Стрелы в полёте - Корепанов Алексей Яковлевич - Страница 40
- Предыдущая
- 40/55
- Следующая
– Да? – Сергей заерзал на стуле. – Ну-ка, давай дальше свою историю, ходячий кладезь знаний.
– Кладезь не кладезь, но кое-какую информацию поднакопил. Занимаюсь этим довольно давно и запоминаю крепко. Так вот, Гельвеций эти куски принялся внимательно рассматривать и незаметно соскоблил кусочек ногтем большого пальца. И говорит этому незнакомцу в черном: давай, превращай прямо здесь и сейчас. А тот в ответ: не позволено, мол, ему это делать. Забрал свой ларец с металлом и ушел. Тут, конечно, есть вопрос: зачем, собственно, тогда приходил? Но как было, так было.
– Если именно так было, – вставил Сергей. – И что там дальше случилось?
Дима тоже взял яблоко, с хрустом откусил:
– А дальше Гельвеций расплавил свинец в тигле и бросил туда соскобленный кусочек металла из ларца, то есть частичку философского камня.
– И?
– И облом-с. Ничего у него не получилось. Частичка просто испарилась, а свинец так и остался свинцом.
– Что и неудивительно.
– Нет, слушай дальше. Потом этот незнакомец вновь пришел к Гельвецию. Гельвеций ему опять: проводи трансмутацию. И тот согласился.
– Противоречиво все это как-то, – с сомнением заметил Сергей. – То «не позволено», а то – согласился.
Дима развел руками:
– Что да, то да. Но, скорее всего, никакого противоречия нет: мы просто не знаем целей этого «бюргера», вот нам и кажется его поведение непоследовательным и странным. Он пояснил Гельвецию, что философский камень очень летуч и чтобы избежать его испарения, нужно, прежде чем бросать его в расплавленный металл, закатать в шарик из воска. Они провели эксперимент – и действительно получилось. Потом Гельвеций сам проделывал трансмутацию и превращал металлы в золото. А потом порошок философского камня у него кончился – и финита.
– Тут и сказке конец, – сказал Сергей. – А незнакомец?
– Исчез без следа, и имени своего не сообщил. Я к чему все это говорю: Казачку нашему, Лондару, тоже, вполне возможно, кто-то помогает, и насчет философского камня он не лжет. Не один наш Гость может проникать во Вневременье, не одному ему удается бродить по разным временам. Другие тоже могут, скажем, такие же, как он, умельцы-гиперборейцы. Только Гость стремится помочь нам, а кто-то другой – Лондару, посланнику Темных. Если, конечно, считать их именно Темными – а это весьма относительно. Хотя именно такими они и остались в истории – отсюда, как уже говорилось, Тартар, преисподняя. А жрецы Аатона стали Светлыми, приверженцами божественного Солнца, Атона – так считали уже позже, в Древнем Египте. И нетрудно догадаться, почему так считали.
– Тебе, может, и нетрудно, а мне трудновато, – сказал Сергей. – Далек я от всех этих дел. Просвети, сделай милость.
– Запросто. После катаклизма аатоновцы потеряли все свое влияние. Источники психоэнергии они больше не контролировали – пропали источники! – и жрецы, скорее всего, просто растворились в массе беженцев-переселенцев. Но память о них осталась, передавалась из поколения в поколение: вот, мол, были когда-то хорошие люди – не чета плохим, жрецам Тартоса. Почему плохим? А потому что жрецы Тартоса действительно пробились в верхушку управления бывшими колониями, к административным, так сказать, верхам – а кто же, скажи мне, любит власть предержащих? Тем более, что они вряд ли являли собой образцы гуманизма, альтруизма и нестяжательства. Потому и превратились в общественном сознании в служителей Тартара, жрецов Смерти.
– Да-а, лихо ты все объясняешь, Димитрий Александрыч, – Сергей уважительно покивал. – Однако же, о другом сейчас нам думать надо. Или тебя ситуация вполне устраивает? Лондар все за тебя решил, ты благополучно проспишь время Ритуала – и пойдешь и дальше лекции студентам читать?
Дима снял очки, повертел их в руках, вновь надел. Сергей внимательно глядел на него и ждал ответа.
