Таня Гроттер и молот Перуна - Емец Дмитрий Александрович - Страница 9

• Предыдущая
• 9/13
• Следующая

Председатель В.А.М.П.И.Р. Герман Дурнев ходил по комнате, мрачный и злой, как Безглазый Ужас в кандальную ночь. На ногах у него были сапоги графа Дракулы, на поясе шпага. На бледном лбу серебрилась корона. Халявий и такса Полтора Километра опасливо следили за дядей Германом, один с дивана, другая из-под дивана. Они уже привыкли, что, когда он надевает всю эту вампирскую амуницию, с ним лучше не связываться.

Посреди комнаты, уперев руки в бока, стояла Пипа. Щеки у нее были красные, а глаза зареванные. Она спорила с отцом.

– Нет, нет, нет! Я этого никогда не допущу! Только через мой труп! – грохотал бывший депутат.

– Папуля, умоляю, не ставь меня перед выбором! – пропищала Пипа. – Не вынуждай меня делать тебя трупом! Я все равно поеду!

– Как ты смеешь так разговаривать с отцом, я тебя спрашиваю?

– Напугал, корону надел! Прямо вся дрожу! А вот и смею! – Пипа попыталась топнуть двумя ногами сразу, но у нее получился лишь нелепый, злой прыжок.

– Молчать! – взвизгнул дядя Герман, звякнув шпорами. – Ты знаешь, кто я?

– Да откуда? Я вас в первый раз вижу, мужчина! И вообще, нечего меня запугивать! Я твоему банку денег не должна! – фыркнула Пипа.

Регалии Повелителя вампиров и общественная значимость Дурнева не производили на нее впечатления. Она привыкла помыкать папулей с младенчества, когда бесцеремонно пыталась отпилить ему голову штырьком от погремушки и вытирала испачканные мороженым руки о брюки его делового костюма.

– ЧТО? Да как ты смеешь? – взвыл дядя Герман, становясь из лилового багровым, а из багрового синим.

– А ты как смеешь меня не пускать! Я хочу, хочу, хочу там учиться!.. Хочу и буду!

– Как хочешь, так и перехочешь! – категорично заявил дядя Герман.

Быстро взглянув на папулю, Пипа поняла, что упрямством ничего не добьется, и решила сменить тактику. Она театрально осела на пол и заплакала слезами, холодными и жирными, как вчерашний куриный бульон.

– А-а-а! Папуська, ну пожалуйста! Я умоляю! Посмотри, как мне здесь плохо! Я тебя умоляю, дорогой папуська, не разбивай мне жи-и-изнь, а-а-а! Или я вам ваши жизни сама поразбива-аю-ю-ю!..

Дядя Герман, еще мгновение назад клокотавший, как чайник, осекся. В груди у него зашевелились червячки сомнения. Он испытал даже угрызения совести.

– Это почему же тебе здесь плохо? – подозрительно спросил он. – А вот плакать перестань! Сколько можно? У меня, милая, все эти слезы во где сидят!.. Думаешь, я поддамся?..

«Поддашься как миленький!» – подумала Пипа и зарыдала вдвое громче. Это был захлебывающийся, визгливый, бьющий по ушам, терзающий нервы плач – секретное оружие Пипы. Мебель подпрыгивала, люстра раскачивалась. Дядя Герман схватился за уши. Генерал Котлеткин за стеной потянулся к сейфу, где у него был спрятан именной пистолет. Ему хотелось застрелиться.

А тут Пипа поглубже вдохнула и еще поднажала.

Бедный дядя Герман! Он никак не мог усвоить, что, когда его дочурка куда-то рвалась или чего-то требовала, мудрее было уступить. Интуитивная магия есть интуитивная магия. У Пипы же она была уникальна, пробуждаясь, как вулкан, в минуты гнева.

Пипа рыдала, с каждой новой трелью с торжеством убеждаясь, что полетит в Тибидохс. Три часа назад ей было доставлено приглашение из школы магии – приглашение, затейливо, с росчерками подписанное академиком Сарданапалом, и теперь она, умело чередуя кнут и пряник, обрабатывала своего упрямившегося папочку.

Поклеп Поклепыч, лично прилетевший за Пипой, сидел у Дурневых на кухне, пил кофе (который старомодно называл «кофий») и с неодобрением смотрел телевизор. Ни новости, ни фильмы ему не нравились. Буркнув что-то про глупых лопухоидов, Поклеп принялся щелкать пультом. Внезапно он заморгал, надул щеки и жадно уставился на экран. Он попал на показ новой коллекции купальников, как нельзя более своевременный, учитывая, что на дворе был январь. Если бы Поклепа в эту минуту увидела его Милюля, то точно выцарапала бы ему глаза от ревности. Когда показ купальников завершился, суровый завуч волшебной школы потряс головой, отгоняя наваждение.

