Поцелуй с дальним прицелом - Арсеньева Елена - Страница 51

• Предыдущая
• 51/79
• Следующая

Однако тот не противился: легко выскользнул из пиджака, оставив его в руках Жильбера, и обезоруживающе улыбнулся вице-мэру:

– Куда ты меня тащишь? Нет, я хочу остаться. Давненько я не видел рядом двух таких прелестных дам! – Черные лукавые глаза обшарили с ног до головы вышеупомянутых прелестниц, и Алёна, глядя на вспыхнувшие щеки своей молодой подруги, с грустью признала, что и сама покраснела, словно девочка. Нет, ну точно, точно Игорь, который одним взглядом мог вогнать в краску кого угодно! – И ты хочешь, чтобы я пошел болтать с тобой о таких скучнейших вещах, как уборка пшеницы или надвигающийся каникюль? Ну уж нет. Представь меня, пожалуйста, – потребовал незнакомец, называя Жильбера на «ты», словно они были коротко знакомы.

У бывшего корсиканского террориста сделалось такое выражение лица, словно он готов или сквозь землю провалиться, или, что вернее, запихать в бездны преисподней этого развязного субъекта. Однако делать было нечего: дальнейшее молчание выглядело уже неприлично, а потому он скрипучим голосом изрек:

– Прошу прощения, медам. Это мой кузен… вернее, кузен моей жены Жаклин. Его зовут… Фримус.

Кузен с веселым выражением вскинул брови, а Марина захихикала:

– Как?! Фримус?! – и, повернувшись к Алёне, которая не способна оценить была юмор ситуации по причине недостаточного знания языка, пояснила: – Frimousse – это значит «мордашка», «рожица».

– Забавное прозвище, – пробормотала Алёна, ожидая, что кузен сейчас назовет свое нормальное имя, однако тот продолжал усмехаться:

– Ну, Фримус так Фримус. Видите ли, медам, судя по рассказам моей покойной матушки, я был ужасно толстощеким младенцем, и все первым делом обращали внимание на эти щеки, на эту мордашку – frimousse. Я и в школе слыл толстячком и увальнем, только к старшим классам похудел и начал нравиться девушкам. Однако прозвище осталось – для самых близких друзей и родственников, прежде всего для Жаклин и Жильбера. Однако буду ли я удостоен чести узнать ваши имена, медам? – произнес он с полупоклоном, и Жильбер с видимым облегчением принялся представлять ему обеих дам.

Вице-мэр оказался хорошо осведомлен обо всех, кто даже ненадолго приезжал в его деревушку. Он сообщил не только имена гостий, но и сокращенные истории жизни Марины в Париже, а Алёны – в России, назвал ее знаменитой русской писательницей и поведал кузену, что обе дамы живут в доме Брюнов – тех самых, у которых предок был героем Первой мировой войны, в честь возвращения коего родственники и покрасили дом в этот ужасный голубой цвет, а дочь замужем за русским миллионером Понизовски, а также содержит преуспевающее брачное агентство, причем специализируется на браках русских красавиц с французскими миллионерами.

– А, понимаю! – кивнул Фримус. – Я, кажется, вижу перед собой очередную клиентку мадам Понизовски?

При этом он посмотрел на Алёну. Как взгляд, так и вопрос показались ей наглыми и бесцеремонными.

Неужели по ней видно, что она не замужем, и не просто не замужем, но ужасно одинока – не столько физически, а душевно? Даже если это и так, никому об этом знать не дозволено!

– Ну так вы ошиблись, – холодно сказала Алёна, за неделю поднаторевшая во французском изрядно. – Я даже не знакома с Николь. Кроме того, я уже была замужем, и даже не один раз… – Нет, ну правда, два раза – это ведь не один? – И не имею никакого желания повторять опыты, снова приспосабливаться к какому-то мужчине, подчиняться ему… ломать себя из-за него. – С трудом подобрала она французские слова.

Марина и Жильбер уставились на нее как на еретичку, а Фримус – с веселым недоумением.

– Сильно сказано, – пробормотал он. – Впрочем, я тоже ни разу в жизни так и не решился сломать себя из-за какой-то женщины, поэтому отчасти с вами согласен. А вы здесь надолго?

– Через два дня уезжаем, – сообщила Марина. – У мужа кончается первая неделя отпуска, ему на работу надо. Да и Алёне пора возвращаться.

