Доказательство человечности - Басов Николай Владленович - Страница 34
- Предыдущая
- 34/45
- Следующая
— Конечно, господин мой. — Зубы Сухмета засверкали в беззвучной улыбке даже в темноте. — И что бы там ни врали дворцовые летописцы, в памяти простых людей вы оба останетесь как спасители порядка и защитники жизни.
— Так в летописях будет написано? — изумился Рубос.
— Наоборот, — суховато ответил Лотар. — В летописях скорее всего, мы будем двумя головорезами, но это и не важно. — Он пошевелил рукой, которую прижимал к отбитому боку, чтобы его не очень зажимал чересчур острый и твёрдый камень. — Сколько времени я буду тут восстанавливаться?
Старый раб покрутил головой.
— Не знаю, здесь я ни в чём не уверен. — Он задумался. — Самое скверное, что ты не обучен производить энергию, а привык брать её почти готовой. Так что будет совсем неплохо, если ты тут научишься жить на своих силах. Это, знаешь ли, нелишнее умение.
— Не сейчас. Когда мы будем далеко от Ашмилоны, я, если ты считаешь, что это необходимо, научусь производить энергию без подпиток… в какой-нибудь другой пещере.
— Да и я бы хотел поскорее попасть туда, где светит солнышко, — добавил Рубос.
Сухмет вздохнул. Посидел, потёр руки, которые зашуршали в темноте, как шкурки двух змей, трущихся друг о друга.
— И всё-таки, боюсь, совсем без этого не обойтись. Я просто не в силах вырабатывать столько энергии, чтобы подпитывать вас обоих. А идти нам долго, и не везде будет так чисто и спокойно, как здесь.
Это повернуло вялые, ватные мысли Лотара к новой теме.
— Кстати, а выход отсюда можно найти? Сухмет пожал плечами.
— Выход из подземелья должен быть. Просто он лежит, вероятно, очень далеко, и его нелегко почувствовать.
— А ты сумеешь его определить?
— Я тоже устал, но, как только соберусь с силами, конечно, сделаю это, господин мой.
— А пища, а вода? — спросил Рубос. — И ещё тепло? Я так просто замерзаю. Вообще, сколько мы здесь пробудем?
Теперь и Лотар почувствовал, что свежий и чистый воздух, которым он до этого с удовольствием дышал, слишком холодноват.
— Еду и воду мы, может быть, сумеем добыть, если спустимся к подземному озеру. А греться придётся движением.
Лотар внезапно вспомнил, что дыра в полу дворцового перехода притягивала его так же, как в начале этой игры что-то вело в духан, где он встретил Рубоса, и так же, как ещё много раз что-то определяло его поступки.
— Скажи, Сухмет, в какой момент ты решил служить мне?
— Как только увидел, — без раздумья ответил старик.
— А до этого ты ни разу не пробовал повлиять на мои поступки или следить за нашими с Рубосом действиями?
Сухмет мотнул головой и твёрдо произнёс:
— Нет.
— А что заставило тебя перейти на другую сторону? — спросил Рубос.
— На это очень непросто ответить. Думаю, со временем ты и сам поймёшь, почему я выбрал себе этого господина.
— Но если ты не ответишь, — настаивал Рубос, — я не смогу тебе доверять.
— Думаю, ты уже доверяешь мне, и никакие объяснения не заставят доверять больше.
Рубос крякнул и отвернулся.
Неожиданно Лотар понял, что Сухмет прав, опять, уже в который раз. Они оказались здесь не просто потому, что это был единственный путь бегства от орды конадовских вояк. Ему ещё что-то предстояло. А это значит…
— Хорошо, Сухмет, ты победил. Гораздо важнее, чем что-то другое, научиться восстанавливать силы, чтобы в любой миг быть готовым к бою, — сказал Лотар. — Покажи, как это делается.
Сухмет проворно вскочил на ноги, как гуттаперчевый, склонился в замысловатом поклоне.
— Я знал, господин мой, что ты согласишься. А делается это так…
К вечеру того же дня Лотар и даже Рубос поняли, что подразумевал Сухмет, когда настаивал на умении вырабатывать энергию для себя. На самом деле это оказалось не очень сложно, когда этот трюк начинал хоть немного получаться. Но прежде чем возникло обманчивое впечатление, что это было всегда знакомо и просто непонятно, как они раньше до этого не додумались, пришлось немало потрудиться.
— Такова участь многих истин и истинных умений, — улыбнулся Сухмет. — Они кажутся естественными, как только человек постигнет их.
