Гопники - Козлов Владимир Владимирович - Страница 12
- Предыдущая
- 12/32
- Следующая
– Тут хуй ты кого снимешь. Все нормальные бабы уже с кем-то ебутся, – Вэк делает недовольную рожу.
– Ясный хуй, – говорит Клок. – Если бабу никто не ебет, значит она никому не нужна. У каждой нормальной бабы есть пацан, и он ебет ее постоянно, а те – кто со всеми ебутся, – бляди и проститутки. От них только трипером заразиться можно. Гриб с Гуроном заразились трипером от одной блядины, потом ездили в кожвендиспансер, лечились.
– А как найти такую, чтоб и нормальная и ебалась? – спрашиваю я.
– Очень просто, – ухмыляется Клок. – Любая баба хочет ебаться. Даже если у нее пацан есть или говорит, что целка, все равно ее можно раскрутить. А если бабу раскрутить не можешь, значит хуевый ты пацан. Нет таких баб, которые не дают, есть только пацаны, которые не умеют попросить. Понял?
В кабинете истории вывесили стенгазету «Молния 8«б». В ней – карикатуры на тех, кто плохо учится или поведение плохое. Карикатуры ни на кого не похожие, зато в подписях – и я, и Вэк, и Быра, и Клок, и Бык и даже Кощей с Куней.
– Видели? – говорит Вэк. – Это все Егоров, только он умеет рисовать. Пошлите дадим ему пизды.
– Может, не надо? Вдруг списать когда-нибудь понадобится?
– Не ссы. Найдем, у кого списать. У баб списывать будем. За жопу возьмешь – сразу даст списать, ну и все остальное тоже.
Егоров сидит за партой с учебником – все он что-то учит, чтоб пятерку получить. Мы подходим.
– Привет, – говорит Вэк. – А ты чего не читаешь? Интересная стенгазета.
– Повторить надо.
– А нахуя ты это сделал?
– Что сделал?
– Газету.
– Мне Сухая сказала – я нарисовал. Я же не вас рисовал, а просто… Как бы нарушителей. А подписи другие делали.
– Но там же написано, что это мы. Значит, про нас.
– Ничего не про вас, пацаны.
– Про нас, не про нас – кого ебет?
И Вэк дает ему оплеуху. Егоров вскакивает.
– Вы, что, пацаны?
– Сядь, – говорит Бык и дает ему кулаком в нос. На парту падают несколько капелек крови. Звенит звонок. Мы идем на свои места.
В понедельник на политинформации Сухая спрашивает:
– Все газеты принесли?
Никто не отвечает. Она смотрит на столы – у всех, кроме Быры, Быка и Вэка газеты есть. Я принес «Комсомольскую правду», но ничего в ней не прочитал.
– Ладно. Газеты почти все принесли. А прочитали хоть что-нибудь?
Все притихли, никто не хочет высовываться.
– Меня поражает ваша пассивность, ребята. Мы живем в такое сложное время. Раньше все было понятно: вот друг, вот враг. А сейчас враг может легко замаскироваться. Да, Перестройка – это хорошо, но это и возможность для врагов воспользоваться ситуацией и нанести нам удар.
– Что, будет война? – спрашивает Кузнецова с первой парты.
– Нет, в обычном смысле войны не будет. Будет война идейная, и она, можно сказать, уже идет – война за сохранение наших коммунистических идеалов, которые многим хочется раздавить.
Сухая останавливается, обводит взглядом класс. Ее мало кто слушает: переговариваются между собой, смотрят в окно, читают газеты.
– И вы, ребята, должны понять, что коллектив – это очень важно, что надо быть один за всех и все за одного. И, кроме того, своей плохой учебой и политической безграмотностью вы играете на руку врагу.
– А кто враг сейчас – американцы? – снова спрашивает Кузнецова.
– Сами скоро поймете.
– А зачем это вы нас пугаете? – говорит Неформал. Он постригся и снял серьги. – Мы газеты читаем и телевизор смотрим. Ситуация меняется: разрядка напряженности, перестройка, демократизация, а вы нам про каких-то врагов. Нету сейчас больше врагов.
Все смотрят на Неформала, а Сухая нервно кусает свои синие губы.
– Видимо, в той школе, в которой ты учился, Иванов, идеологическая работа была поставлена не на высшем уровне, вот ты и напитался всякой антисоветской пропагандой. Враги у нас есть и будут всегда, потому что мы – первое коммунистическое государство в мире. Только когда во всем мире будет построен коммунизм…
Неформал хохочет. Смотрит прямо на нее и хохочет.
– Вон из класса, – говорит Сухая.
Он берет сумку и выходит. На роже у Сухой красные пятна, и она задыхается.
– Я сейчас, – говорит она и выходит.
– Заебись он ей, – говорит Вэк. – А представьте, если б Сухая счас взяла и подохла. Интересно, Неформала бы судили?
– А за что его судить? – спрашиваю я.
– Ну не знаю…
– Что, может, надо его отпиздить? – поворачивается с первой парты Бык.
– На хера? Ну, поучили мы его прошлый раз, а что мы с этого имели? Сухая все равно «неуды» поставила. Пошла она на хуй, дура.
– Э, иди сюда скорей, – зовет меня Вэк, когда я подхожу к остановке. За ларьком с талонами и проездными стоят Бык, Клок, еще пару пацанов с района – Кузя и Зеня, а в середине круга – ебанутый Леша. Он когда-то учился в нашей школе, когда я был классе первом или во втором. Он уже тогда был выше всех в своем классе, а сейчас вообще под метр девяносто.
– Леша, потанцуй нам, – говорит Вэк.
Леша дебильно улыбается, и изо рта у него вытекает слюна.
– Давай, не выебывайся, а то сейчас отпиздим – видишь, сколько нас много?
– А какой танец, быстрый или медленный? – голос у Леши – как у третьеклассника.
– Давай быстрый.
Леша начинает фальшиво петь «Посмотри на меня, братец Луи-Луи-Луи» и крутит жопой и махает руками.
– Ладно, заебись, хватит. Теперь медленный, – говорит Вэк.
Леша разводит руки далеко в стороны и топчется и поворачивается на месте и тоже что-то напевает себе под нос, только теперь тихо, и поэтому нельзя понять, что.
– Все, концерт окончен. Теперь пиздуй отсюда, – Вэк дал ему подсрачника, потом остальные, я тоже. Леша убегает, разбрасывая ноги в стороны, как обычно бегают бабы.
– А брат у него старший – нормальный, здоровый такой мужик, каждый день пьет, – Вэк смотрит Леше вслед. – Мамаше говорили не рожать, а она родила, вот такой и получился…
Мы с Вэком курим в туалете, а рядом, в коридоре, стоят и трындят Синицкая со Шваброй.
– Надо обязательно сходить в гастроном, купить костей, – говорила Синицкая. – Мне Тамара Ивановна говорила, что вчера давали. Такие хорошие кости – и всего по рупь-тридцать.
- Предыдущая
- 12/32
- Следующая