Маг полуночи - Емец Дмитрий Александрович - Страница 49

• Предыдущая
• 49/63
• Следующая

Голос Арея не изменился, но Мефодий ощутил вдруг, как к его шее несется изогнутый клинок двуручного меча. Холод – и вот уже его отсеченная голова катится по паркету. Мефодий закричал и быстро присел, схватившись руками за голову. И… понял, что она на месте.

Повязка с его глаз упала. Он увидел Арея, который задумчиво разглаживал черную ленту – абсолютно целую. Никакого меча в руках не было.

– Браво, синьор помидор! Я почти доволен. Нельзя сказать, что ты идешь семимильными шагами, но все же тащишься помаленьку… – сказал он.

Снаружи нерешительно скрипнула дверь, ведущая из дома № 13 наружу, под затянутые пыльной сеткой леса.

– Кто это? Отвечай не оборачиваясь, – велел Арей.

– Э-э… Тухломон. С ним еще кто-то… Девчонка! – сказал Мефодий не без гордости. Все же между ним и комиссионером были две сплошные стены.

– Опиши ее!

– Примерно моего возраста. Светлые пушистые волосы, завязанные в два хвоста на голове – торчат под немыслимыми углами. Джинсы. На шее шнурок с маленькими крыльями. Колечко в нижней губе. Рюкзак с какой-то дудкой.

– И смешал же ты в кучу колечки и рюкзаки… Девчонка-то симпатичная? – вдруг перебил его Арей.

– Ну… да! Безумно, – сказал Мефодий, чувствуя, что слегка краснеет.

– Так ты говоришь, симпатичная? – прищурился Арей.

– Я не говорил «симпатичная!» Это вы сказали! – возмутился Мефодий.

Арей хмыкнул.

– Зато ты сказал: «Бэ-эзумно!» А между «бэ-эзумно симпатичной» и просто симпатичной чудовищная пропасть. Будь осторожен, мальчик. Не слишком доверяй дочерям Евы. Не исключено, что нам придется в самое ближайшее время снести этой девчонке голову.

– Почему? – напрягся Мефодий.

– Потому что три трели ее флейты могут сделать из тебя дуршлаг и освободить все эйдосы из моего дарха. Имей в виду, что по всем признакам эта девчонка – страж света.

– Тук-тук! К вам можно? – голосом, в котором так и булькал сироп, спросил Тухломон, просовывая в кабинет Арея свою мягкую голову.

– Попытайся, но вообще-то комиссионерские дни: понедельник и пятница! – сухо сказал Арей.

– Ах, батюшка, у меня семь пятниц на неделе! Я такой весь… такой весь… – И, не найдя слов, Тухломон одним только передергиванием плеч ловко выразил, какой он весь.

Прошмыгнув-таки в кабинет, комиссионер забегал по нему, всплескивая ручками и блея. Несмотря на то что вел себя Тухломон крайне развязно, ощущалось, что он не в своей тарелке. Лицо Тухломона ни на секунду не оставалось неподвижным. Оно гнулось, вздрагивало, брови прыгали, нос шмыгал – все как у пластилиновой крыски. Дафна пока не заходила. Видно, осторожный комиссионер, считая, что Арей пока ничего не знает и надо его подготовить, велел ей остаться в приемной у стола Улиты.

Мефодий хмуро уставился на Тухломона. После той истории с эйдосом, который Тухломон чуть не увел у него, он терпеть не мог комиссионера.

Зато Тухломон продемонстрировал Мефодию свою крайнюю симпатию. Ловко подскочив, он поцеловал его в плечико, а когда Мефодий его оттолкнул, ухитрился еще поймать на лету и поцеловать его ручку.

– Ах, барич, право! Не любите вы меня – оченно мне это в обиду! – укоризненно сказал Тухломон. – Как у нас в Аиде мудрецы-то говорят? Кто старое помянет – тому… хе-хе… эйдос вон. Ежели и расстроил вас когда, исключительно по недоразумению. Вижу: человек хороший сидит – дай, думаю, возьму его эйдос на сохранение, пока какая другая сволота меня не опередила! Ежели хотите – можете мне за то носик свернуть или по щечке кулачком… Без всякого стеснения! Мне это только на пользу пойдет.

Давая Мефодию полную возможность пройтись по его физиономии, Тухломон, наклонившись, надул щеки и закрыл глазки.

– Лучше я мечом! – сказал Мефодий, не имея особенного желания хлестать его по липким щекам.

Тухломон поспешно открыл глаза. Заметив разрубленный стол Арея, он удивленно моргнул и с беспокойством уставился на футляр меча, который Мефодию доставили из Канцелярии.