— Интересно, вся ваша магия такая же? — спросил Рубос. Его совершенно сразило, что он тоже способен усвоить этот приём.
— То, чему ты научился, не совсем магия, это элемент старинного боевого искусства, которое создано людьми и для людей.
— Если всё так просто, — спросил Лотар, — почему же не выработал знание этого мастерства? Сухмет осторожно провёл ладонью надо лбом Лотара.
— Ну, до полного освоения этой психопрактики, мой господин, тебе ещё далеко, какой бы простой она тебе сейчас ни казалась. А по существу… Во-первых, в этом не было необходимости, ты пользовался энергией, которую забирал у других. Возможно, это каким-то образом определено твоей драконьей природой. — Старик поднял обе руки, упреждая ответ Лотара, но всё-таки опоздал.
— Я человек. Я доказал это тем, что бился…
— Доказательство, о котором ты говоришь и которое кажется тебе уже достигнутым, вообще невозможно. Вернее, невозможно окончательное доказательство, тебе каждый раз придётся обновлять его, словно ты делаешь это впервые, господин мой. — Он помолчал. — Но я не о том. Я о драконьем характере всего, что есть человек, и о весьма человеческом качестве, которое есть в драконе — его неспособности жить без огромного числа других существ, поддерживающих его жизнь.
— Ты говоришь о всеядности? — спросил Рубос.
— Мир несколько сложнее, чем передача химических элементов тела.
Лотар стал что-то понимать.
— Поэтому дракона можно создать из человека?
— Да, это качество — венчать пирамиду многих, почти всех живых существ, потребляющих и пользующихся силой друг друга, — делает человека едва ли не единственным материалом для создания дракона — верховного творения разрушающей части природы.
Рубос вдруг совершенно по-детски всплеснул руками.
— Но ведь Гханаши напортачил, Лотар не стал драконом. Колдун что-то сделал неправильно, иначе не погиб бы!
— Мне тоже кажется, что он ошибся, господин. Он не учёл очень многого, что разнит человека и дракона. — Сухмет пожевал губами, подумал. — Вероятно, он слишком долго работал с очень грубым материалом и забыл, что благородные качества человеческой души должны быть стёрты прежде, чем он начнёт подчинять её для колдовских эволюции. Он поторопился или обманул себя мнимым всесилием… Такое случается и с более могучими магами, чем жалкий мальчишка Гханаши.
— Ты считаешь его мальчишкой? — удивлённо переспросил Лотар. — Какова же тогда твоя сила?
— Жалким мальчишкой, мой господин, — поправил его Сухмет. — Я имею на это право, потому что прекрасно помню, каким он был, когда только появился при восточном диване… Впрочем, он уже тогда был более необуздан, чем силён, более груб, чем решителен, и, конечно, более самолюбив, чем трудоспособен.
— Ты не ответил на мой второй вопрос.
— Я не считаю себя сильным, мой господин. Поэтому, надеюсь, сила моя растёт. Помолчали.
— А всё-таки, что конкретно не учёл Гханаши, когда пытался обратить меня в зверя?
Сухмет так странно блеснул глазами, что даже Рубос вздрогнул. Он смотрел на Лотара, и от его взгляда хотелось закрыться, как от слишком близкого и жаркого огня.
— Мне кажется, он не воспринял чистое, почти совершенное качество твоей кармы. У тебя, мой господин, была душа праведника, возможно даже, Учителя. — Сухмет молитвенно сложил руки. — Конечно, не Гханаши было сломить труд твоих прошлых инкарнаций.
Лотар вслушался в тишину подземелья. Сердце его тоскливо сжалось.
— Ты сказал — была?
— Да. — Сухмет вздохнул. — Теперь, конечно, всё иначе.
Лотар вспомнил Периака Среброусого, его предупреждение.
— Значит, действительно есть что-то, что хуже смерти? — Сухмет не отвечал. — Он сделал это для того, чтобы я служил ему. Он разрушил то, что было моим, не спрашивая, не обратив внимания даже на судьбу.
Гнев, только гнев теперь вызывала у Лотара мысль о том, что он был отброшен назад на многие перерождения и теперь должен снова начинать восхождение, побывав так близко к вершине. И хотя голос его звучал спокойно, он понял, что теперь не будет ему ни в сердце, ни в мыслях спокойствия, если он не станет биться с тем злом, которое так просто испортило ему всё, что он собирал многими и многими своими стараниями.
- Предыдущая
- 34/45
- Следующая
