Запомни мои слова (рассказы) - Чейз Джеймс Хедли - Страница 22

• Предыдущая
• 22/52
• Следующая

– Теперь, – сказала она, – мы пойдем. Куда тебе нужно? Все время, пока она складывала его вещи, мальчик стоял и наблюдал за ней. Все время, пока она следила за его переодеванием, он не сказал ни слова. Когда он наконец заговорил, его голос был таким скрипучим и резким, что она испугалась.

– Ты не пойдешь со мной, – отрезал он. – Я пойду один.

Она пожала плечами, почувствовав внезапно, как сильно от него устала. Она очень рисковала, и она понимала, что с каждой секундой, пока он остается с ней, риск возрастает.

– Тогда иди, – сказала она. – Я полагаю, ты достаточно большой, можешь позаботиться о себе.

Он пошаркал к двери, ненавидя ее за то, что она поставила его в такое положение. Он больше не был уверен в себе. Это переодевание лишило его мужского достоинства. В этой одежде он чувствовал себя каким-то беспомощным. Мысль о темной улице его ужаснула.

Тереза смотрела ему вслед. Он не сказал ей ни единого слова благодарности. Он даже не оглянулся на прощание. Держась за перила, с трясущимися коленями, он осторожно спускался по деревянным ступенькам, боясь, как бы сандалии не опрокинули его носом вниз.

Луна спряталась за тучу, и он ничего не видел. Когда он достиг подножия лестницы, ему пришлось повременить, пока глаза не привыкнут к темноте. Начав различать гребни крыш на фоне неба, он медленно двинулся прочь от дома.

Отойдя совсем недалеко, он наткнулся на группу солдат, с любопытством наблюдавших за его приближением. Они давно стояли в темноте и все прекрасно видели, тогда как он был все еще почти слеп.

Только когда они его окружили, он понял, что угодил в ловушку. Он стоял очень смирно. Его парализовал ужас.

В темноте солдаты приняли его за беззащитную девчонку. Чтобы развеять скуку, они принялись ссориться из-за добычи.

Ему пришлось беспомощно стоять, пока они кидали жребий.

Дело было бы из рук вон плохо, если бы он был девушкой. Но когда они обнаружили, кто он такой, наступила жуткая пауза. Потом они уговаривали солдата, который тащил его в сторонку, не закалывать его немедленно штыком. Они указывали достаточно рассудительно, что существует по крайней мере одна деликатная вещь, которую следует с ним проделать, прежде чем его прикончить.

Мексиканский генерал Кортец и двое офицеров его штаба сидели за большим столом, заваленным картами и бумагами. Двое офицеров сидели очень тихо и прямо, взгляд их ничего не выражающих глаз был устремлен на карту, которую рассматривал генерал. Они уже приняли решение и теперь напряженно ожидали: что же скажет генерал?

Часовой, поставленный у открытой двери, наблюдал со скучающим видом за этой маленькой группой, усевшейся вокруг стола. Эти трое сидели так в течение четырех часов и перешептывались, а последние полчаса уже и не разговаривали. Прекрасный способ для победы, революции, подумал часовой, и презрительно сплюнул во двор.

Хольц, младший из штабных офицеров, вдруг беспокойно задвигался на стуле. Его товарищ, Мендетта, сердито посмотрел на него и предупреждающе качнул головой, но движение Хольца уже отвлекло генерала. Он отодвинул стул и встал.

Часовой оттолкнул свое тощее длинное тело от притолоки, и его взгляд стал менее скучающим. Может быть, что-то сейчас произойдет, подумал он с надеждой.

Кортец отошел от стола и принялся крупными шагами мерить комнату. Его большое мясистое лицо отразило работу мысли. Он резко произнес:

– Ситуация паршивая.

Двое офицеров немного расслабились. Они пришли к этому решению уже полчаса тому назад.

Хольц проговорил:

– Ваше превосходительство, вы абсолютно правы. Положение очень плохое.

Генерал взглянул, на него с кислым видом.

– Каким образом плохое? – спросил он, возвращаясь к столу. – Покажите мне здесь, – ткнул он пальцем, в карту. – Где оно плохое?

Хольц наклонился вперед.