– Жалко, – неожиданно для себя призналась Алёна. – Смешнее всего, что я не хотела ехать сюда, в Мулен, просто так сошлись обстоятельства, что была вынуждена, а теперь не хочу уезжать. Здесь чудесно! Я по утрам бегаю – ну удивительная красота. И столько непуганого зверья! Кролики, косули… я даже оленя видела! А сегодня – змею.

– Здесь вообще много змей, – сказал Жильбер. – Так что будьте осторожны, когда заходите в заросли.

– Нет, я ее на дороге видела.

– А вы в каком направлении бегаете? – спросил Фримус. – Здесь ведь много дорог.

– Да куда указатель с утра подскажет, туда и бегу. Во Фресне была, в Анно, в Арджентое, до Нуайера добегбла. Завтра попробую дорогу на Тоннер.

– Mon Dieu! – искренне ужаснулся Жильбер. – Да ведь это семнадцать километров только в одну сторону! К тому же там такие спуски и подъемы!

– Нет, конечно, все семнадцать километров я не осилю, – призналась Алёна. – Ну, пробегу, сколько смогу за час, а потом обратно поверну.

– В этом смысле велосипед, конечно, удобнее, – сказал Фримус. – Я гоняю каждое утро, привез сюда свой любимый «Хронос», но, к сожалению, наши маршруты не совпадали. Так, говорите, завтра ваш путь ляжет на Тоннер? Ну что ж, если встретимся в пути и вы устанете, то подвезу…

– У вас «Хронос»? – послышался веселый юношеский голос, и Алёна увидела того самого мальчишку в джинсах, который успешно соблазнял ангелоподобную красотку.

Красотка тоже была здесь – что характерно, вблизи ее фарфоровая прелесть казалась еще более совершенной и обворожительной. Тут же топтался угрюмый рыжий в своих безумных бермудах.

– У меня тоже «Хронос»! – сообщил юный победитель жизни. – Классная машина, да?

– Я бы сказал, «Хронос» для велосипедиста то же, что «Харлей Дэвидсон» для мотоциклиста, – серьезно ответил Фримус, обмахиваясь шляпой. – Такое же ощущение полета, легкость управления…

Очаровашка радостно кивал, видимо польщенный, что взрослый мужчина ведет с ним такой обстоятельный разговор на равных, а не отправляет, к примеру, поиграть в песочек.

– У Доминика «Шербур», – сообщила фарфоровая соблазнительница медовым голоском, и рыжий стал весь красный.

Ага, значит, его зовут Доминик. И, судя по реакции, «Шербур» – не слишком-то престижный велу.[22]

– Ну, это полный отстой, – пренебрежительно махнул рукой очаровашка. – На нем только по ровной дороге ездить, а чуть спуск покруче, у него тормоза летят. Ходить с разбитыми коленками или расквашенным носом – нет, это не для меня.

И он задрал свой точеный нос, которым явственно гордился.

Ну что ж, гордиться-таки было чем!

– Да, «Шербур» марка известная, но несколько… консервативная, скажем так, – согласился Фримус. – Когда я был еще молод и проживал в здешних благословенных местах, у меня тоже был «Шербур». Но я с ним распростился при первой же возможности. И скорость не та, и выносливость, и дизайн… Завел себе для начала «Эгльон» – и этим немедленно завоевал сердце первой красавицы нашей школы. Кстати, я учился в той же средней школе в Нуайере, в какой, наверное, учитесь вы, – добавил он.

– В средней школе в Нуайере учится только Доминик, – с видом невероятного превосходства сообщил красавчик, окончательно уничтожая рыжего аборигена. – Женевьева из Дижона, а я так вообще из Парижа.

– А вы откуда, мсье? – промурлыкала восхитительная юная Женевьева и обратила на Фримуса убийственный взор своих лазоревых глазенок. Все это время она бросала оценивающие взгляды в сторону Алёны, разглядывая ее платье, ее серьги в виде позолоченных раковин (сногсшибательные, невероятные серьги, им немедленно начинали завидовать все женщины, которые их видели!), ее босоножки, ноги, исподтишка заглядывая в упомянутое декольте, словно пыталась узреть марку бюстгальтера (если кому интересно, это была «Fellina»), а теперь, насмотревшись, решила, что пора уничтожить соперницу (эта крошка явно была из тех, кто видит соперницу в каждой женщине), мимоходом разбив еще одно сердце – ее обаятельного собеседника.

• Предыдущая
• 51/79
• Следующая