Нечаянный поцелуй - Беннет Сара - Страница 29

• Предыдущая
• 29/64
• Следующая

– Уже поздно? – справился Генрих, подавляя зевок. – Я задремал.

Возле двери возникло движение, и послышался шорох юбок.

– Так поздно, что я решила проверить, не случилось ли с вами что-либо, милорд. Меня проводил к вам Рейнард.

Это была Дженова. Она выступила вперед, похожая на ангела в своих бледно-желтых одеждах, со сложенными перед грудью ладонями. Но в ее зеленых глазах светилось выражение отнюдь не ангельское. Генри еще глубже погрузился в воду, желая скрыть реакцию на ее появление.

– Снова купаетесь, Генри? – поддразнила она его. – Вы должны мне позволить помочь вам помыться.

– Я уже отказал Агете.

– Но вы не откажете мне, милорд. В благородных домах принято, как вам известно, чтобы хозяйка помогала гостям принимать ванну. Не хотелось бы, чтобы вы считали меня необходительной.

Генрих перевел взгляд на Рейнарда. Раньше Дженова ничего подобного не вытворяла, и, хотя она вела себя безукоризненно, его слуга был не глуп. Он наверняка понял, что здесь что-то замышляется. Может, даже сразу догадался. Генрих надеялся, что Рейнард сообразит, как ему поступить.

Рейнард его не разочаровал.

– Я подожду в зале, милорд, – сказал он без эмоций. – Если вас будут искать, успею предупредить.

Дверь за ним закрылась.

– Генри?

Дженова положила ему на плечо прохладную руку. Он поднес ее пальцы к губам, наслаждаясь их запахом.

– Конечно, я не откажу тебе в желании помочь мне помыться. Буду счастлив.

Она улыбнулась и поцеловала его в щеку.

– М-м, от тебя пахнет фиалками.

– Агета дала мне мыло.

Глаза Дженовы заискрились смехом.

– Прости ее. Она без ума от Алфрика.

– В таком случае она весьма ограниченная женщина. Ты нужна Алфрику не сама по себе, Дженова, но только ради той выгоды, что можешь дать его отцу.

Он сказал правду, и, хотя Дженова снова ему улыбнулась, веселые искорки в ее глазах погасли.

– Ты так считаешь? Я полагаю, он такой же, как все мужчины. Если у женщины есть имущество или богатство, если у нее есть грудь и способность рожать детей, значит; она пригодна. Мужчин мало волнует, что думает или чувствует женщина, радуется; или печалится.

Генрих выпрямился. Вода вдруг показалась ему холодной. Впервые он заметил странное поведение Дженовы, когда в большом зале было упомянуто имя Мортреда, сразу после того, как Болдессар в гневе покинул замок. Тогда он подумал, что ее неловкость вызвана его вопросом об Алфрике, но сейчас…

– Ты это о Мортреде, Дженова?

Она пристально смотрела на Генриха, не в силах оторвать от него взгляд.

– Дженова, ты знала…

Он покачал головой, не зная, стоит ли причинять ей боль по прошествии столь продолжительного времени, если правда ей неизвестна. Мортред, кузен короля, был человеком, который пил до бесчувствия и посещал бордели, нимало не заботясь о жене и сыне, ждавших его в далеком Ганлингорне. Презирая его за это, Генрих тем не менее хранил его секреты, свято веря, что молчание убережет Дженову от ужасной правды. Он и сейчас оберегал ее.

– Знала ли я? – тихо рассмеялась Дженова, но в ее смехе прозвучала неприкрытая горечь. Он нахмурился, заскользив по ее лицу изучающим взглядом. Между бровей у Дженовы образовалась морщинка, губы вытянулись в тонкую линию, щеки покрылись жарким румянцем. – Да, я знала, Генри. Я недавно узнала, что мой муж был обманщик и изменник.

Господи! Выходит, она все же узнала правду о Мортреде. А он-то думал, что спас ее от боли. Он надеялся, что Дженова ни о чем не догадается, хотя бы потому, что Мортред вел разгульный образ жизни, находясь вдали от дома.

Ее глаза прищурились, а взгляд стал жестким и укоризненным.

– Ты знал, Генри, ведь так? Насчет Мортреда? И ничего мне не сказал!

– А что я мог сказать? Я не мог причинить тебе боль…

Дженова снова издала горький смешок.

