Стрелы в полёте - Корепанов Алексей Яковлевич - Страница 31
- Предыдущая
- 31/55
- Следующая
– Разноцветные стрелы, – вновь подала голос Вика. – Я – синяя, Юра – зеленая…
– Разноцветные-то разноцветные, но летим одинаково, – веско сказал Дима. – Абсолютно одинаково. Прямиком к Ритуалу. С помощью ритуалов вызывают или, по крайней мере, пытаются вызвать какие-то не присущие данной реальности силы. И, как правило, темные, инфернальные. Гость по какой-то причине не может сделать это сам и намерен добиться желаемого результата с нашей помощью. Нашими руками. Например, впустить в мир каких-нибудь демонов из инореальности, дабы обеспечить перевес Зла.
Большевик вскинулся, вытаращил глаза:
– Что-что? Ты это серьезно?
– Я просто предполагаю, – ответил Дима. – Я же специально подчеркнул: мы вступаем в область зыбких предположений, которые невозможно ничем обосновать. Я буду бесконечно рад, если кто-то докажет мне – именно докажет! – что я ошибаюсь. И дай-то Бог, чтобы я ошибался. Это как раз тот случай, когда ошибаться – благо. Но я ведь исхожу из худшего… А если исходить из худшего, из самого худшего – то нам нужно попытаться отказаться от проведения Ритуала… хотя не знаю, совершенно не уверен, возможно ли это. Но хотя бы попытаться…
– Послушай, Дмитрий, – медленно начал Сергей. – Ты исходишь из худшего, так? А почему бы не исходить из лучшего? Гость, как ты полагаешь, намерен впустить в наш мир злых демонов? А почему – не вернуть Христа? Ты говоришь, Гость – загадочная личность, преследующая какие-то свои цели, а проведение Ритуала на руку темным силам. Значит, Гость – представитель темных сил. А кто же тогда Лондар? Выходит, представитель Света? Несущий свет и добро костолом и убийца! Так? Живая иллюстрация тезиса насчет того, что добро должно быть с кулаками?
– Я не знаю, – отделяя одно слово от другого, сказал Дима. – Может быть, я не прав. А может быть – прав на все сто процентов. Доказать тут ничего нельзя – мы не располагаем необходимой информацией.
– Вот ты говоришь: запрограммированность, марионеточность, – не унимался Сергей. – А ты попробуй поставить себя на место жрецов Аатона. Будь ты жрецом Аатона, как бы ты поступил?
– Заложил бы в программу информацию о цели действий, которые необходимо предпринять.
– Э-э, нет, – Сергей поводил пальцем из стороны в сторону. – Так поступил бы ты, – он сделал ударение на «ты», – Дмитрий Вергун, а не доисторический жрец. Психология у них была другая – я ведь тоже кое-чему учился. Нас иногда удивляют поступки древних, потому что мы судим о них с собственной, современной точки зрения. Жрецы Аатона готовили из нас ис-пол-ни-те-лей – и ничего более!
Дима некоторое время молчал, сосредоточенно хмуря брови. Затем поднял глаза на Сергея:
– Может быть, где-то ты и прав. Психологический фактор, действительно, необходимо учитывать. В разные времена – разные воззрения и подходы… Но почему же тогда Гость – тоже человек далекого прошлого – считает необходимым разъяснить нам цель Ритуала?
– Ты же сам только что сказал: разные времена – разные подходы. Гость ведь – не современник атлантов…
– Ладно, пусть будет так, – Дима опять надавил ладонями на столешницу. – Доказательств-то у нас все равно нет, а есть только эмоции и сугубо субъективные впечатления…
– И дискуссия наша в данном случае абсолютна бесполезна, – вмешался Большевик, – потому что отказаться от Ритуала мы не сможем, согласны? А посему предлагаю перейти к обсуждению наших конкретным действий. Между прочим, я знаю одно удобное местечко – и дубовая рощица там есть, и речка, и ближайшее село достаточно далеко – километров за пять. Бывал там на рыбалке, годика два назад.