«Ага, испугался! Понял, что это такое!» – восторжествовал Мефодий, но комиссионер уже поспешно семенил к Арею, сунув влажную ладошку в задний карман.

– У меня для вас трофейчик, шеф! Как выражение моей признательности за мудрое руководство и прочие высокие пороки! Вы мне истинно как отец родной, благодетель! Век мне эйдосов не видать, ежели хоть на грошик соврал! – Тухломон так расчувствовался, что даже всплакнул и громко высморкался в возникший вдруг у него в руках красный платок.

– Хорош лопотать! – сказал Арей.

Тухломон вытащил из-за спины руку.

– Вот. От чистого сердца. Вы наш орел, а это ваши крылышки-с!.. – сказал он.

Что-то блеснуло у него в руке. Мефодий увидел, что комиссионер держит в руках цепочку. На лице Арея появилось что-то хищное. Не принимая пока у Тухломона подарок, он пристально разглядывал ее.

– Полк златокрылых? – спросил Арей.

– Собственными ручками снял-с! Одолел в честном бою-с! Они просили-с пощады-с, но я был неумолим-с и свиреп-с! – похвастался Тухломон.

Арей с сомнением взглянул на него и принял крылья. Мефодий машинально заметил, что он, так же как Тухломон, держит крылья строго за цепочку, не прикасаясь к ним, как к чему-то чужеродному и опасному. «Странные они, эти стражи. И дархи чужие не берут, и крылья…» – подумал Мефодий. Сам он чувствовал, что может взять золотые крылья без опасений. Пока может, пока цел его эйдос и он совсем не превратился в стража мрака…

– Это сделала девчонка, не так ли? – произнес Арей. Это был даже не вопрос, а утверждение.

– Ну, в общем, да. Только снял-с их я-с! – с обидой сказал Тухломон.

– Сколько их было?

– Стражей света? Двое.

– Вторые крылышки, стало быть, заиграл? Для кого же? Не для нашего ли руководящего горбунка? – с презрением спросил Арей.

Подслушав эту лестную характеристику, горбун Лигул выглянул на мгновение из разбитого портрета, зыркнул внимательными злыми глазками и скрылся.

– Ах, шеф… У меня такое слабое здоровье. Ножки ноют, ручки отваливаются. Никто не любит бедного больного Тухломончика. Только бедный больной Тухломончик один всех любит! – оправдываясь, сказал Тухломон и снова попытался всплакнуть.

– Грыжу поправь, вывалилась! – посоветовал Мефодий.

Комиссионер раздумал плакать и поспешно схватился за живот.

– Ах, молодой человек! Не надо так шутить со старыми людьми! Старые люди во все верят и от всего плачут. А грыжа у меня выпадает порой-с. Один раз чуть не потерялась, – сказал он грустно.

Арей покосился на дверь приемной:

– Двое златокрылых против одной девчонки-стража… Недурно! Так недурно, что даже не верится. Я бы даже сказал, что все подстроено, если бы крылья не были настоящими. С трудом верится, что свет решил сделать нам такой подарок… Но ты все равно виноват, Тухломон. Ты показал девчонке-стражу нашу тайную резиденцию. Провел ее сюда!

– Она увязалась сама! Она меня вынудила… Может, отрубим ей голову? Чик – и нету. Нет головы – нет вопроса! – заныл Тухломон.

– У меня встречное предложение. Лучше мы отрежем тебе язык! – предложил Мефодий. Он никак не мог справиться со своей ненавистью к Тухломону.

– Фи, какая убогая фантазия! Смеюсь и плачу от банальности! Язык отрезать! Думаешь, ты первый догадался? – хихикнул комиссионер.

– И что?

– Да ничего… Новый отрос, еще ехиднее прежнего. И вообще, не хамите мне, юноша! Я от вас бледнею! – заявил Тухломон.

Он подпрыгнул на месте, а потом вдруг заговорщицким шепотом предложил:

– Хотите, я выйду, чтобы позвать девчонку, и кинжальчиком в бок – тырк? У меня есть отличный кинжальчик – просто конфетка, а не кинжальчик. Девчонка испытает сплошное удовольствие! А-а? Привести-то ее сюда я обещал, а вот увести… хе-хе… не было такой клятвы.

Взглянув на искреннее в своей подлости лицо Тухломона, Мефодий испытал слепой гнев, а потом вдруг осознал, что футляр распахнут, а меч Древнира у него в руках. При этом он точно знал, что не доставал его, а просто очень ясно представил, как это делает. Не этот ли прием использовал Арей, мгновенно материализуя в руке свой изогнутый клинок?

• Предыдущая
• 49/63
• Следующая