Отражение в мутной воде - Арсеньева Елена - Страница 11
- Предыдущая
- 11/77
- Следующая
А Виталий между тем неторопливо снял хрустящую обертку с яркой конфетной коробки, открыл ее, полюбовался нарядными шоколадками, завернутыми, лежащими в хорошеньких гнездышках, выбрал одну, развернул фольгу, положил в рот, со вкусом облизнув губы…
Тина даже задрожала от злости!
– А скажите… – начала с улыбкой, подчеркнуто миролюбивым тоном, – вы когда, собственно, задумали улечься со мной в постель? Еще до того, как сюда пришли, или это мой халатик вас так вдруг возбудил?
Виталий взглянул настороженно, однако ответил с бесшабашной ухмылкой:
– Да как вам сказать… Вообще-то коньяк был куплен чисто в медицинских целях, если вы это имеете в виду. Я же понимал, каким ударом для вас станет известие о Валькиных похождениях, ну и подумал: посидим, поговорим, расслабимся… Халатик, конечно, тоже сыграл свою роль. И шум воды, когда вы были в душе. Сознаюсь: с трудом удержался, чтобы не ворваться в ванную. Вы любите заниматься любовью в ванне? Я – обожаю. Это особое наслаждение!
Глаза его блеснули.
Тина опешила. Однако же быстро он сгруппировался для нового броска! Ну уж нет!
– В медицинских целях, говорите? Ну-ну, – кивнула она. – Как говорится, одно лекарство лечит, другое калечит? У вас что, несварение желудка от коньяка, что вы его не глотаете, а втихаря выпускаете в стакан с пепси-колой?
Виталий замер, потом ошалело оглянулся на предательский стакан, из которого он так старательно «запивал» каждую рюмку. Да… по-прежнему полон!
Посмотрел на Тину – и тотчас отвел глаза.
– Ну, я… – пробормотал, пытаясь вернуть на лицо эту разудалую усмешечку, – если честно… коньяк оказался слишком крепкий, я просто боялся оплошать… ну, вы понимаете?
– Что?! – так и ахнула она. – То есть вы меня просто-напросто решили вульгарно подпоить, чтобы трахнуть без проблем, да? Рассчитывали, что я буду в таком шоке из-за Валькиных измен, что быстренько начну залечивать раны с помощью вашего… клина?
Она нарочно говорила так грубо. Она хотела, чтобы он ушел, ушел немедленно! Сил больше не было видеть эту наглую рыжую морду!
– Любопытно, в каком секторе ада вы встретитесь в свое время с Валечкой? – пробормотала Тина. – Не там ли, где над входом будет написано: «Все мужики – кобели»?
Ну, слава богу, достала-таки!
Виталий вскочил.
– Не стоит перенапрягаться, Тина, – пробормотал с плохо скрываемой злостью. – Все понятно, я ухожу.
– Коньячок прихватите, – ядовито посоветовала Тина. – И конфетки заодно.
– А что, на шоколад у вас тоже аллергия?
– На ликер – они ведь с ликером, не так ли?
– С ликером, с ликером. Хорошо, заберу. А как насчет гвоздик? На них тоже аллергия?
– Неужели!
– Ладно, и гвоздики заберу. – Виталий выхватил из вазы букет, залив пол каплями. – А вы сосуд не забудьте помыть. Чтобы уничтожить все следы моего пребывания. А то, не дай бог, от моего запаха у вас сыпь начнется.
– Помою, помою, – прошипела Тина. – Не волнуйтесь, я никогда не оставляю немытую посуду на ночь.
– Да, Валька мне жаловался, какая вы зануда-аккуратистка! – криво усмехнулся Виталий. – Посуду на ночь моете, пол, все у вас по ранжиру. Вам бы в армии служить, фельдфебельшей!
Тина растерянно моргнула. Они пикировались, как дети! Вот глупость…
– Ох, – сказал вдруг Виталий почти с ужасом. – Ох, кошмар… Тина, простите, я дурак из дураков. Простите, ради бога!
– Да ладно, – неловко усмехнулась она. – Бывает. Я тоже хороша… Вы тоже извините.
– Тина, можно я останусь? – попросил жалобным мальчишеским голосом.
– Ой, нет! У меня просто на это нет сил! – простонала она, торопливо отпирая дверь. – Идите, ради бога, идите! Я уже не сержусь, честное слово, но сейчас вы лучше уйдите. Потом созвонимся, ладно?
