет, – сказала мама.

– Ах да, конечно…

А я сидел на полу и смеялся. Колеса вертелись всё тише, искорка снова была у меня в кулаке.

И почему-то мне представилось: идёт по улице важный Ерёма, а перед ним скачут двое – весёлый роботёнок Васька с задранным носом и мальчик-огонёк в алой рубашке…

Проснулся я поздно. Сквозь берёзы светило в комнату солнце. Я дотянулся до стула с одеждой, достал из-под майки заткнутую травяным комочком ампулу. Испугался на миг: погасла?

Искорка при свете дня была еле заметна. Можно подумать, что просто крошечный блик в стекле. Но я поднёс ампулу к "Барракуде", и у той бешено рванулись колёса.

Я опять сказал искорке:

– Хорошая ты моя…

Где-то играл оркестр: в городе уже разворачивался новый праздничный день.

Пришли Юрка и Янка. Янка со скрипкой, в своём жёлтом костюмчике с бантиком. Юрка в форме и с барабаном.

– Ну? – нетерпеливо сказал Юрка. – Небось уже пробовал?

Я с удовольствием показал, как вертятся колёса "Барракуды". Юрка расцвёл. Янка тоже заулыбался.

В комнату заглянула тётя Вика.

– Геля! Смотри, мальчики какие красивые. А ты опять…

– Я дам ему белую рубашку со звёздочками, – сказала мама.

Я обрадовался. Не потому, что на плечах блестящие звёздочки, как у смадермена, а потому, что нагрудные кармашки с клапанами. Удобное место для ампулы с искоркой.

Сначала мы прибежали в "Курятник". Надо же обрадовать Ерёму и Глеба! Но вагон оказался пуст. У косяка, на ржавом гвозде, висела записка: "Я ушёл в магазин за бумагой. Будет время – найду вас в парке. Ёрема почему-то не ночевал. Глеб".

Судя по всему, Глеб не очень-то верил, что искорка получится. Вчера в парк не пришёл, отговорился, что надо много чего написать, пока не забыл. Сегодня тоже вот не дождался нас… А куда девался Ерёма?

Гадать было некогда, мы торопились в парк.

…С утра в парке намечались разные состязания и концерт. Юрка должен был барабанить при всяких церемониях на стадионе, а Янка играть. Мы договорились, что встретимся с Юркой в двенадцать на лужайке с гномами, и я пошёл слушать Янку.

• Предыдущая
• 59/97
• Следующая