Светлые крылья для темного стража - Емец Дмитрий Александрович - Страница 5

• Предыдущая
• 5/14
• Следующая

Глаза ее были прищурены и дробно мерцали осколками зеленого, как у кошки, которая ночью выходит из-под кровати в комнате, слабо освещенной сквозь тюль уличным фонарем.

Ирка задержалась с ответом.

– Можешь не говорить. Новички склонны представлять свет белее и беззубее, чем он есть. И лишь представить всю черноту мрака у них все равно не хватит воображения, – сказала Ламина и посмотрела на Ирку сквозь бокал.

Лицо у нее при этом стало такое, точно Ламине было безумно интересно, останется ли Ирка Иркой или превратится в нечто совершенно иное, сокрытое от обычного зрения.

– Валькирии не свет. Они лишь слуги света, – осторожно сказала Ирка, всматриваясь сквозь бокал в увеличившийся, выпуклый, затуманенный стеклом глаз Ламины.

– Спасибо, что напомнила. А то мы, знаешь, могли размечтаться и забыться, – заметила Ламина, но опять же ирония была совсем не очевидна. Напротив, голос валькирии прозвучал грустно. Луна редко бывает веселой. Это не ее стихия.

– Давно хотела спросить тебя кое о чем, если ты не возражаешь… – невинно продолжала Ламина.

Ирка напряглась.

– Да, пожалуйста…

– Ты хочешь сказать, что искренно мне ответишь? Не соврешь?

– Смотря на какой вопрос, – сказала Ирка.

Внутри у нее все застыло.

Ламина усмехнулась. Выражение ее лица стало еще более отрешенным.

– Ничего личного или, во всяком случае, интимного… – мягко начала Ламина и вдруг резко выбросила вопрос: – Как поживает твое копье?

– Мое копье? Нормально, – с недоумением сказала Ирка.

Отвечая, она почувствовала, что разговор за столом смолк и теперь на нее смотрят все валькирии и их оруженосцы. Наблюдают с нетерпеливым, сосредоточенным и, пожалуй, озабоченным любопытством.

– Что, действительно нормально? И ты ничего не замечала? Вообще ничего? – вкрадчиво спросила Ламина.

– Нет, – ответила Ирка растерянно.

Она попыталась припомнить, не сотворила ли она в последнее время что-нибудь такое со своим копьем, что могло бы вызвать осуждение валькирий. Нет, кажется, не сделала да и вообще давно его не вызывала. Тренироваться одной, без понуканий Багрова, ей, признаться, было лень.

– А почему ты спросила про копье? – набравшись смелости, поинтересовалась она у Ламины.

Уклонившись от ответа, валькирия лунного копья протянула руку.

– Если все в порядке, так материализуй его! Вызови! Я хочу взглянуть сама! – потребовала она.

Ирка хотела послушаться, но внезапно кто-то громко, даже грозно окликнул:

– ЛАМИНА!

Ирка и Ламина разом обернулись.

Это был первый случай, когда Ирка видела Фулону разгневанной. У ее рта залегли решительные морщины. Ирка внезапно осознала, что валькирия золотого копья гораздо старше, чем она, Ирка, представляла.

– Ламина, я уже говорила тебе и хочу повторить еще раз. Девочка ничего не знает и ничего не должна узнать! Во всяком случае, от тебя! – ледяным тоном произнесла Фулона.

В ее голосе было столько власти, что Ламина уронила бокал. Тут невольно представляется нечто синематографичное – стеклянная размазанная молния, краткий, бесконечно жалобный звон, возможно, капля крови, но, увы… ничего этого не было. Проза жизни глушит надежды ломом, завернутым в пыльную штору бытия. Бокал зацепил стол и благополучно съехал на ковер по скатерти, сохранив хрупкую жизнь.

В этот момент кто-то радостно и шумно прогрохотал по коридору. Из кухни примчалась хозяйственная Гелата, которая даже в гостях не усидела за столом и ушла делать салаты. Попутно она успела накричать на своего оруженосца, который ухитрился влезть в ванную и попрыскаться дезодорантом Хаары. Это был тот самый здоровяк, который в квартире у Гелаты упорно вбивал свои гулливерские ноги в тапочки-зайчики.

Гелата тащила его за руку, как гневная мать свое малоумное двадцатилетнее дитя, явившееся в общую песочницу с пожарным ведром и с саперной лопаткой и пинками вышвыривающее из нее других, более мелких обитателей.

– Он у меня чумной! Духи и шампуни спокойно видеть не может!.. – извиняясь, сказала она Хааре.