– Вообще-то, это был бы вполне приемлемый и не самый плохой выход, – наконец заявил Дима. – Но свою точку зрения я Лондару уже изложил, и ты ее слышал: мир, в котором будет существовать Атлантида, возможно, окажется лучше того, что мы имеем сейчас. Если, конечно, «теория брошенного камня» не соответствует действительности. А впрочем, дело даже не в этом – просто я страшно не люблю, когда мне что-то навязывают, а тем более – решают за меня. Моя… мама называла это во мне «духом противоречия». Какой-то клапан срабатывает. Принуждала меня программа принять участие в Ритуале – я сопротивлялся. Казачок запрещает – у меня вновь внутренний протест. Я люблю все решать сам. И вообще, правильно сказал какой-то поэт, Гете, кажется: «Дай людям солнце – захотят на полюс».
Сергей встрепенулся:
– Так в чем дело, Димитрий? Давай действовать, притом немедленно! Выбираться отсюда, дуть к Большевику и искать Вику. Хоть и через милицию. Я, собственно, думал, ты сам с этого начнешь, а ты пустился в рассуждения.
– Рассуждения – не самое последнее дело, – назидательно сказал Дима.
– Бывает полезно порассуждать, а не бросаться бесшабашно грудью на амбразуру. И поразмышлять заодно.
– И о чем же ты поразмышлял, яйцеголовый мой земляк?
– О Вике поразмышлял, – Дима словно не заметил иронии Сергея. – И думаю, нет нужды искать ее где-то там, в иных краях. Она здесь – или будет здесь в скором времени: все зависит от того, как далеко отсюда находится гостиница «Турист».
– Почему ты решил, что Вика здесь? – опешил Сергей. – Ведь Лондар, кажется, ясно сказал…
– А что он сказал своему Малышу? – прервал его Дима. – Он сказал: «Сюда».
– Но он говорил: «поеду», значит… – начал Сергей и осекся.
– Вот-вот, – кивнул Дима. – Элементарный блеф. Ему удобнее нас всех под рукой держать, а не распихивать по каким-то тайным квартирам. И не слышал я, чтобы машина отъезжала.
– Та-ак… – Сергей уставился на пустой стакан, прикидывая план дальнейших действий. – Сейчас я пойду на разведку, и в туалет, опять же, хочется. Посмотрю, что да как. Потом ты сходишь. А потом воспользуемся орондой, сделаем этих охранников и разыщем Вику. Пушки у них, думаю, настоящие – тем лучше: Лондара это должно впечатлить. А не впечатлит – отстрелю яйца, выражаясь слогом этого хмыря бритоголового, – Сергей кивнул на дверь. – Годится такая пропозиция?
– Годится, в принципе, – подумав, ответил Дима. – Во всяком случае, это лучше, чем сидеть здесь полторы недели.
– Отлично! – Сергей встал из-за стола, одернул свитер. – Приступаем.
Он подошел к двери и постучал.
– Чего? – раздался из коридора голос охранника.
– В туалет.
Щелкнул замок, дверь открылась. Бритоголовый Олег стоял напротив Сергея, угрожающе держа руку на расстегнутой кобуре. По обе стороны от двери располагались два стула. На одном обложкой вверх лежала раскрытая книжка, судя по рисунку – какой-то фантастический боевик («Он даже читать умеет?» – мимоходом удивился Сергей), на другом сидел обладатель больших ушей-оладьев Ралик, тоже в спортивном костюме-униформе, с кобурой на поясе. Ралик размеренно двигал челюстью, жуя жвачку – видимо, в такт музыке: к поясу вместе с кобурой был прицеплен плеер, а расплющенные уши слегка прикрывались наушниками. Слева от двери вниз вела лестница с широкими деревянными перилами, сворачивая под высоким узким окном с матовым стеклом, прямо от двери уходил застеленный ковровой дорожкой коридор, упирающийся в еще одну дверь. Площадку, на которой несли вахту охранники, ярко освещала подвешенная под высоким потолком роскошная люстра.
– Надеюсь, дергаться не будешь? – сказал Олег, барабаня пальцами по кобуре. – Давай, вперед. Прямо и направо.
Сергей вышел на площадку и двинулся было в указанном направлении, но Олег тут же остановил его:
– Стой, не так быстро.
Бычара заглянул в комнату, убедился, что Дима спокойно сидит за столом и жует яблоко, и запер дверь, оставив ключ в замочной скважине. Ушастый Ралик исподлобья, но вполне индифферентно смотрел на Сергея, продолжая слушать музыку и двигать челюстью.
Они направились в глубь коридора, Сергей впереди, а Олег сзади, и Олег продолжал говорить – видать, говорливый был парень.
- Предыдущая
- 40/55
- Следующая
