Гопники - Козлов Владимир Владимирович - Страница 15

• Предыдущая
• 15/32
• Следующая

– … Взять хотя бы музыку, – говорит в это время лектор. – Думаете, буржуазная музыка – это лишь так, развлечение, жвачка для политически несознательной молодежи? Ничего подобного. У меня есть доказательства того, что такая музыка может наносить вред и подталкивать молодежь к криминальной деятельности. Вот, в одном из микрорайонов нашего города подростки устроили себе, как бы это сказать, комнату отдыха, – он улыбается, – в подвальном помещении. Принесли туда магнитофон. И что вы думаете? Чем они там занимались? Приходили туда, и ребята и девочки, слушали эту музыку, потом совершали преступления.

Мужик противно улыбается.

– Про что это он базарит? – спрашивает Бык.

– Ты че, не понял?

– Не-а.

– Баб ебали.

– А это че, преступление, да?

– Когда изнасилование, то да.

– А причем тут музыка?

– Хуй его знает.

Первого мая Обезьяна пригласил меня с Клоком и Вэком в контору бухать. Сказал, чтобы принесли бабки на вино. Быка тоже пригласил, но он уехал в деревню. Я отдал два рубля – больше не было.

Приходим в «контору» часов в семь. Там уже сидят Цыган, Гриб, Гусь, Обезьяна и Анохина. Мы здороваемся, она тоже говорит «привет». Разливаем вино. Стаканов, как всегда, не хватает. Сначала пьют «старые» и Анохина, потом мы. Закуски почти нет, только белый хлеб.

– Слушайте анекдот, – говорит Цыган. – Короче, поймали немцы русского, грузина и жида. И, типа, говорят, – мы вам померим хуи, и если все вместе будут хотя бы пятьдесят сантиметров, то отпустим. Померили – у грузина двадцать пять, у русского двадцать, у жида пять. Отпустили их, они радуются, типа, и грузин говорит – спасибо моим двадцати пяти сантиметрам, а русский – ну, и мои двадцать тоже помогли не мелко, а жид посмотрел на них, типа, и говорит: а если бы у меня на тот момент не встал, пиздец бы нам всем был.

Все ржут, Анохина тоже.

Выпиваем по второй.

– Панков пиздить ездили? – спрашивает Гриб.

– Да. А ты че не поехал?

– А на хуй мне это надо? И без меня справились.

– Ладно, Бог троицу любит, – говорит Обезьяна. – Давай сразу по третьей.

Выпиваем. Мне дает неслабо. Я закрываю глаза и сразу вырубаюсь – не знаю, насколько. Просыпаюсь – Обезьяна ебет Анохину на диване, а она улыбается, помада размазана по роже. Тут же снова ухожу в отруб.

Второй раз просыпаюсь от криков – Цыган пиздит Анохину и орет: «Ты меня за хуй укусила, сука». Опять вырубаюсь. Потом меня будит Клок:

– Анохину ебать будешь?

– Нет, не буду.

– Ну, как хочешь.

Просыпаюсь. Жутко болит голова. Анохина спит на диване голая, накрыта только своими шмотками – джинсами и голубой кофтой. Рядом на полу Вэк с Клоком. Остальных нет. Я бужу пацанов:

– Давайте сваливать отсюда.

Вэк смотрит на Анохину.

– Что, выебем еще раз? Ты будешь? – спрашивает он меня. У меня стрем, что не встанет, и я говорю:

– Нет.

– А ты, Клок?

– Хватит с меня и одного раза. Давай, сам, если хочешь.

– Не, я тоже не хочу. Давай лучше знаешь что – бутылку ей в пизду засунем.

– Ты что, охуел?

– А что такого? Она все равно не проснется, столько выпила.

Вэк берет бутылку из-под чернила, сбрасывает шмотки, которыми Анохина накрыта и пытается развести ей ноги. Я никогда еще не видел настоящую голую бабу, но из-за спины Вэка ничего только не видно, он все загораживает. Анохина ворочается во сне и что-то бормочет пьяным голосом. Вэк еще возился с бутылкой, потом отступает назад.

– Смотрите, какая, бля, скульптура.

Он хохочет.

Бутылка торчит у Анохиной между ног, донышком вверх. Всунуть ее он смог, может, сантиметров на пять, не больше.

– Ладно, пошли, – говорит Вэк. – Жалко, что фотоаппарата нет. А то сфотографировали бы и показали ее мамаше.

В первый день после праздников, перед уроками, подходит Клок:

– Анохина заяву написала.

По роже видно, что он соссал.

– И что теперь? – спрашиваю я.

– Нихуя. То есть пиздец теперь. Изнасилование. Групповое. Ну, тебе-то повезло, ты ее не ебал. Наверное, потом расстроился – блядь, можно было поебаться и не поебался, а?

– Хуй на. Пошли лучше покурим.

На боковом крыльце уже дымит Вэк.

– Все хуйня. Ничего страшного, – говорит он. – Надо с ней культурно побазарить – типа, ты что охуела, своих пацанов сдавать?

– А ты бы вообще лучше не пиздел. Может это все из-за тебя, из-за бутылки?

– Бутылка тут не при чем. Ее бутылкой никто не ебал, только настоящими хуями.

– А что там вообще было? – спрашиваю я.

– А, ты же вырубился, ни хера не помнишь, – говорит Клок. – Ну, короче, когда Обезьяна ее ебал, она лыбу давила – типа, все классно. Думала, что будет только с ним, потому что он, типа, ее пацан сейчас. Потом Цыган говорит – давай и я тебя тоже. И Обезьяна – тебе что, западло моему корефану дать? Она, типа, ладно, а у него не встал. Он ей тогда – возьми в рот, а она – ни хуя, за хуй его укусила. Ну, он ее тогда отпиздил, потом нам говорит – ну, вас тоже на хор пускаем.

– А Обезьяна что?

– А он куда-то уже съебался или вырубился – не помню. Мы сами пьяные были. Ну, короче, я ее протянул, потом Клок.

– А она?

– Что она? Сначала дергалась, потом дали пару раз по башке – заткнулась.

– А как вообще? Понравилось?

– Да я же тебе говорю – я пьяный был. Не помню ни хуя. А ты Клок как, протащился?

– Так себе.

– Ну вот, видишь? Это тебе не хуй собачий.

– Дела хуевые, – говорит Вэк вечером на остановке. – Анохина не хочет заяву забирать. Мамаша ее прибегала, говорит: собирайте деньги.

– Сколько?

– Хотя бы тысячу.

– Ни хуя себе.

– Так залет столько стоит. Ты тоже, хоть сколько дай.

– Ладно.

Я отдал двадцать пять рэ, – все свои накопления. Мог бы ни хера вообще не давать: я там вообще не при делах, бухнул и спал спокойно, как человек, пока они ее драли. Остальные подергались-подергались и наскребли штуку. Анохина заяву забрала, но в классе потом нас типа не замечала. В школе все про все узнали, даже про бутылку, и Вэк потом ходил деловой, как двадцать копеек.

Вечером гуляем по району, видим чужого пацана, подходим поговорить.

• Предыдущая
• 15/32
• Следующая