Выбери любимый жанр

Утренний всадник, кн. 2: Чаша Судеб - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 11

Изменить размер шрифта:

Чародейка хрипела, рвалась в отчаянной борьбе за жизнь, ее худощавое тело дергалось в сильных руках Держимира, глаза выпучились, в них метался дикий смертельный ужас.

А Смеяна вдруг вывернулась из-под руки Баяна, оставив ему свой плащ, одним прыжком подскочила к Держимиру, вцепилась в его руку и попыталась оторвать ее от горла Звенилы. Князь яростно дернул плечом, стараясь ее стряхнуть, но она удержалась и вцепилась зубами в его запястье.

Держимир вскрикнул от боли и вспышки животного страха: острые зубы Смеяны прокусили вену, брызнула кровь, несколько ярко-алых пятен упало и загорелось на белом снегу.

Руки его разжались, полумертвая чародейка упала на снег. А Смеяна со звериной ловкостью отскочила в сторону и замерла. Она стояла по колено в снегу, убежать было трудно, но едва ли кто решился бы сейчас к ней подступиться. На ее губах и подбородке алела свежая кровь, в лице читалось что-то настолько дикое, такая буйная сила леса горела в ее желтых глазах, что кто-то из кметей не смог сдержать крик ужаса, словно перед ними появился оборотень или упырь. У Космата вспыхнула старая боль под давно зажившим шрамом, словно предупреждая: не приближайся!

Тяжело дыша, Держимир зажимал ладонью укушенную руку, кровь медленно просачивалась сквозь пальцы и падала на снег. Звенила хрипло стонала возле его ног. Смеяна ждала, потихоньку приходя в себя, загоняя рысь поглубже в душу, как в нору. Она не испытывала добрых чувств к чародейке, но не могла смотреть, как сильный мужчина душит женщину, – боги такого не позволяют, в чем бы ни была виновата эта лупоглазая «лебедь», знакомая по той летней ночи на огнище Ольховиков. Зато теперь Смеяна знала, что все рассказы про дурной нрав князя Держимира – чистая правда.

Через несколько долгих мгновений князь отвернулся от всех, обернулся к лесу, шагнул к толстому дубу и прислонился к нему, прижался лбом к промерзшей коре. Кмети перевели дух и стали переглядываться: вроде обошлось! Дозор помог Звениле подняться, кое-как поставил ее на ноги, но она не могла стоять и снова села прямо на снег. Чародейка дрожала, звон подвесок казался суетливым, испуганным, жалким.

– Уберите ее! – глухо сказал Держимир, не поворачиваясь. – Уберите. Больше никогда… Увижу – убью.

Все понимали, кого он имеет в виду. Его мутило от ненависти к этому звону, но не было сил продолжить начатое. Гнев утих, но осталась убежденность: больше он не сможет жить и дышать рядом со Звенилой. Ее ворожба выпила из него все силы, но не дала ничего взамен. Его сердце остановится, если чародейка еще хоть раз подойдет близко. Ненависть утомляет тяжелее любых трудов, и Держимир изнемог под этим бременем.

Ни Озвень, ни Байан-А-Тан никогда не видели князя таким – обессиленным и изнемогающим от ненависти. Умный Дозор раньше других понял, что это – всерьез и навсегда. Бережно, но решительно он взял Звенилу за плечо и подтолкнул к ее коню. Она вцепилась в его руку и уперлась ногами в снег. Ее взгляд, устремленный на сгорбленную спину Держимира, был совсем безумным.

– Ты не можешь! – выкрикнула она. – Ты не можешь! Я столько сделала для тебя! Столько лет…

Держимир зажал ладонями уши и ударился лбом о кору дерева. Дозор более решительно толкнул Звенилу к краю поляны. Даже спина и затылок князя выражали такое напряжение, что затянутое расставание могло свести его с ума.

– Я приворожила твою удачу! – взвизгнула Звенила, пытаясь обернуться к князю, но Дозор и еще пара кметей решительно тащили ее прочь. – Ты сам не знаешь ее! Злая судьба – зверь, ее надо кормить! Иначе она сожрет тебя самого! Она сожрет тебя! Только я могу тебе помочь! Только я могу кормить этого зверя!

Дозор переложил в ее седельные сумки кое-какие припасы из своих, кмети подняли чародейку на коня, а она все кричала, словно не могла остановиться:

– В каждом человеке сидит зверь и горит свет! Свет светлее, а зверь сильнее! Всегда победит зверь! Ты не хочешь его знать – но он знает тебя! От него не избавишься! Его не прогонишь! Он сожрет тебя! Сожрет!