– Созвонимся! – обрадовался Виталий. – Запомните номер моего сотового: 199-43-26. Позвоните мне завтра же, я буду ждать. Запомнили? А цветы вы все-таки возьмите, что же я с ними как дурак…
– Да-да, – пробормотала Тина, небрежно сунув под мышку букет и с облегчением припадая к захлопнувшейся двери. – Запомнила, а как же!
Номер был простой: 199 – это знак нынешнего столетия, а 43 и 26 – номера ее дома и квартиры. Другое дело, позвонит ли она когда-нибудь по этому телефону…
Однако даже думать сейчас нет сил. Завтра. Все завтра!
Тина протащилась на кухню, сунула как попало в воду сломанные стебли гвоздик, с отвращением посмотрела на неубранную посуду.
Нет. Может быть, конечно, она и зануда, но мыть сейчас посуду – это уж извините!
Завтра! И гори оно все огнем!
Ей снились гиацинты, будто Валентин поставил их у изголовья. Посмотрел на Тину, улыбнулся – и ушел куда-то, а цветы остались. Дивная красота и дивный аромат! Только давит на сердце какая-то тяжесть. Причем Тина даже во сне понимала, откуда этот сон взялся: недавно она делала для газеты подборку интересных случаев, связанных со всякими цветами. Среди них была история об убийстве, совершенном изысканно и нестандартно: молодой человек накануне свадьбы подарил невесте гиацинты в таком количестве, что девушка заснула среди их сладкого аромата – и не проснулась, на что, собственно, и рассчитывал коварный жених, мечтавший повести под венец другую.
Тина проснулась и какое-то время лежала, глядя в темноту и не соображая, где она и что с ней происходит, пока не вспомнила недавний вечер… и гвоздики. Так вот оно как смешалось в голове: попытки Виталия подпоить ее, и белые гвоздики, стебли которых ломались в руках, пока она несла их на кухню, и коварство Валентина, у которого, оказывается, была другая…
«Наверное, я и правда зануда, – грустно подумала Тина. – Вечно мне надо все разъяснить да по полочкам разложить. А сон был красивый…»
Она зажгла подсветку будильника. Только два часа. Какое счастье – еще можно спать да спать! Завтра выходной. Подарок судьбы!
В горле пересохло. Тина прошла на кухню и напилась из-под крана, с неприязнью взглянув на немытую посуду.
Света она не зажигала, однако все прекрасно видела вокруг, и вовсе не потому, что обладала способностями к никталопии, подобно известному Жаку Паганелю. Просто-напросто под самыми ее окнами стоял фонарь, заливавший двор бледным бессонным светом. От него не спасали никакие, даже самые плотные шторы, тем более те легкие портьеры, которые висели на окнах у Тины. Сначала она вообще спать не могла по ночам, а потом так привыкла к этому свету, что, когда фонарь не горел, начинала чувствовать необъяснимую тревогу.
И стоило ей подумать о фонаре, как свет погас. Тина обняла подушку, тихо засмеявшись: «Хорошо еще, что я уже добралась до кровати, а то запуталась бы в собственной квартире!»
И тут она заметила, как шевельнулась занавеска.
Нет, не заметила – скорее почувствовала это движение легкого светлого шелка. И тут же поняла, что это ей не чудится: в форточку осторожно пыталась просунуться чья-то рука.
Тина пока не очень-то испугалась: на всех трех окнах стояли решетки, все-таки первый этаж. Даже кошке не проскользнуть. К тому же прецедент уже имел место года полтора назад: подросток из третьего подъезда заболел манией заглядывать по ночам в окна к одиноким соседкам. Когда его изловили на месте преступления, семья быстренько поменяла квартиру. Может быть, в доме завелся еще один маньяк? Надо все-таки шумнуть на незваного гостя!
Вместо этого она, неожиданно для самой себя, соскользнула на пол и замерла, чуть высунувшись из-за кровати.
В этот миг шторка резко дернулась – и на подушку, где только что покоилась Тинина голова, упал какой-то плоский предмет. И тотчас что-то негромко стукнуло за окном: словно человек, стоявший снаружи на подоконнике, соскочил вниз.
Тина, опять-таки более удивленная, чем испуганная, приподнялась и попыталась разглядеть, что ей подбросили. Глаза уже немного привыкли к темноте, вдобавок предмет на фоне белой наволочки выделялся довольно отчетливо. Больше всего он напоминал круглую коробочку от обувного крема, какими Тина когда-то играла в «классики», только от него исходил сладковатый, приторный запах, в котором было что-то влажное, как бы болотное.
- Предыдущая
- 11/77
- Следующая