– Хы! А че тут такого? Жалко ей, что ли? Не обеднеет от одного пшика! – заявил оруженосец, не выказывая особого смущения.

Гелата покраснела. Краснела она очень подмосковно: шеей и верхом груди. На щеках же появлялось лишь несколько помидорных пятен.

– Да хоть при людях не спорь со мной, ирод! Тоже мне, взял манеру!.. – шепнула она, толкая его локтем.

Оруженосец гоготнул как глупый молодой гусь и затих. Ирка с облегчением подумала, что не один ее Антигон разнузданный. Встречаются и другие запущенные случаи.

И лишь Хаара не расположена была никому прощать.

– А ну иди-ка сюда, дружок! Я хочу тебе кое-что сказать по секрету! – позвала она, и оруженосец Гелаты сжался под ее ясным взглядом так же, как до этого Антигон.

– Не надо! Я больше не буду!.. Подумаешь, один пшик! – заныл он толстым голосом.

Таамаг по просьбе Радулги стала передавать ей салатницу, но когда Радулга взялась за нее, обнаружилось, что Таамаг не может разжать рук и машинально тянет салатницу к себе.

– Эй! Проснись! У тебя это опять началось! – окликнула ее Радулга.

Таамаг спохватилась и, смутившись, отпустила салатницу.

– Что с ней такое? – шепотом спросила у Бэтлы Ирка.

– Синдром младшего ребенка из неблагополучной семьи. Ну когда все приходится отвоевывать, за все драться и человек уже органически не способен делиться… Ты же знаешь, что она младший ребенок? – шепнула Ирке Бэтла.

– Кто, Таамаг?

– Ну да. У нее четыре старших сестры. Они и сейчас к ней приезжают иногда. Конкретные такие тетеньки. Старшая сестра – тренер по борьбе. Вторая – в спецподразделении. Еще одна – надзиратель в женской колонии. Про последнюю я мало что помню. Кажется, беспризорников ловит или карманников. Если хочешь узнать больше – спроси у самой Таамаг, – посоветовала Бэтла.

Однако Ирка решила, что ей и так уже все понятно. Поживешь с такими сестренками годик, и социальная адаптация тебе обеспечена… Да, неисповедимы пути, ведущие к свету.

Бэтла, приплюсовавшая к прошлым двум бокалам шампанского еще два, пришла в неукротимое расположение духа. Ей захотелось поведать Хааре, как сильно она ее любит, но Хаара, промывавшая мозги оруженосцу Гелаты, ее не слышала. Бэтла огорчилась и стала бросать в Хаару горошинами из салата. Почему-то меткость ей изменяла, и горошины попадали не в Хаару, а в Радулгу и Холу.

– Ты бы еще копьем кинула! – мрачно посоветовала Радулга.

Бэтла послушно стала материализовать копье и целиться, но ее успокоили, усадили и, отобрав копье, вместо него вручили кусок пирога.

– Вот так всегда! Вечно надо мной все издеваются! А я ведь просто хотела сказать Хааре, что день рождения – такой прекрасный, такой необычный, такой редкий праздник! В этот день все должны понять, как хрупка жизнь и как мы должны друг за друга держаться! А меня никто не принимает всерьез! – всхлипнула Бэтла, роняя на колени крошки.

– Я тебя принимаю всерьез! – заверила ее Ирка.

Обрадованная валькирия сонного копья полезла обниматься и локтем опрокинула на Ирку свою тарелку. Ирка едва успела раздвинуть колени и мысленно повернуть тарелку боком, так что та пролетела, даже не задев ее.

– Не обращай внимания! Ерунда! – великодушно сказала она и по непонимающему взгляду Бэтлы сообразила, что та вообще не включилась, куда делась тарелка и что «ерунда».

Оруженосец Холы, оруженосец Таамаг и еще один оруженосец, кажется, Радулги, будто невзначай удалились на балкон и принялись чем-то булькать. Вован был отправлен посмотреть, куда они делись, и тоже пропал. Минут через двадцать на балконе уже недружно пели. Могучие мужские голоса ввинчивались в ночную тишину. С верхнего балкона кто-то назвал их психами и алкашами. Вспыльчивый оруженосец Холы не утерпел и полез разбираться. Миролюбивый Вован его успокаивал. Бесполезно. Оруженосец Холы вскакивал на перила, пиная удерживающего его Вована. С верхнего этажа продолжали ругаться и даже плевались.

• Предыдущая
• 5/14
• Следующая