Белый шарик Матроса Вильсона - Крапивин Владислав Петрович - Страница 50
- Предыдущая
- 50/50
– Ох, я и не догадался бы…
Мраморный печальный мальчик сидел на железной палубе трюма. Поджал левую ногу, левой рукой оперся о клепаный лист, правый локоть поставил на поднятое колено, а голову лбом положил на ладонь. Яшка нагнулся, посветил в лицо. Глаза у мальчика были полузакрыты – он то ли задумался, то ли задремал.
– Я нарочно сел так тогда, в последний раз, – прошептал Яшка. – Думал, если найдут, то… ну, чтобы не в каком-нибудь дурацком виде…
В свете неяркой лампочки мальчик был не белый, а будто потемневшая слоновая кость. Видимо, сверху на него капало во время дождя: по спине тянулся ржавый подтек. И Стасику стало жаль каменного мальчишку, как живого. Вспомнил себя, замурованного в будке.
Он погладил мальчика по теплой мраморной спине с твердой цепочкой позвонков:
– Потерпи до завтра.
Казалось, мальчик чуть шевельнул головой…
Лампочка быстро тускнела.
– Надо выбираться, – прошептал Яшка. И тоже погладил мальчика.
– Подожди, – попросил Стасик. – Смотри…
Здесь был нос баржи. Весь ее корпус лежал на песке, а нос утыкался в воду, и она просочилась в трюм. Треугольной лужицей собралась в углу у переборок. Стасик сел на корточки. Снял пуговицу, опустил к воде. Пуговица повисла неподвижно, потом шевельнулась и закачалась, как маятник. Чиркнула по воде, разорвала ржавую пленку.
– Выключи, – попросил Стасик. – Иди сюда.
Яшка послушно погасил фонарик, но не придвинулся. А Стасик ждал, затаившись от волнения.
Сперва была полная темнота, но скоро в воде появились искорки. В глубине. Словно за прозрачной пленкой открылось черное небо со звездами.
– Смотри, – опять шепотом сказал Стасик. – Звезды сейчас превратятся в окошки. Словно город вдалеке… А потом они сольются в одно… Как в колодце… Я этому совсем недавно научился. Надо, чтобы в таком вот подходящем месте… Вот уже появляются! Видишь?
Но Яшка опять не шевельнулся. И сказал глухо, не похоже на себя:
– Не буду я смотреть… Все равно ничего не увижу.
– Почему? Что с тобой, Яшка?
– Потому… Окошко только те видят, кто… ну, в общем, кто ничего плохого не сделал.
– Ты что? – по-настоящему испугался Стасик. – Может, заболел? Чепуху какую-то несешь.
– Не чепуху.
– Мы же с тобой… совсем одинаковые! И я вижу!
– Не одинаковые мы, – сказал в темноте Яшка. – Просто я тебе не говорил. Это осенью еще было. Я двух человек… угробил до смерти.
Стасик уронил пуговицу в лужу, выхватил, суетливо надел на шею мокрый шнурок. Опять стало страшно. Он сказал жалобно:
– Ты что выдумал! – Хотел подвинуться к Яшке, но тот говорил будто издалека:
– Старик Коптелыч и дядька в машине… Думаешь, я их забыл? Я же следил, сколько мог. Потому что от них так и несло черным излучением. Я тогда еще мог угадывать, во мне оставалось чуть-чуть этого… ну, от Белого шарика… Однажды они ехали вместе, а тот, в фуражке, говорит: «Уровень раскрываемости никудышный, нас по головке не погладят. А ты, старик, последнее время только керосинишь, а работы не видать. Ох, гляди! Неужели все кругом такие чистые?..» Коптелыч тогда и начал: «Жена этого… Тона, который в прошлом году себя кончил… Не нравится она мне, хитрая баба. И разговоры вела с намеками…» А тот: «Чего же ты ходишь, не телишься! Приедем – сразу пиши!» И дальше едут, а там рельсы, ветка с кирпичного завода… Ну, ты знаешь, за старой мельницей…
– И что… дальше? – выдохнул Стасик.
– С завода – состав с платформами, скорость уже набрал. Сторож у шлагбаума забегал, а они кричат: «Не опускай, проскочим!» Ну, он видит, чья машина, опускать боится… Да они и проскочили бы… только я следил издалека.
– И что сделал? – одними губами спросил Стасик.
– Истратил свой последний заряд. Прямо на рельсах заклинил в машине подшипники…
Долго они молчали. Потом Стасик спросил:
– А сторож?
– Не бойся. Я устроил, что ему ничего не было…
Выбрались из баржи, шли по берегу молча. И лишь на первой горке Банного лога Стасик сказал:
– Разве ты в чем-то виноват?
– Я не знаю…
– Они же… такое дело задумали! Гады…
– Конечно… Только если бы ты видел, как горела машина…
«А я видел», – подумал Стасик.
– Яш! Может, вовсе и не ты подшипники заклинил. Может… само собой.
Яшка помотал головой:
– Нет, я… С той поры я больше ни разу не видел окошка в колодце.
– Увидишь еще…
– Ты просто так говоришь. А думаешь наоборот.
– Я не про это думаю… Я думаю: а вдруг кто-нибудь все-таки напишет такое… На маму…
– Не бойся, – веско сказал Яшка. – Это теперь позади.
Потом они опять пошли молча. Но было уже не так тревожно и грустно. Банный лог, он и есть Банный лог… Встретил ребят в темноте кудлатый знакомый пес Пират, обнюхал их мокрым носом, помахал хвостом, проводил немного. Сокращая путь, они перелезли через забор соседского огорода. Там стояло растопыренное пугало с горшком на голове.
– Привет, Федя, – сказал ему Стасик. И вдруг воскликнул: – Яшка, смотри!
За низкой изгородью был виден их двор и темный дом. И в доме этом рядом с крыльцом светилось желтое окно!
– Откуда оно? – прошептал Яшка. Потому что стена была глухая, ни одного окошка во двор не смотрело.
– А то, заколоченное! Его еще до войны забили. А дядя Андрей все грозился: «Раскупорю, чтоб на кухне светлее было!» Ну и вот…
– И вот… – Яшка засмеялся, будто избавился от тяжелой напрасной вины. – Сидят на кухне и нас ждут: «Где вас носило, голубчики?»
– Точно! – весело согласился Стасик. – Зяма, небось, разнюхала…
Они пошли к дому по меже среди прохладной картофельной ботвы. Стасик вдруг спросил:
– Яш, а ты точно знаешь, что Банный лог выводит прямо на Дорогу?
– Еще бы!
– Это хорошо.
– Надо только рассчитать день и час…
– Лучше вечер, – сказал Стасик.
Если они с Яшкой выйдут на Дорогу вечером, окно будет светить у них за спиной. А когда сзади светит, ждет тебя обратно такое вот окно, идти не страшно. И жить не страшно.
1989 г.
- Предыдущая
- 50/50
