Мой отец — Лаврентий Берия - Берия Серго Лаврентьевич - Страница 73
- Предыдущая
- 73/113
- Следующая
Я уже говорил, что в СССР аресты не проводились по инициативе ЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ… Речь в данном случае лишь о крупных фигурах типа Туполева, Королева, Мясищева, ученых-ядерщиков и других. Жертвами репрессий они становились только по инициативе или с санкции Орготдела ЦК. По-другому не бывало. Мы говорили о массовых арестах военных. Тухачевский, Блюхер, Якир… Только с санкции этих людей, а главное, Ворошилова можно было арестовать того или иного военного. Многие из тех, кто становился соучастником преступлений против честных людей, впоследствии сами попали под каток репрессий.
Так было и с учеными. Возьмите любое «дело» тех лет. В каждом непременно найдете визу наркома, другого ответственного работника. Скажем, если ученый был из Наркомата авиационной промышленности, резолюцию накладывал нарком этой отрасли. Знаю, что единственным человеком, не завизировавшим своей подписью ни один подобный документ, был Серго Орджоникидзе, чего не могу сказать о многих из тех, кого мы сегодня считаем невинными жертвами. Как ни горько, но даже Сергей Миронович Киров, если уж быть до конца объективным, давал согласия на аресты того или иного деятеля. Этот человек никогда не был сторонником репрессий, но что было, то было…
Почему он так иногда поступал, разговор особый. А вот Орджоникидзе не оставил после себя ни одного такого документа. В архивах наверняка должны сохраниться другие документы, где он категорически возражает против арестов. Пусть эти специалисты не любят Советскую власть, говорил Серго Орджоникидзе, но если они работают на нее, страдать за свои взгляды не должны. Здесь они с отцом были единомышленники.
Никто не может опровергнуть такой факт: во время войны в тех отраслях, которыми руководил Берия, не было ни одного ареста, ни одного снятия с должности. Так было и в период, когда шла работа над бомбой. И совсем не потому, что не пытались это делать. Пытались. Но отец санкции не давал, требуя у органов реального обоснования обвинения. Другие поступали иначе. Когда с такими предложениями приходили к Ворошилову, тот подписывал тут же или сам садился писать… И не он, к сожалению, один.
— Дайте мне факты, что этот ученый действительно сотрудничает с разведкой, а не рассказывайте, что он английский шпион, — говорил отец.
Фактов, разумеется, не было, и человек, даже не догадываясь о том, что ему угрожало, продолжал спокойно работать. Отец никогда не допускал шельмования людей. Почитайте материалы Пленума ЦК, где его обвиняли в том, что он прикрывал политически не преданных людей. Такие обвинения звучали и раньше, но отец был последователен:
— То, что этот ученый считает, что мы сволочи, это его личное дело, но ведь работает он честно?
Эти принципы он исповедовал на протяжении всей жизни, как я рассказывал. И когда на том Пленуме ЦК говорили, что Берия всегда исходил не из партийной сущности человека, а исключительно из деловых качеств, это было правдой. А для партийной верхушки это и было как раз самым большим нарушением большевистских принципов…
Из выступления А. П. Завенягина, члена ЦК КПСС, заместителя министра среднего машиностроения на июльском (1953 г.) Пленуме ЦК КПСС:
«…товарищ Маленков говорил в своем докладе о практике Берия игнорировать Центральный Комитет и правительство в важнейших вопросах, в том числе в вопросе относительно использования атомной энергии. Товарищ Маленков сказал, что решение по испытанию водородной бомбы не было доложено правительству, не было доложено Центральному Комитету и принято Берия единолично. Я был свидетелем этой истории.
Мы подготовили проект решения правительства. Некоторое время он полежал у Берия, затем он взял его с собой почитать. У нас была мысль, что он хочет поговорить с товарищем Маленковым. Недели через две он приглашает нас и начинает смотреть документ. Доходит до конца. Подпись — Председатель Совета Министров Г. Маленков. Зачеркивает ее. Говорит — это не требуется. И ставит свою подпись.