«Уф! Оно, может, лопухоидки и ничего. Есть очень даже привлекательные. Да только рыбьих хвостов ни у кого нету. А если женщина без хвоста, то что это за женщина? Как с ней, к примеру, плавать? Опять же – тиной она брызгаться не умеет», – решил он и, окончательно утвердившись в полном превосходстве своей Милюли, осторожно выглянул в гостиную.

Зареванная Пипа незаметно подмигнула Поклепу, и завуч понял, что стратегическая победа одержана. Более того, тетя Нинель уже поспешно собирала чемоданы. Моральные страдания не мешали ей действовать быстро и сноровисто. Семь чемоданов было уже готово, и теперь тетя Нинель прыгала на восьмом и последнем, пытаясь убедить его закрыться. Чемодан стойко сопротивлялся, несмотря на более чем солидную аргументацию.

Дядя Герман, уже внутренне обмякший и сдавшийся, напутствовал Пипу писать ему каждые пять минут и даже чаще, а Халявий, тоже как-никак существо, не лишенное некоторой магии, влезал со своими замечаниями.

– С белыми магами не водись. От них злу не научишься. У драконов в носу палкой не ковыряй. А самое первое дело, колечко береги, что тебе дадут. Оно, то ись, на всю жизнь, – напутствовал он.

Видя, что прощание затягивается, Поклеп вздохнул и, вернувшись на кухню, принялся заговаривать телевизор, надеясь вновь попасть на показ купальников. Он уже сообразил, что ему еще долго придется куковать у Дурневых. С другой стороны, просто похитить Пипу, как это происходило с другими, он не мог. Как-никак дядя Герман был председателем В.А.М.П.И.Р., а отношения между магами и вампирами всегда отличались натянутостью. Вот и пришлось Поклепу явиться к Дурневым и представиться им вполне официально.

Правда, произошло это на рассвете, часика эдак в четыре утра. Дурневы были бесцеремонно сдернуты с кроватей. Но тут уж ничего не поделаешь. Магам непросто понять нюансы лопухоидного времени.

В первую минуту, услышав, что его Пипочку собираются зацапать в какую-то школу магии и разлучить с родителями, дядя Герман взбеленился и попытался напустить на Поклепа шпагу своего пращура, но, превращенный на пять минут в гуся, поумерил свой пыл. К тому же Пипа сама рвалась в волшебную школу с упорством тарана, и уж с этим-то Дурнев точно ничего не мог поделать.

Наконец сборы были завершены. Чемоданы горой громоздились у двери лоджии, наводя почему-то на мысль не то о скалах, не то о неприступной крепости. Завуч к тому времени давно был на балконе и озабоченно похлопывал по жесткому боку гимнастического коня, на котором им с Пипой предстояло добираться до Тибидохса. Разумеется, это было не самое быстрое средство передвижения, но для начинающей, к тому же такой неловкой, как Пипа, самое подходящее. С пылесоса юная Дурнева точно свалилась бы с непривычки, да и сам Поклеп, признаться, не был большим любителем полетов. Он с большим удовольствием телепортировал бы, да только для неопытных магов телепортация была слишком опасным видом перемещения. Пипа могла сделать что-то не так и просто-напросто исчезнуть с лица земли.

Дядя Герман страдал, цеплялся за рукав дочери и молол вздор. Он договорился до того, что сам полетит в школу вместе с ней и будет ходить на уроки.

– Вы не можете мне это запретить! Это мое моральное право! – заявил он Поклепу.

Завуч пожал плечами.

– Да, пожалуйста, сколько угодно. Если вам охота выставить дочь на посмешище, летите. Да только Грааль Гардарика вампиров не жалует. Раздавит еще на подлете, – заявил он.

– Я не вампир! Пусть только посмеет! – заспорил дядя Герман, однако от полета в Тибидохс благоразумно отказался.

Если дядя Герман бросался из крайности в крайность, то тетя Нинель подходила к делу со свойственной ей практичностью.

– Пипочка, детонька, не забудь электрошок! Если к тебе кто-то начнет приставать – сразу его электрошоком, – напутствовала она дочь.

• Предыдущая
• 9/13
• Следующая