Доказательство человечности - Басов Николай Владленович - Страница 36

• Предыдущая
• 36/45
• Следующая

— Вот в чём дело… Нет, конечно. Семьсот лет они не горели. Принцесса зажгла их пять лет назад, когда искала убежище для Нуримана.

— Стоп, — сказал Лотар и тут же воткнулся носом в спину Рубоса, замершего как скала. — Я имел в виду, что теперь уже мне не всё стало понятно…

— А-а, я-то подумал, ты что-то услышал. Они пошли снова.

— Чего ты не понимаешь, господин мой?

— Ты что же, с самого начала знал, что главную опасность во дворце представляет принцесса?

— Конечно.

Несколько шагов они прошли в молчании.

— Так ты и про Нуримана всё время знал?

— Меня купили вместе с ним, как же я мог не знать про него?

— Так, значит, это ты готовил его для набегов на город? — пророкотал Рубос.

— Я раб, я поддерживал его жизнеспособность. Такие демоны на самом деле очень уязвимы. Лишившись надлежащего ухода, они обычно оставляют наш мир и уходят в свои измерения…

— Я не о том. На тебе есть частица вины за всех погибших.

— Не будешь же ты, господин, винить слугу на псарне за то, что его сворой король травит непослушных подданных? Выбор дичи — не моё дело. Я лишь держу псов и забочусь о том, чтобы они были к определённому времени в хорошей форме.

— Вообще-то, псы и такое исчадие ада — не одно и то же. Псы годны и на что-то хорошее. А это…

— Нет, господин. С помощью демонов, подобных Нуриману, Харисмус много веков назад за считанные месяцы очистил леса Северного континента и сделал их пригодными для людей.

— Но потом-то он, наверное, вернул их обратно, туда, где они постоянно жили? — спросил Рубос.

Сухмет не отвечал. Лотар почти физически почувствовал, что внимание старика теперь направлено на него.

— Ладно, с этим понятно, — сказал он. — Знаешь, Сухмет, у тебя очень непростое понятие о морали. Похоже, ты разделяешь предмет и его действие. Или даже злодея и его возможности.

Сухмет повернулся, поклонился и снова зашагал вперёд, как ни в чём не бывало. Он знал, что Лотар видит его.

— Иначе я не смог бы заниматься магией.

— Пожалуй, — согласился Лотар. — Вот тебя купили с Нуриманом вместе. Наверное, твой прежний господин был мало приятным типом?

— Я очень устал от него, — просто сказал старый раб.

— И всего-то?

— Это главное, что я могу про него сказать.

— Как его звали?

— Почему “звали”. Его зовут среди людей, как и всегда — Нахабом.

Теперь Лотар остановился одновременно с Рубосом. Они некоторое время даже не дышали, услышав это имя. Нахаб — этим существом пугали детей и проклинали на вечные времена. Его именем творились самые ужасные преступления, какие только могли вообразить себе люди. Это было имя соперника самого Демиурга, имя покровителя всей мировой боли, скорби и отчаяния. Он был всесилен и всесущ, почти как Бог. Он был самим дыханием мирового зла, поддерживающего в равновесии баланс мироздания.

— Так он существует? — одними губами прошептал Лотар.

— Существует. И даже, как мне показалось, когда-то был человеком.

— Почему же он стал таким? — спросил Рубос.

— Каким “таким”? — Но Рубос промолчал, лишь звякнул мечом по чешуйчатой броне на плече и тяжело, с трудом пошагал дальше. — Наверное, так было предначертано.

— Ты его видел? — спросил Лотар. — Какой он? Впрочем, не нужно…

Лотар разрывался между странным желанием узнать, кем и каким был Нахаб, и предчувствием, что, узнав слишком много, он подпустит его так близко, что им придётся столкнуться. Исход этого поединка у Лотара, например, не вызывал даже сомнения. Биться с богоравными Повелителями мирового зла он не мог, он не стал бы даже вытаскивать Гвинед из ножен. Драконий оборотень был бы обречён ещё до того, как сама мысль о таком поединке пришла бы ему в голову.

— Я его видел, — произнёс Сухмет, а потом замолчал. Прошло немало времени, пока Рубос вдруг не спросил:

— Итак, ты можешь взрывать остатки какой-то там зелёной земли в волшебных лампах. Но почему сначала они взорвались фонтаном искр, а потом таким горячим шлейфом и почти без искр?