Дозор, раздосадованный ее криками, сильно хлопнул коня по боку, и тот шарахнулся по натоптанной тропе в лес. Кто-то из кметей свистнул ему вслед, конь скакнул еще раз. Кмети засвистели, загремели мечами о щиты, словно прогоняли прочь нечисть, и железный звон заглушил последние крики чародейки.

Конь ее исчез за деревьями, затих ее пронзительный голос, но слова невидимо висели над заснеженной поляной. В душе каждого они оставили свой темный след. Она обращалась к Держимиру, но каждый с тревогой прислушивался к собственной душе, выискивая зверя. Страшного зверя, злобного, жадного, себялюбивого, – того, кто тянет дух человеческий в мрачный Нижний Мир. Не хотелось верить в то, что он окажется сильнее Сварожьих искр света, но каждый знал: что тяжелее, то и перетянет.

Наконец Держимир оторвался от ствола и повернулся к окружающим. Звенила исчезла, он старался забыть о ней, как будто ее никогда и не было. Она пропала с глаз, Держимир хотел верить, что никогда больше не увидит ее, и ему уже стало легче дышать, как будто он избавился от чего-то тяжелого и темного в собственной душе.

Взгляд его упал на нечаянную добычу – Смеяну.

Она стояла на том же месте, по колено в снегу, но ожесточение на ее лице сменилось волнением и любопытством. Наблюдая жгучую развязку многолетнего сосуществования Держимира и чародейки, она даже забыла о себе и своей нерешенной участи. Ее била дрожь, хотелось кричать, что это неправда, что свет в человеке не слабее зверя, особенно если сам человек не хочет быть этим жадным и прожорливым зверем. И она уже сомневалась, что правильно поступила, не дав Держимиру задушить Звенилу. Может быть, чародейка и впрямь была его злой судьбой, злым духом в образе женщины, если потакала его вражде и мстительности. И что она будет делать без него? Куда пойдет?

А как ему жить без нее? Она – его судьба, а разве судьбу можно прогнать? С чем тогда останешься?

Держимир встретил взгляд Смеяны, но у него уже не было сил ни на гнев, ни даже на удивление. Он чувствовал себя умершим и глядел на земной мир и на эту заснеженную поляну как бы с того света, из мира покоя и равнодушной тишины. Светлый Ирий* представлялся ему сейчас именно так – как покой и равнодушная тишина.

– Так это ты во всем виновата? – безучастно спросил он. – У людей судьба хоть и злая, да все же одна! А у меня две! Ох, Перуне-Громоверже, зачем я на свет таким уродился?

Князь глубоко вздохнул и свесил голову на грудь. Смеяне стало жаль его: он был настолько слаб и опустошен, что внушал не осуждение и не страх, а только жалость.

– Ты бы сел, брате. – К Держимиру подошел Байан-А-Тан, завел его руку к себе за шею и повел к бревну, оставшемуся здесь с прошлой стоянки.

Кмети поспешно скинули снег с толстого ствола, и Баян усадил старшего брата. Смеяна медленно и осторожно приблизилась и встала в трех шагах.

– А вот и неправда! – почти спокойно, с легким вызовом ответила она, чувствуя себя гораздо сильнее этого несчастного человека. – Не брани свою судьбу никогда. Ты ее не знаешь. Если сам решишь, что она злая, – получишь злую. А будешь добрую искать – найдешь.

– Чужая добрая – мне и есть злая, – вяло ответил Держимир, водя по лбу рукавом. – Вот как ты.

– Нет, брате! – возразил немного повеселевший Баян. – Судьба – как меч, в умелых руках врага зарубит, в неумелых – тебя самого. Кто удачу поймал, тот и владеет. А тебе не надо – мне отдай.

Он весело обнял Смеяну за плечи, веря, что уж теперь-то она от него не уйдет. Но Держимир поднял глаза, посмотрел поочередно на них обоих и мотнул головой.

– Не отдам, – устало сказал он. – Она мне слишком дорого досталась. Тебе, Черный, удачи и своей на три жизни хватит. Кто добыл, тот и владеет, говоришь? Пусть остается покуда, а там посмотрим.

* * *

Смеяна сидела в маленьком шалашике из елового лапника и смотрела наружу через узкую щель. Ей предложили шатер, предназначенный для княжны, но она отказалась – через плотные шкуры не много-то увидишь, а она не хотела чувствовать себя зайцем в мешке. Из шалаша она могла видеть не только поляну перед собой, но и лес по сторонам. Утомленные ночным бураном кмети спали на охапках лапника, двое дозорных сидели на бревнах лицом в разные стороны, еще двое стояли по сторонам, чуть глубже в лесу. До темноты осталось не так уж долго, а после заката дружина Держимира отправится дальше.