До конца своих дней - Бенедикт Барбара - Страница 10
- Предыдущая
- 10/91
- Следующая
«Если они нашего возраста, – чуть не сказала Гинни, – то они не такие уж молодые».
Но решила промолчать, бедная Мисси, видимо, обречена остаться старой девой, но у Гинни все еще есть Ланс.
– Да и то сказать, вряд ли им понравится наше общество, – нудела Мисси. – У нас стало так скучно, Гинни. Если мне еще раз придется приглашать к чаю девиц Бошамп, я сяду на папину кобылу и ускачу в горы. Чтобы привлечь приличных молодых людей, нам нужно придумать что-то поинтереснее чаепития. Помнишь, как твои родители устраивали турниры? Вот это было интересно! Не пойму, что случилось, почему вы перестали их устраивать? Случилась смерть мамы.
Но Гинни тут же выкинула эту мысль из головы. Она приехала на бал веселиться, а не думать о грустном.
– Надо придумать что-нибудь совсем новенькое, – весело сказала она, чтобы переменить разговор. – Может, устроить аукцион незамужних девиц, кто даст больше, тому и достанешься.
Мисси притворилась, что эта мысль ее ужаснула, но в глазах у нее загорелся огонек интереса.
– Но, Гинни, это же будет похоже на ярмарку рабов! Папа никогда не позволит мне до этого опуститься.
Судя по всему, если бы отец позволил, Мисси не возражала бы до этого опуститься. Хотя она вся сверкала драгоценностями и на ней было дорогое белое платье, нельзя сказать, чтобы женихи выстраивались в очередь за обожаемым чадом Джеймса Бенсона.
Тем не менее Гинни на секунду позавидовала Мисси и тут же одернула себя. Завидовать невзрачной Мисси? Конечно, отец ее боготворит, но что в этом толку? Денег у мистера Бенсона тьма, а жениха Мисси он все же купить не смог.
К облегчению Гинни, тут появился Ланс с пуншем, и Мисси перестала ныть и перенесла внимание на него. Тот пробормотал, что пригласил на следующий танец Эдиту-Энн, и сбежал. Это он сбежал от этой трещотки, утешала себя Гинни. Мисси от нее отвязалась, но Гинни вовсе не хотелось наблюдать, как Ланс танцует с ее кузиной. Не стоит вести себя как глупая, ревнивая девчонка, сказала она себе. Однако ей не хотелось и танцевать, и даже разговаривать. Она устала, ей было жарко, и кожа под корсетом жутко зудела.
Гинни старалась не думать про корсет, но терпеть зуд становилось невтерпеж. Раньше, когда она не стеснялась бросать вызов приличиям, она сунула бы руку под правую грудь и почесала бы свербящее место, но теперь она старалась помнить наставления матери. Настоящая леди, говорила та, должна уметь терпеть неудобства.
Нет, этот зуд сведет ее с ума! Можно, конечно, пойти в комнату, куда дамы удаляются, чтобы поправить прически и тому подобное, но там девицы опять, прикрывшись веерами, станут хихикать над ее платьем. Гинни посмотрела на открытые окна справа от себя. За окнами было темно, и там ей никто не помешает вволю чесаться. Она с независимым видом подошла к окну и выскользнула наружу.
Дул прохладный ветерок, и Гинни подняла волосы с шеи, чтобы освежиться. Она прошла к балюстраде и глубоко вдохнула, радуясь свежему воздуху после ароматной духоты танцевальной залы. Через кроны дубов проглядывала полная луна, из залы доносилась музыка и гул голосов, но Гинни казалось, что она совершенно одна. Оглянувшись через плечо, чтобы убедиться, что ее никому не видно, она сунула руку в разрез декольте.
– Может, нужна помощь? – раздался из темноты знакомый бас.
Гинни застыла. Конечно же, красивый незнакомец сумел застать ее в самой неприглядной позе.
– Что вы здесь делаете? – сердито спросила она, поспешно пряча руку за спину.
Он перемахнул через балюстраду и оказался рядом с ней.
– Дышу свежим воздухом.
«Черт подери, до чего же он хорош, когда улыбается!» – подумала Гинни.
– А мне показалось, что вы прятались в кустах. Его взгляд посуровел, и то же произошло с голосом.
– Ничего подобного. Если кто и прячется, пользуясь своим привилегированным положением, так это моя дичь. Лучше бы ему расплатиться со мной, все равно я дело так не оставлю. Так или иначе я получу с него то, что мне причитается.
