Сказка для самых маленьких - Герасимов Сергей Владимирович - Страница 14

• Предыдущая
• 14/15
• Следующая

Он так капризничал, прыгал и надувался, что однажды сказал:

Бу-бух!

И лопнул. Даже мокрого места от него не осталось. Нет, посмотрите, осталось. Осталось мокрое место и на мокром месте маленький-премаленький пузырек.

– Пи-пи-пи, – пропищал маленький пузырек, – я такой маленький и некрасивый.

Я такой плохой! Теперь никто не будет со мной дружить!

– А ты умеешь сам кушать ложечкой? – спросили другие пузырьки.

– Умею, – сказал маленький пузырек.

– А ты будешь собирать игрушки, открытки и календарики, которые разбросаешь по полу?

– Буду, – ответил маленький пузырек.

– А капризничать, плакать и кричать?

– Не буду, – ответил маленький пузырек.

– Тогда ты самый хороший, – сказали ему другие пузырьки, – и мы все будем с тобой дружить.

Когда маленькая Уня немного выросла, она стала хорошей и послушной. Она не капризничала, ни с кем не ссорилась; она не ломала компьютер и всегда жалела папу, маму, дедушку и бабушку, когда они уставали по вечерам. Она рассказывала им стишки и готовила вкусную картошечку на кухне. Иногда она готовила супик, а иногда даже тортик – и все у нее получалось. Она научилась считать, писать, чистить зубы и делать зарядку.

А когда она выросла совсем большая, то взяла фломастеры и нарисовала себе маленькую девочку Уню.

Желтый фломастер нарисовал носик. Красный фломастер нарисовал ручки и ножки. Синий фломастер нарисовал животик. А зеленый фломастер все раскрасил.

Так получилась девочка Оня, потому что на девочку Уню она была совсем непохожа.

Оня любила играться, баловаться, читать книжки с картинками и слушать сказки по вечерам. Когда она дослушивала одну сказку, то просила маму рассказать еще вторую. Когда она дослушивала вторую сказку, то просила маму рассказать еще и третью. А когда дело доходило до четвертой или пятой сказки, то мама говорила:

Слон кончается хвостом а коляска – колесом.

День кончается подушкой, тихой сказочкой на ушко и фонариком в окне, черной тенью на стене.

Много можно рассказать, но – пока, мне надо спать.

И Уня засыпала. А маленькая Оня, чуть-чуть покрутившись в кроватке, укладывалась поудобнее и засыпала тоже.

Жили-были на небе папа-луна, мама-луна и были у них дочки, тоже луны.

Старшая дочка луна была большая, толстая и очень похожая на папу с мамой.

Следующая дочка была поменьше и потоньше. А самая маленькая луна была такая худенькая, что ее и не видно было на небе.

Каждую ночь луны выходили на небо, но не все вместе, а по очереди, чтобы никто не заметил, что их много. В первую ночь выходил самый толстый папа-луна.

Во вторую ночь выходила мама-луна, а потом уже выходили все их дочки. И в самую последнюю ночь выходила на небо маленькая луна, но она была такая худенькая, что ее никто не видел, и все думали, что луны на небе нет.

Маленькая луна выходила на небо, гуляла там, потом садилась на веточку дерева и начинала тихонько раскачиваться. Веточке было не тяжело, потому что маленькая луна была легенькая. Однажды веточка спросила:

– Маленьая луна, а зачем ты ходишь по небу, если тебя все равно никто не видит?

– Зато я пою песенку, – ответила маленькая луна. – От моей песенки у деток закрываются глазки, от моей песенки деткам снятся хорошие сны.

– Детки плохие и непослушные, – сказала веточка, – они всегда хотят меня поломать. Они срывают с меня листики, а мне больно. Посмотри в окошко, видишь, там девочка не спит и прыгает на кроватке. А в том окошке мальчик не хочет спать. Зачем ты поешь им свою песенку? Они непослушные и плохие.

Но маленькая луна не слушала веточку и пела свою песенку.

Когда маленькая луна возвращалась домой, она садилась кушать вместе с папой, с мамой и с сестричками.