– Эх, мальчики! – вздохнула Вика и мечтательно заложила руки за голову. – А что если я там, в Атлантиде, была дочерью каких-нибудь знатных и богатых людей? Ну, например, потомственных народных депутатов…
10
Уже был виден берег…
Сергей просыпался, и все никак не мог проснуться, вновь и вновь проваливаясь в холодную бездну, из глубины которой, перекатываясь и дробясь, доносился чей-то угрожающий голос. Там, внизу, мелькали какие-то неясные тени, и со всех сторон веял ледяной ветер, проникающий до костей, превращающий сердце в снежный комок, все слабее и слабее трепещущий в холодной окаменевшей груди…
Последним неимоверным усилием Сергей вырвался таки из мерзлых объятий сна и сел на постели, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками, чтобы согреться, и все еще ничего не соображая. Так он сидел, постепенно осознавая свое положение в пространстве и времени, слушая раздающиеся в темноте однообразные звуки, и наконец в голове у него окончательно прояснилось. Была ночь, по соседству вновь размеренно похрапывал Большевик, и в комнате было холодно. Сергей приложил ладонь к закрывающей батарею декоративной плите – из проделанных в ней отверстий сочился едва уловимый намек на тепло.
«Балконная дверь!» – сообразил он, шепотом выругался, выбрался из постели и, выставив перед собой руки, медленным шагом начал пробираться в потемках в соседнюю комнату.
Перед тем, как устроится спать на диване в гостиной, Дима настежь распахнул дверь на балкон, занавесив проем шторой, потому что гостиничный номер был донельзя прокурен Большевиком. Ночью изрядно подморозило, и этот холод и разбудил Сергея.
Закрывая балконную дверь, Сергей бросил взгляд наружу и убедился, что в городе безраздельно господствует ночь – в домах лишь кое-где светились вытянувшиеся в столбики окна лестничных клеток, а пустынная улица едва обозначалась – только отдельные ее куски выхватывал из темноты слабый свет редких фонарей.
Он вновь задернул штору, прислушался – Дима, в отличие от Большевика, не храпел – и, обхватив себя руками за плечи, вернулся в комнату. Забрался в постель, подоткнул со всех сторон одеяло, свернулся калачиком, пытаясь согреться. И через некоторое время понял, что заснуть ему почему-то не удается. Что-то крутилось в голове, но никак не давало себя осознать. Сергей был почти уверен в том, что это «что-то» связано с предыдущим прерванным сном, но не мог уловить, в чем же тут дело.
Остаток вчерашнего дня прошел, в общем, спокойно. Было решено, что Большевик и Вита вновь останутся в гостинице («Как в тюрьме!» – пожаловалась девушка), а Сергей с Димой поедут в указанное Юрой место, дабы удостовериться, что там ничего не изменилось со времен Юриной рыбалки – например, не выросли среди дубов коттеджи новых «хозяев жизни».
Потом занялись устройством Димы. Сошлись на том, что домой ему лучше пока не возвращаться – береженого Бог бережет, – и Юра, представившись психотерапевтом, сообщил по телефону Диминой жене, что ее мужу необходимо пройти небольшой курс лечения. С заведующим кафедрой дело уладил сам Дима, попросив заменить две его завтрашние пары и обещав быть на работе в понедельник. Выходило, что для проведения Ритуала у них есть три дня: пятница, суббота и воскресенье.
Затем, все вместе, они попытались отыскать последнего, восьмого, посланника – и вновь эта попытка ничего не дала. Либо восьмой успешно экранировался, либо по какой-то причине уже покинул мир живых…
Вечером Большевик вызвал своего врача и тот явился так быстро, что было понятно: пациент щедро оплачивает медицинское обслуживание. Заодно врач осмотрел и Диму и не обнаружил каких-либо серьезных последствий встречи историка с подручным Казачка-Лондара.
Юра с присущей ему легкостью решил вопрос с поселением Димы в их полулюкс, и все они, вчетвером, устроились у телевизора. Шла какая-то обычная вечерняя мура, Сергей чувствовал себя подавленным – да и каким же еще можно себя почувствовать под грузом всего обрушившегося на совершенно неподготовленную голову за столь короткий срок, – у остальных (он это тоже чувствовал) было аналогичное настроение… Поэтому когда Большевик предложил развеяться и поужинать в гостиничном ресторане, все встретили это предложение если не воодушевленно, то с оживлением.
Однако в ресторане это оживление как-то само собой угасло. В полутемном холодном зале было почти пусто, раздражающе гремела разухабистая музыка и было ясно, что в это «место для увеселения» давно уж заросла народная тропа…
- Предыдущая
- 31/55
- Следующая