– Причинить мне боль? Вряд ли кто-нибудь причинил мне больше боли, чем Мортред. Но я ничего не знала, пока он не умер, пока не выплакала все слезы, скорбя о нем, желая последовать за ним в могилу. Потом я ощутила себя дважды обманутой, словно он предал меня не только в любви, но и в смерти. Я скорбела о человеке, который меня дурачил. Который волочился за каждой юбкой, попадавшейся ему на глаза. Он даже развлекался здесь, в замке, с одной из моих фрейлин.

Она яростно смахнула со щеки слезу.

– Он изменял мне с одной из фрейлин! Она сама мне об этом сказала в прошлом году, перед отъездом из Ганлингорна. Не отказала себе в удовольствии поведать мне правду, смакуя подробности.

– Дженова, – только и мог произнести Генри.

– Зачем? – Воззвав к его молчанию, она осеклась, глубоко уязвленная и несчастная. – Зачем постоянно искать других женщин, когда я готова была отдать ему все, что имела? Как мог он поступить со мной так?

По ее щекам покатились слезы, но она как будто их больше не замечала.

Генрих пожалел, что Мортреда нет рядом, иначе не отказал бы себе в мрачном удовольствии разбить ему нос. Но Мортред был мертв и недосягаем, и думать следовало о Дженове.

– Дженова, он тебя не стоил.

Она оторопело покачала головой, в ее глазах сверкал гнев.

– Ты знал, Генри. Ты знал. Ты должен был мне сказать. Я никогда тебе не прощу, что ты скрыл это от меня.

– Милая…

– Нет, тебе нет оправдания. Лучше было ранить меня правдой, чем позволить оплакивать такого человека, Генри.

Сам того не желая, Генри заставил ее страдать.

– Прости, – вздохнул Генри.

Но Дженова слишком рассердилась, чтобы слушать.

– Надо было завести любовника при жизни Мортреда. Сделать ему так же больно, как сделал он мне. Но его уже нет в живых. Я думала, что, выйдя замуж за Алфрика, покажу им всем – всем тем, кто знал правду и сочувствовал мне, – что я больше не оплакиваю мужчину, который никогда меня не любил. Я хотела снова испытать чувства, Генри. Хотела отомстить, хотя было уже слишком поздно. А теперь у меня нет ни Мортреда, ни Алфрика, ничего у меня нет.

Генрих поднял голову и сел в ванне. В его глазах вспыхнули искры.

– Ты хотела завести любовника, Дженова? Хотела отомстить? Тогда мсти. Используй для этого меня. Здесь, сейчас, покажи ему, что он тебе безразличен.

Она захлопала ресницами, но не стала притворяться, будто не понимала намека.

– Здесь? – переспросила она и с опаской оглянулась на дверь.

– Здесь. Вода еще горячая.

– Но… сейчас?

– Рейнард стоит на карауле. Нам не помешают. Можешь делать что пожелаешь.

Задумавшись, Дженова прикусила губу, ее взгляд упал на его скрытое под водой тело.

– Отомсти Мортреду, – пробормотал он, – и прогони его из нашей жизни.

Их взгляды встретилась. Теперь ее глаза сияли, и разрумянившееся лицо казалось совсем юным, как у девочки, которую он знал уже много лет, – необузданной, способной, как и он, на всевозможные проделки. Генри любил ее за это. Конечно, признался себе Генрих, он любил ее тогда. Она была для него всем. Но жизнь увела его от нее прочь; они выросли вдали друг от друга, и Дженова вышла замуж за Мортреда…

Медленно, не отрывая от него глаз, Дженова начала раздеваться. Ее пальцы дрожали, и Генрих видел ее смущение, хотя она всеми силами старалась его преодолеть. Она сняла верхнее желтое платье и нижнюю одежду, обнажив тело, крепкое, гладкое, прекрасное. Когда он увидел ее полную грудь с малиновыми сосками, рот у него наполнился слюной, в то время как взгляд ласкал изысканную линию ее ног и тонкий изгиб талии, округлую плоть ягодиц и темный треугольник кудряшек внизу живота.

Он хотел ее всю без остатка, и это желание превосходило похоть и сладострастие, проникая в самую душу. Таких чувств он никогда не испытывал. Но это не была любовь. Генрих сомневался, что способен любить. Ибо любовь предполагала доверие. Генрих, брошенный матерью и скрывающий свое прошлое, не доверял женщинам. Он не хотел открывать свое сердце тому, кто мог его разбить; он слишком многое перенес, чтобы снова подвергать себя риску. А любовь – штука рискованная.

• Предыдущая
• 29/64
• Следующая