Что такое, товарищи, водородная бомба? Это сейчас важнейший вопрос не только техники, не только вопрос работы бывшего первого главного управления (теперь нового Министерства среднего машиностроения), это вопрос мирового значения. В свое время американцы создали атомную бомбу, взорвали ее. Через некоторое время, при помощи наших ученых, нашей промышленности, под руководством нашего правительства мы ликвидировали эту монополию атомной бомбы США. Американцы увидели, что преимущества потеряны, и по распоряжению Трумэна начали работу по водородной бомбе. Наш народ и наша страна не лыком шиты, мы тоже взялись за это дело, и, насколько можем судить, мы думаем, что не отстали от американцев. Водородная бомба в десятки раз сильнее обычной атомной бомбы, и взрыв ее будет означать ликвидацию готовящейся второй монополии американцев, то есть будет важнейшим событием в мировой политике. И подлец Берия позволил себе такой вопрос решать помимо Центрального Комитета.
…Мне кажется, в оценке Берия, как работника, имеется преувеличение его некоторых положительных качеств. Всем известно, что он человек бесцеремонный, нажимистый, он не считался ни с кем и мог продвинуть дело. Это качество у него было… Без лести членам Президиума ЦК могу сказать: любой член Президиума ЦК гораздо быстрее и глубже может разобраться в любом вопросе, чем Берия.
Берия слыл организатором, а в действительности был отчаянным бюрократом. После смерти товарища Сталина Берия особенно заметно стал демагогически вести игру в экономию. Американцы строят новые большие заводы по производству взрывчатых атомных веществ. Тратят на это огромные средства. Когда мы ставили вопрос о новом строительстве, Берия нам говорил: «К черту, вы тратите много денег, укладывайтесь в пятилетку». Мы не могли с этим мириться, государство не может мириться. Берия же повторял нам: «К черту, укладывайтесь в утвержденные цифры».
Товарищи, с изъятием Берия из состава Президиума ЦК и руководства нашей партии… Центральный Комитет, Президиум ЦК поведут нашу партию и государство вперед, к новым успехам».
И повели…
В Комитет, занимающийся ядерными делами, входили… Маленков и Булганин. И отец, конечно. О чем тогда может идти речь? Кто от кого что скрыл? Абсурд. В день так называемого ареста моего отца мы как раз должны были докладывать с генералом Ванниковым, Курчатовым и еще целым рядом людей проект решения правительства по этому вопросу. Я сам участвовал в работе над этим документом. Там прямо говорилось: «Принять предложения Комитета… Поручить Комитету…» Речь шла о водородной бомбе. Мы сделали ее на год раньше американцев. В тот день и должны были решить, как и где взрывать.
Даже человек с такой властью, как отец, не мог втайне от ЦК, правительства принять эти решения. Министром обороны был Булганин, военные, естественно, подчинялись ему. А ведь именно они только и могли взорвать бомбу. Да и зачем отцу надо было кого-то обходить? Я сам видел на этом документе подписи членов Политбюро, но формально мы должны были получить еще и решение расширенного президиума Совета Министров. Это была узаконенная система. Так было еще при Сталине.
Правда лишь в том, что отец — об этом тоже шла речь на Пленуме ЦК — с сарказмом относился к партийным работникам и не допускал их к участию в ядерном проекте. И он действительно требовал экономии средств. И когда ему говорили, что Соединенные Штаты в сто раз больше вкладывают в вооружение, он отвечал, что и экономика у них более сильная. Пора соизмерять свои желания с возможностями страны. Дальнейшее напряжение равносильно самоубийству. Ведь это были тяжелейшие послевоенные годы…
Было время, когда его точно так же обвиняли в расточительстве. Отец курировал нефтяную промышленность. Созданное в те годы нефтяное оборудование превосходило американское. Кто сегодня помнит, что турбобуры создали не американцы, а мы. Теперь мы покупаем их у США… Тогда по настоянию моего отца впервые началось бурение шельфов. Это было еще до войны. Целые промыслы в Азербайджане заработали по его инициативе. Но — дорого. Его обвинили, что не экономит средства. Зачем, мол, в море лезть, на земле-то дешевле… Такая логика.
- Предыдущая
- 73/113
- Следующая