— Магические лампы на самом деле подразумевают разные способы сгорания. Это дрова могут гореть только одним способом, да и то ещё можно экспериментировать, как сказал бы Илисар. Я использовал это качество, и, по-моему, удачно.

— По-моему, тоже, — серьёзно кивнул головой Рубос. — Но тогда я не понимаю, как ты взорвал скалы на выходе пещеры в ту яму. Там-то не было ничего горючего…

— Почему не было? — удивился Сухмет. — Помимо лепёшек я сунул в сумку пару этих ламп, предварительно погасив и остудив их. Они могут быть использованы гораздо разнообразней, чем ты себе представляешь.

Рубос вдруг очень оживился.

— А ещё такой лампы у тебя нет? Мы бы зажгли её и…

— Нет. Я взорвал обе, иначе пещера не обрушилась бы.

— Жаль.

Разговор иссяк окончательно. Они шли и шли, пригибались, проползали на коленях под очень низкими сводами, иногда стукались то плечами, то головой о камни, и тогда ругательство срывалось с их губ. Через несколько часов и ругаться сил у них уже не осталось, лишь стон подсказывал, что удар вызывал у них какие-то ощущения. А скоро, наверное, наступит время, когда и стонать будет слишком трудно, подумал Лотар.

Наверное, так и случилось бы, потому что даже Сухмет стал двигаться медленнее. Он постепенно усваивал тот урок, что излишняя живость, когда усталость берёт верх, приводит тут к лишним синякам и шишкам.

Они шли и шли, когда им стало казаться, что идти уже невозможно, что вокруг одна сплошная, непроницаемая, зло жалящая ударами твёрдая стена и темнота, стена и темнота, стена и… Лотар вдруг понял, что теряет ощущение верха и низа. Камни резко поднялись ему навстречу, и он упал всем телом на что-то острое и неколебимое, как Звёздная башня.

— Господин мой. — Он увидел над собой лицо Сухмета. Даже в глазах старого раба появилось страдальческое выражение.

Боль куда-то ушла. Словно её высосали тонкой трубочкой, как при операциях специальные рабы отсасывают лишнюю кровь, чтобы хирург мог спасти воина… Откуда он это знает, и почему воина, а не рожающую женщину, например? И почему он уверен, что боль его перетекает Сухмету? Зачем старику это, почему он так помогает ему? Ещё день назад они даже не знали друг друга…

Лотар успокоился. Он почувствовал, что напряжение, съедавшее у него последние силы, вдруг ушло. Он стал уверенным в себе, и уверенность эту теперь трудно было нарушить.

До него, как сквозь очень толстую стену, доносились голоса людей, отдававшиеся близким, сырым эхом. Он раздражённо подумал, что лучше бы им помолчать, они отвлекали его от чего-то очень важного. Вот опять голос, теперь уже другой, незнакомый какой-то…

— Это кризис, — говорил между тем Сухмет. — Или сейчас он откроет свои собственные тайники силы, или умрёт, как это ни странно.

— Тебя это, кажется, нисколько не тревожит? — Рубос весь горел острой и беспричинной враждой. Старик удивился.

— Очень тревожит. Он мой господин, как я могу не бояться за его жизнь?

— Тогда сделай что-нибудь!

— Я делаю всё, что в моих силах. — Сухмет провёл рукой по лбу, борясь с болью. — Помогаю ему так, что ещё чуть-чуть, и я умру раньше него.

Рубос крякнул, поднялся на подгибающиеся ноги и отошёл. Но усидеть в стороне долго не мог. Не прошло и пары минут, как он снова на ощупь нашёл Лотара, который дышал так часто и громко, что ошибиться было невозможно — его друг погибал.

Он умирал, как под водой погибает от удушья пловец, который не может вдохнуть живительного воздуха, как в острой магии погибает незащищённый или слишком доверчивый человек, как он сам без воды уже один раз погибал в пустыне. Он даже не ощущал, что умирает, только удивлялся, что остаётся спокойным, и радовался тому, что рядом Сухмет, который облегчил ему смертную муку, что не нужно никуда идти и что ему почти не хочется пить.

• Предыдущая
• 36/45
• Следующая