Он говорил негромко, но в его голосе звучала холодная убежденность. Кто же это его бедная жертва? – подумала Гинни. Не позавидуешь человеку, за которым охотится этот тип.
Она легко могла представить в качестве дичи и себя. С дрожью, вызванной отнюдь не вечерней прохладой, она представила себе, как он хватает ее в объятия, с силой прижимает к себе и с улыбкой торжества наклоняется к ее губам.
С изумлением обнаружив, что эта мысль ей вовсе не противна, Гинни выкинула ее из головы.
Тем временем незнакомец вдруг шагнул к ней и спросил:
– А вы что тут делаете? С чего это вдруг гордая Гиневра вздумала прятаться в кустах?
– Я не пряталась. Вы отлично знаете, что я чесалась. Если бы вы были настоящим джентльменом, сэр, вы бы сделали вид, что ничего не заметили.
– Но вы ведь уже решили, что я не джентльмен. Со мной не стоит церемониться! Чешитесь себе на здоровье.
– Вы, кажется, надо мной насмехаетесь, сэр. Мы оба знаем, что леди так себя вести неприлично. От условностей никуда не денешься.
– Очень жаль. – Он впился в нее взглядом. – Поменьше думайте об условностях и, может быть, станете себе больше нравиться.
На какую-то минуту, словно загипнотизированная его взглядом, Гинни потеряла способность воспринимать его слова. Какие у него красивые глаза, думала она. Темные, глубокие, властные.
И тут до нее дошел смысл его слов, и она поняла, что этот пьянящий взгляд всего лишь маскирует очередное оскорбление.
– Я совершенно довольна собой, – отрезала она.
Более воспитанный человек извинился бы, но этот молчал. Пауза становилась невыносимой. Гинни мучительно старалась придумать колкость, которая поставила бы его на место, но от близости этого человека, от его высокой фигуры, от исходящего от него запаха табака и лошадей, от покоряющего звука его голоса мысли мешались у нее в голове.
– А все-таки скажите, – внезапно проговорил он, – с чего это вы вдруг вздумали подарить мне платок?
Вопрос застал Гинни врасплох, и она не сразу нашлась что ответить. Вряд ли стоит сказать ему правду, такому человеку не понравится, что он оказался предметом спора. Гинни в растерянности раскрыла веер кузины и стала им обмахиваться, пытаясь придумать объяснение, которое помогло бы ей вернуть платок. Она легко могла представить себе реакцию Ланса, если незнакомец станет размахивать у него перед носом ее платком, да еще хвастаться, где, как и от кого он его получил.
– Опять играете? – спросил «пират», не отводя глаз от ее лица. – Ваши слова о знаке благосклонности – это была просто уловка, чтобы вызвать ревность Бафорда?
– Не говорите вздор! – Гинни еще быстрее замахала веером. – Мне нет нужды прибегать к подобным уловкам.
– Нет? – Он опять вперил в нее взор. – Я наблюдал за вами обоими отсюда. По-моему, он обращает на вас слишком мало внимания. Я никогда бы не позволил своей даме сердца бродить одной в темноте.
Своей даме сердца... Эти слова радостно взволновали ее, но он тут же все испортил, добавив:
– Слишком уж вы склонны флиртовать с незнакомыми мужчинами.
Гинни покраснела.
– Вы хотите сказать, что, разговаривая с вами, я подвергаю себя опасности?
Он пристально смотрел на ее губы.
– Возможно. Кто знает, что может сделать проходимец.
Гинни дернула головой, нет, она ему не покажет, как она напугана и одновременно взволнована его словами.
– Лансу незачем стоять возле меня на страже, он знает, что я не дам себя в обиду.
– Так уж и не дадите?
Его взгляд опустился на глубокий вырез ее декольте.
– Может, вы и можете справиться с мальчиками и разряженными хлыщами, но что вы знаете о тайных желаниях настоящего мужчины?
Тайных желаниях. Все тело Гинни загорелось жарким пламенем. Рассудок говорил ей, что от этого человека надо бежать, и одновременно ей хотелось подставить ему губы для поцелуя.
– Настоящего мужчины, – повторила она, стараясь скрыть волнение. – Уж не себя ли вы считаете настоящим мужчиной?
- Предыдущая
- 10/91
- Следующая