– Насколько я понимаю, – начал он, – у врага значительные силы. Они хорошо расположены, и у них артиллерия. Если мы попытаемся закрепиться здесь, то можем попасть в окружение. По количеству живой силы они превосходят нас в четыре раза, а наши люди утомлены. Они даже утратили мужество. За последние две недели мы только и делаем, что отступаем. – Он постучал по карте. – Против артиллерии нам эту позицию долго не удержать. И тогда уж отступать будет слишком поздно. Я думаю, мы должны убираться немедленно.

Генерал провел пальцами по коротко подстриженным седоватым волосам.

– А вы? – спросил он, посмотрев на Мендетту.

– Нам придется оставить орудие, – медленно проговорил Мендетта, понимая, что затрагивает тот пункт, вокруг которого и концентрируется вся ситуация. – Нам не хватит времени поднять орудие по горным дорогам. Противник появится здесь примерно через три часа. В случае отступления орудие придется оставить.

Кортец улыбнулся:

– Орудие пойдет с нами. Можете в этом не сомневаться. Мы отняли это орудие у врага и тащим его уже три сотни миль. Мы не оставим его теперь.

Двое офицеров переглянулись и пожали плечами. Этого следовало ожидать. Они это предчувствовали. Рано или поздно это проклятое орудие станет угрозой для самого существования потрепанной отступающей армии. И если бы еще у них был снаряды. Орудие бесполезно. Оно, однако, представляет собой символ той единственной победы над врагом, которую одержал генерал Кортец в своем молниеносном рейде. Он ни за что не расстанется с таким символом. Если его и вынуждают отступать через горы, все равно орудие должно следовать за ним.

Хольц сказал:

– У вашего превосходительства, несомненно, есть планы?

Между двумя офицерами и генералом оборвались все нити сочувствия. Пускай старый дурак как хочет, так и выбирается из этого положения. Если сможет. Они не желают подвергать опасности свою жизнь ради захваченного бесполезного орудия. Они достаточно молоды, чтобы пережить поражение. Они-то могут завоевать новую славу хоть на другой день. А Кортец постарел. Его время подходит к концу.

Генерал чувствовал их враждебность. Он понимал, что они с легкостью бросили бы орудие, чтобы спасти свою шкуру, но пока здесь командует он, и они будут делать то, что им говорят. Он их достаточно хорошо знал. Они могут думать, что он сумасшедший старый дурак, они могут даже ворчать, но если он прикажет взять орудие с собой, они повинуются.

Он снова присел к столу:

– Один из вас возьмет четырех солдат и задержит противника. Ваше вооружение – пулемет Луиса и четыре винтовки. С пулеметом Луиса вы сможете задерживать их достаточно долго, чтобы дать армии оторваться. Вы поняли?

Двое офицеров сидели как пораженные громом. Он потребовал, чтобы один из них пожертвовал жизнью ради пушки. Но этого еще мало. Он жертвовал единственным пулеметом Луиса. Этот пулемёт имел чрезвычайную ценность потому, что у них было для него изрядное количество патронов. И все это ради дурацкого, ржавого бесполезного полевого орудия, символа единственной победы генерала.

Мендетта сказал:

– Противника, конечно, можно задержать, ваше превосходительство. Но в конце концов они прорвутся. Тогда будет слишком поздно отступать. Потеря пулемета будет серьезной потерей.

Кортец покачал головой:

– Если мы перевалим через горы, Пабло не станет нас преследовать. Борьба закончится. Нам больше не понадобится пулемет Луиса. Он сослужит свою службу. Нам предстоит вновь экипировать всю армию, прежде чем начать новое наступление.

Воцарилось молчание. Ни один из двоих офицеров не хотел больше ни о чем говорить. Они ждали, на кого падет выбор Кортеца. Кортец взмахнул рукой.

– Время поджимает. Офицер, который будет командовать заслоном, скорее всего не сможет отойти. Это опасное, но в то же время славное поручение. Я не хотел бы выбирать, кто из вас это совершит. У меня великая вера в вас обоих. Будьте добры, джентльмены, выйти и решить между собой, кто из вас возглавит заслон. Я буду ожидать вашего решения в течение десяти минут.

• Предыдущая
• 22/52
• Следующая