Разоблаченная Изида. Том I - Блаватская Елена Петровна - Страница 3

• Предыдущая
• 3/212
• Следующая

Весь вопрос о феноменах покоится на правильном понимании старых философий. Куда же мы должны обратиться в своем недоумении, как не к древним мудрецам, если под предлогом суеверия современная наука отказывает нам в объяснении? Давайте спросим их, что они знают об истинной науке и религии; не будем касаться подробностей, но во всей широте понимания этих истин-близнецов, таких сильных в единении и таких слабых, когда разрознены. Кроме того, нам может быть выгодно сравнение этой хваленой современной науки с древним невежеством, усовершенствованной современной теологии с «Тайной доктриной» древней универсальной религии. Может быть, таким образом мы откроем нейтральную почву, откуда мы сможем извлекать пользу из обоих.

Только философия Платона, будучи тонко разработанным компендиумом[11] трудно понимаемых систем старой Индии, может предоставить нам эту нейтральную почву. Хотя прошло двадцать два века с четвертью со смерти Платона,[12] – великие умы мира все еще заняты изучением его писаний. Он был в самом полном смысле этого слова мировым истолкователем. И этот величайший философ дохристианской эры верно отражал в своих сочинениях духовность ведийских философов, живших тысячи лет до его самого, – верно отражал их метафизические выражения. Можно обнаружить, как Вьяса, Джаймини, Капила, Врихаспати, Сумати и многие другие, несмотря на разделяющие века, оставили свою неизгладимую печать на трудах Платона и его школы. Таким образом, обеспечен вывод, что Платону и древним мудрецам Индии одинаково была открыта одна и та же мудрость. И если эта мудрость могла пережить такой удар времени, – то какою же эта мудрость может быть, как не божественной и вечной?

Платон учил, что справедливость существует в душе ее обладателя и составляет его величайшее благо.

Все же комментаторы почти единодушно уклоняются от каждого абзаца, свидетельствующего, что его метафизика обоснована на прочном фундаменте, а не на идеальных концепциях.

Но Платон не мог принять философию, лишенную духовных устремлений; у него эти два всегда составляли одно. Ибо для старого греческого мудреца существовала только одна единая цель – реальное знание. Он считал, что только тот является настоящим философом или изучающим истину, кто обладает знанием о реально-существующем, в противоположность тому, что прибывает и убывает, что развивается и уничтожается попеременно.

Он не есть ни разум, ни истина, но «отец их». Хотя эта вечная сущность вещей не воспринимается нашими физическими чувствами, она постижима для умов тех, кто не является упрямым глупцом.

Порфирий неоплатонической школы свидетельствует, что философия Платона преподавалась и иллюстрировалась в мистериях. Многие в этом сомневались и отвергали это; и Лобек в своем «Аглаофомус» дошел даже до такой крайности, что изобразил священные оргии, как нечто немногим большее, чем пустое представление, чтобы увлечь воображение. И это, несмотря на то, что Афины и Греция в течение более чем двадцати веков посещали через каждые пять лет элевзинские мистерии, чтобы смотреть торжественное религиозное действо. Августин, папа-епископ Хиппона, дал разъяснение этим утверждениям. Он заявляет, что доктрины александрийских платонистов были оригинальные эзотерические доктрины. Он заявляет, что доктрины александрийских платонистов были подлинными эзотерическими доктринами первых последователей Платона и описывает Плотина, как воскресшего Платона. Он также приводит мотивы великого философа, заставившие его завуалировать внутренний смысл того, чему он учил.[13]

Что касается мифов, Платон заявляет в «Горгие» и «Федоне», что мифы суть сосуды-носители великих истин, весьма достойных, чтобы их искали. Но комментаторы так мало были en rapport[14] с великим философом, что были вынуждены сознаться, что они не знают, «где кончается доктрина и начинается миф». Платон обратил в бегство популярные суеверия по отношению к магии и демонам и преувеличенные теории того времени развил в разумные теории и метафизические концепции. Может быть, они не вполне соответствовали бы индуктивному методу рассуждения, установленному Аристотелем; тем не менее они в высшей степени удовлетворяют тех, кто постигает существование высшей способностью внутреннего зрения, интуицией, дающей критерий при утверждении истины.

Базируя все свои доктрины на присутствии Верховного Разума, Платон учил, что ноус, дух; или разумная душа человека, будучи «порожденной божественным Отцом», обладает естеством родственным или даже однородным с божеством и способна лицезреть вечные реальности. Эта способность созерцать действительность прямо и непосредственно принадлежит только Богу; устремление к этому знанию составляет то, что действительно подразумевается под словом философия – любовь к мудрости. Любовь к истине есть прирожденная любовь к добру; и доминируя над всеми другими желаниями души, очищая ее и приобщая ее к божественному и направляя каждое действие индивидуума, она поднимает человека до участия и общения с божественным и восстанавливает в нем подобие Божие.

«Этот полет, – говорит Платон в „Теэтете“, – состоит из становления подобным Богу, и усвоение этого выражается в том что человек становится справедливым и святым мудростью».

Основою этого усвоения всегда утверждается предсуществование духа или ноус. В аллегории колесницы и крылатых коней, данной в «Федре», он изображает психическую природу, как сложную и двойственную; тумос или эпитумическая часть, образованная из субстанций феноменального мира, и ?????????, тумоидес, сущность которого связана с миром вечным. Нынешняя земная жизнь есть падение и наказание. Душа обитает «в гробу, который мы называем телом», и в ее воплощенном состоянии до прохождения дисциплины образования поэтический или духовный элемент находится в «спящем состоянии». Жизнь таким образом скорее является сном, чем действительностью. Подобно пленникам в подземной пещере, описанным в «Республике», наши спины повернуты к свету, и мы воспринимаем только тени предметов и думаем, что это реальности. Не есть ли это идея Майи или иллюзии чувств в физической жизни, которая является характерной чертой в буддийской философии? Но эти тени, если мы не абсолютно отдалились во власть чувственной натуре, пробуждают в нас смутные воспоминания о том высшем мире, в котором мы когда-то обитали.

Задачею дисциплины философии является освобождение духа от пут чувств и поднятие ее в царство чистой мысли, к видению вечной истины, добра и красоты.

• Предыдущая
• 3/212
• Следующая