Папа-луна кушал очень много. Перед ним стояла целая бочка вареных беленьких облачков и целая сковородка жареных сереньких облачков. Мама-луна тоже хорошо кушала: перед нею стояла целая кастрюля вареных сереньких облачков и целая миска жареных беленьких облачков. Сестрички тоже хорошо кушали и были толстенкие. И только маленькая луна кушала плохо.

– Почему ты плохо кушаешь? – спросили папа и мама.

– Я не хочу кушать облачка, они невкусные, – сказала маленькая луна.

– Тогда ты на всю жизнь останешься маленькой и худенькой и тебя никто не увдит, – сказали сестрички. – Разве ты не хочешь стать большой и толстенькой?

Маленькая луна больше всего на свете мечтала стать большой и толстенькой, поэтому она положила себе в тарелку побольше облачков и стала их кушать. Она скушала так много, что у нее заболел животик.

Маленькая луна лежала на своей маленькой кроватке и плакала. А ночью папа и мама не пустили ее ходить по небу.

– А как же детки, они не услышат мою песенку? – спросила маленькая луна.

– Ничего, – сказали сестрички, – детки непослушные, обойдутся и без песенки.

Но когда стало совсем темно, маленькая луна вылезла из-под пушистого одеяльца, тихонько вылезла в окошко и убежала. У нее очень болел животик, поэтому она шла по небу медленно-медленно, и маленькие звездочки помогали ей идти. Она села на веточку и начала петь свою песенку.

– Смотри, – сказала веточка, – там мальчик еще не спит. А там непослушная девочка, она тоже не спит, она смотрит в окошко. А тебя она не видит. Зачем ты стараешься, у тебя же болит животик, иди домой и ложись в кроватку.

– Ничего, – сказала маленькая луна. – Эта девочка меня не видит, но она все равно смотрит на меня. Я буду петь ей свою песенку, пока она заснет. Потому что без моей песенки ей не приснятся интересные сны.

И маленькая луна пела песенку до тех пор, пока все-все детки уснули.

Непослушная девочка уснула последней и ей все равно приснился интересный сон, хоть она и непослушная.

Жила-была линеейка. Жила она в теплой коробочке вместе с карандашами.

Карандаши были все ровные-преровные, а сама линейка была еще ровнее. Стенки коробочки были тоже ровные и линейке это очень нравилось. Однажды линейка вылезла из коробочки и пошла погулять по столу. Стол был очень ровный и линейке это понравилось. Потом она спрыгнула со стола и пошла по полу. Пол был тоже очень ровный и на нем были ровные полосочки. Это линейке тоже понравилось. Но все осталонье было неправильное, неровное или даже пушистое, какой ужас! Диван был неровный, а особенно неровной была подушка на диване.

– А ну-ка подравняйся! – сказала линейка подушке.

– Не мешай мне спать, – ответила подушка и не подравнялась.

Линейка рассердилась и пошла дальше.

На полу лежал красный шарик. Он был совсем неровный и даже круглый, блестящий, мягкий, резиновый и надувной. Какой ужас!

– А ну подравняйся! – сказала линейка шарику. – Шарики должны быть квадратные.

– Правильно, – сказал телевизор, – все должны быть ровными и квадратными.

– Правильно, – сказали стулья, – все должны быть ровными и квадратными.

Надо его подравнять.

И линейка начала равнять шарик. Шарик уже немножко выровнялся, но лопнул.

– Это он специально лопнул! – сказала линейка и пошла дальше.

А дальше она увидела цветочек на окне и приказала ему выровняться.

– Не хочу! – сказал цветочек, – цветочки ровными не бывают.

– А вот я тебе покажу! – сказала линейка и залезла на подоконник.

Но толстые колючие кактусы не пустили линейку к цветочку и прогнали с подоконника.

– Ничего, я всех вас подравняю, – пригрозила линейка и пошла дальше.

А дальше она увидела дверь. Дверь была наполовину открыта, наполовину закрыта.

• Предыдущая
• 14/15
• Следующая